Александр Островский - Том 4. Пьесы 1865-1867

Года бегут; что день, слабеют силы;
А немочи час от часу сильней.
Настанет день, зайдет к моей пещере
Убогий брат, — на оклик нет ответа.
Отворит дверь: и тлеющие кости
Отшельника увидит пред собой.
Сойдут с горы, потупившись смиренно,
В немом молчанье, брат за братом, старцы
И с пеньем понесут меня в обитель,
И честно похоронят, и напишут
В синодик имя Божьего раба
На память вечную. И у престола,
Что день, помин по мне твориться будет;
Но все, что видел я, что сам содеял,
Что я любил, что я покинул в мире —
Со мной в могиле быльем порастет.

Тавань! Я вылезу, а вы плывите,
Да в тальнике и схоронитесь с лодкой.
На клик иди.

Ну, ладно. Поплывем.
Уплывают. Дубровин идет. Пустынник выходит.

Ты здесь опять? Гуляешь на свободе?
И не страшит тебя святое место,
И не уймут тебя земные власти?

Не столько ловят, сколько нас гуляет.

Ты жив еще? Земля сырая терпит
Твои грехи?

Ты видишь, жив покуда.
Приветь меня, отец, хорошим словом,
Благослови, а не кляни! Не сделал
Тебе дурного я.

Не мной ты создан,
Не мной и суд свершится над тобой.
Я не кляну, а лишь молюсь и плачу
Да Божьему дивлюсь долготерпенью.
Мне жаль тебя! Мы оба беглецы.
Ты злом за зло, обидой за обиду
Греховному и суетному миру
Воздать желаешь; я молюсь о нем.
Не обнажай меча! Мечом погибнет
Извлекший меч. Живи со мной в пещере;
Ко мне и зверь бестрепетно приходит,
А от тебя и человек со страхом

Отец, ты в мире не жил,
Мирской заботы-тяготы не знаешь.
Я Богу грешен, виноват царю,
Велик мой грех, велико окаянство,
И рад бы каяться, да не готова
Душа: в миру есть счеты да приманки,
Да зло на человека мыслю, душит
Меня вражда, клещами горло давит.
У сердца моего кусок оторван.
Ты дай мне срок, возьму мое родное,
Не погонюсь и за обидой, брошу,
Отдам ему обиду. Пусть, собака,
Живет да беды на голову копит
До Божьего и царского суда.
Тогда покину вольную потеху
И самохотную расправу. Слушай!
Вот видит Бог, тебе обет кладу:
Построю монастырь; в своем приходе,
Коль приведет Господь свой дом увидеть
И сызнова по-старому зажить,
Украшу храм стенным писаньем новым.
Ни денежкой, неправо нажитою,
Не покорыствуюсь. Пришло неправдой —
Пойдет на дело.

Смерть не за горами,
А за плечами. Легче не родиться,
Чем умереть, не помирившись с Богом.
А вдруг помрешь?

Туда мне и дорога!
Своя вина, так поделом и мука.
В чем Бог застанет, в том меня и судит.
Не все же зло, и доброго немало
Случалось делать; сколько ни потянет,
Во что ни постановят, все же легче.
Уж мне давно шатанье надоело,
Давно хочу покинуть нож булатный;
И грех большой, и впереди-то пытка
Да кнут, что по заказу гнут. Не сладко.
Душа просила, и в уме бродило
Не смертное убойство, не разбои;
Мой норов крут, душа моя не терпит,
Когда большой молодшего обидит,
Подвластного гнетет да давит властный.

У властных власть идет от Бога. Кто же
Тебе дозволил стать над властью?

Сердце
Ретивое, что бьется — не уймется.
Неправый суд царит на белом свете,
В овечьем стаде волки пастухами;
Кто ж застоит за бедных, беззащитных?
Не мы, так кто ж? Нет власти — есть охота.
Затем-то я тюремное сиденье
Сменял на бор сырой. Про это горе
Я в темну ночь над Волгой думу думал
И с соловьями речи говорил.
Да не нашел я по сердцу удалых,
Все голь кабацкая, убойцы, воры,
Вином и кровью пьяные. По локоть
В крови их руки, головы похмельны,
Я им неровня; я затем и с низу
Привольного поближе к дому приплыл,
Чтоб бросить их и сесть опять в посаде,
Лишь, дал бы Бог, сменился воевода.
Ты не дивись, на белом свете много
К своим дворам, на царское тягло,
Приходит нашей братьи. Поживают
И в ус себе не дуют: кто торгует
На воровские деньги, кто припрятал.
Другой, гляди, не два, не три убойства
На плечах носит, да живут покойно,
Никто не трогает. Меня подавно
Посадские не выдадут, подьячих
Купить не дорого. А там годочек,
Другой пройдет, доводчиков не бойся.
Живешь потиху, так в разбое старом
Судить заказано, опричь убойства.
А я не лгу: я рук не кровенил.

Ну, Бог тебя благослови! Смотри же.
Я буду ждать!

Приду, отец, и скоро.

Где наши?

Все в лесу разбродом бродят.
Велишь скричать?

Не надо.

Бережемся.
Поразошлись: кто с кузовом на плечах
Грибов да ягод ищет по опушке,
Другой к слепым уселся на мост с чашкой,
Кто в чаще, кто на острову на Волге
При лодках, при запасе. Воевода
Идет большой дорогой, целой ратью,
Близ ста голов, со всяким ратным боем;
Как на войну собрался, сбил народу,
Затинщиков, стрельцов и пушкарей;
Пищали, бердыши несут, ослопы,
Рогатины, луки и самопалы
Звериные и весь запас воинской.
Уж не за нами ли?

Похоже дело.

Отвесть бы в сторону. Мы мужичонка
Заворотили в лес с дрянным возишком,
С мешком муки; так наказал я на мост
Идти ему да плакать, воеводе
Челом ударить: вот, мол, животишки
Пограбили сегодня утром воры
И поскакали дальше по дороге.
Коль скажешь так, и воз назад воротим,
А нет, — и самому не быть живому.
Да я вперед по деревням верст на семь
Послал молву пустить, что утром были,
А спросят, мол, куда ушли? Кажите,
От города все дальше.

Ты с опаской
Живешь, Щербак. Да тут не то что с сотней
В таком лесу хоть тысячу народу
Сгони — и то не сыщут.

С береженьем
Здоровее. Теперь в версте, не дальше,
Идет походом воевода, смотрят
С деревьев наши; чуть вдали завидят,
Придут сказать. Да что ж ты нас покинул?
Работы нет, давно без дела бродим,
Тоска взяла. Тебя не видим.

Вовсе
Бежал бы я от вас.

Да ты что больно
Спесивишься?

Мне в городе есть дело
Дня на два, на три. Если я не буду
К вам на четвертый, и не ждите больше —
Считайте так, что нет меня на свете.
И жив я, нет ли, — будь ты атаманом.
Казну дувань; бери мой лук бухарской,
Камки и бархаты, цветное платье;
Сбирай людей, плывите без оглядки
На низ.