какой роженицы вы…
П о в и т у х а. Ни за что не скажу!
Ф и ш л. В таком случае, я сожалею… Адрес той женщины — это условие майора.
Т о м к о (сердито). Говорите же, Бабьякова!
Повитуха молчит. Она совершенно убита.
Ф и ш л (с подозрением). Что вы, собственно говоря, скрываете…
П о в и т у х а (испуганно). Нет, нет!.. Я была у нее, это правда! (Она в панике.) И я… я ей помогала… только не родить, а наоборот… чтобы она не родила!
Ф и ш л (удивленно). Чтобы не родила?
П о в и т у х а. Ну да. (В отчаянии.) Я не хочу, чтобы вы думали, будто я скрываю бог знает что. Что я этого солдата… Сохрани боже! Я только… устранила… Это ведь ничто… никому не нужное, четырехнедельное ничто…
Ф и ш л. Ничто?.. (Грозно.) Уничтожение плода, по-вашему, это ничто? Это же подсудное дело, пани моя! Это строго запрещено!
Т о м к о (горько). Ради бога, как вы могли…
П о в и т у х а (в слезах). Только из христианской любви, пан учитель… от доброты сердца! (Плача и стараясь как-то выгородить себя, выкладывает все до малейших подробностей.) Вы небось знаете уродку Штефку? Эту рябую старую деву… Одни прыщи да бородавки… Так вот один вдовец железнодорожник позарился на ее домик! А она за месяц до свадьбы возьми да и сойдись с каким-то циркачом… даже имени его не знает… (Умоляюще глядя на Фишла.) Ее мать все глаза выплакала… умоляла меня помочь… Что мне оставалось делать, пан Фишл? Ведь это тоже… медицинская помощь… Помощь одной несчастной дуре.
Ф и ш л (с каменным лицом). К та-ко-му виду помощи пан майор относится абсолютно отрицательно.
П о в и т у х а. Абсолютно?.. (Убито.) Это значит… что мне придется остаться здесь?
Б р о д я г а (Бабьяковой). Вы нанесли ущерб интересам империи. Империи необходимо, чтобы мы размножались… чтобы у великой империи было побольше дешевых слуг…
Ш у с т е к. Хватит болтать… Пан майор не будет защищать преступные деяния. За аборты наказывают всюду. (Бабьяковой.) А вы замолчите, довольно… Вы здесь не одна! (Фишлу.) Пан Фишл, я повторяю, моему округу угрожает…
Ф и ш л (прерывает). Майор пошлет туда военного ветеринара, и тот сделает все необходимые прививки, объявит карантин. Больной скот ликвидируют, зароют в ямы с негашеной известью.
Ш у с т е к. Ну извольте… извольте! (Зло.) Но я не несу никакой ответственности за дальнейшее распространение эпидемии!
Ф и ш л (ободряюще). Поймите меня, пан доктор, я не могу сообщить вам ничего другого… (Достает из кармана пачку сигарет.) Пока я могу предложить вам только это… видите, я не забыл.
Ш у с т е к. Что?.. Сигареты! (В ярости разрывает пачку, мнет и разбрасывает сигареты.) Для чего мне ваши сигареты? Вы же хотите меня повесить! А раз так — мне уже ничего не нужно! Считайте, что я некурящий! (Обхватив голову руками, падает в кресло.)
Воцаряется тишина.
У г р и к (любезно). А вы звонили… пану Северини? Что он сказал?
Ф и ш л (уклончиво). У него сейчас… много других забот, поважнее, чем…
У г р и к. Чем что?..
Ф и ш л (колеблется). …чем судьба какого-то парикмахера.
У г р и к. Какого-то?.. (Застыл в оцепенении.) Значит, ему наплевать на меня… Так?
Ф и ш л (сдержанно). Это вы сказали, а не я…
У г р и к (некоторое время молчит, потом тихо, удивленно бормочет). А кто же… кто же его завтра побреет? Его лицо… его нежную кожу… могут привести в порядок только мои руки! Ведь мы всегда понимали друг друга… (Внезапно его охватывает ярость.) Ах старая свинья! Десять лет я бьюсь над его потной плешью, над его жирной мордой… Десять лет выстригаю ему волоски в носу! Фу! Таких щеток нет даже у кабанов! Ух, этот старый обжора… жмот… бабник! (Падает на диван. Его душат слезы обиды и жалости к себе.) Десять лет… десять лет… и за все так отблагодарить… забыть Само Угрика!
Тишина.
Ф и ш л. Что касается вас… (Поворачивается к старику, на минуту задумывается.) Пан Терезчак, я бесконечно обязан вам… Ваш сын скрывал меня в самые тяжелые времена… И когда его потом застрелили партизаны…
С т а р и к (бормочет). Не вспоминайте… не терзайте меня…
Ф и ш л. Я попросил майора, чтобы он вас освободил. Он согласился и даже не спросил, арестовали вас до семи или после… (Умолкает, не находя нужных слов.) Он… очень основательный человек. Он затребовал… некоторые материалы… и, к сожалению, оказалось… (Бессильно разводит руками.) Как я говорю, самыми большими врагами словаков являются…
Б р о д я г а. …сами словаки. Мы это уже слышали! (Насмешливо.) А самыми большими друзьями — те, что живут в вашем доме!
С т а р и к. Молчите… молчите! (Заинтересованно.) Так что же оказалось, пан Фишл?
Ф и ш л (холодно). Ваш сын только делал вид, будто сотрудничает с немцами… в действительности же он никогда не был на их стороне и даже наоборот — весьма активно помогал повстанцам!
С т а р и к. Что? (Тяжело дышит.) Тогда почему же потом наши его…
Ф и ш л. Ваш сын вел опасную игру… А те, на чьей совести его смерть, не знали, что ликвидировали своего. То ли ложный донос… то ли недоразумение…
С т а р и к (выдыхает). Ложный донос?..
Ф и ш л. Мне неизвестны все детали, но было это приблизительно так… (Понизив голос.) Но если бы этого не сделали партизаны… гестапо уже было известно все!
С т а р и к (с огромным облегчением). Мой сын… Значит… он не предал?..
Ф и ш л. Вы-то должны были знать, что нет!
С т а р и к. Я знал только то, что знали другие (прерывающимся голосом)… что он связан с врагами. Я ругал его, предупреждал, а он… он только смеялся… И всего лишь раз, единственный раз сказал мне. «Отец, помните одно — вам за меня стыдиться не придется». (Гордо.) И никогда не сказал ни слова больше!
Ф и ш л (нервно). Пан Терезчак, я не уверен, понимаете ли вы вообще, что… что в таком случае…
С т а р и к. Да, понимаю. Вы ничем не можете мне помочь! (С еще большей гордостью.) Я должен остаться здесь! Потому что мой сын не был изменником!
Ф и ш л (с жаром). Поверьте, я убеждал майора… ведь отец и сын… это два разных человека, но он… (Замолкает и бессильно машет рукой.)
С т а р и к (в волнении). Да, два разных человека… Отец и сын… Но кровь у них одна… (Низко, на старинный манер кланяется.) Благодарю вас, пан Фишл! Ничего лучшего вы не могли для меня сделать… (И вдруг начинает тихо, вполголоса напевать.) «Эх, запела птичка на сосне»… (Медленно приближается к Бабьяковой, которая тихо плачет в углу. Останавливается перед ней.) Разве я не говорил вам… что еще спою, а вы будете плакать! (Дрожащим голосом, плача, поет.) «…Эх, что кому суждено, тот того не минет…»
П о в и т у х а (шепчет). Простите, Терезчак…
С т а р и к. Пан Терезчак, пани Бабьякова!
П о в и т у х а (покорно). Простите… простите, пан Терезчак!
Тишина.
Ш у с т е к (шипит на Фишла). Так это и есть… ваши… добрые известия? (Жестикулирует.) Он
