(Уходит.)
Уриель
(Глядя на цветы и провожая взглядом уходящего мальчика)
Они — ничто, пускай умрут спокойно!
На лбу твоем уже горит печать,
И размышлений и страданий горьких…
Отраву пил я из цветов таких.
О, смерть — конец бесспорный всех расчетов.
О, смерть — итог всех чисел! Иохаи!
Ловец сердец, гидальго барыша!
(Вынимает пистолет.)
Дай вексель твой! Срок платежа сегодня!
(Прицеливается в глубину сцены.)
Будь недвижим, как был и я — в пыли,
Тобою попираемый когда-то.
Так не моргай же, Крез! Лишь вздох один…
Еще один… душепродавец… А!
(Опускает пистолет.)
Они меняют кольца… Отреченья
Напрасны здесь и мщенье ни к чему!
Не нужно думать! И хотя б мой разум
Теперь окреп — моя рука слаба.
Я, как цветок увядший — лишь понятье;
Моя — лишь в этом ценность. Я — ничто!
Я умереть теперь могу спокойно.
Уходит.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Манассе, де-Сильва, гости. Затем Юдифь, Иохаи, Сантос, позднее Уриель.
Юдифь
Одну меня оставьте на мгновенье!
Я новизной потрясена, хочу
Собраться с силами… прошу, уйдите!
Иохаи
Что ж, первое желание жены
Исполню я, хотя и… неохотно.
(К остальным.)
Прошу за мной, почтенные друзья!
Уединение моей жене
Всегда приятно, и имеет право
Оно ей первым — счастья пожелать.
(Уходит направо к гостям.)
Юдифь
Отец найдет, бесспорно, утешенье —
Как говорил де-Сильва… В добрый час!
Ведь памятник ему меня заменит.
Уриель (входит)
Юдифь! Вы здесь? Увидеть должен я
Хотя бы раз супругу Иохаи…
Юдифь (опускаясь на скамейку)
Уриель
Вы отпустили бы меня,
Когда б теперь я пожелал уехать!
Смотри, Юдифь! Твой друг перед тобой,
Поруганный, растоптанный, сожженный…
Он смешан с грязью, обращен в ничто!
Где ж сила гордая твоей любви,
Которая ничтожного меня
Взнесла на облака и в пламя ввергла?
Что делать нам? Скажи же мне, Юдифь!
Куда теперь направимся мы оба?
Юдифь
Прости меня, что я страданья наши
Осмелюсь сравнивать: кого из нас
Считаешь ты несчастнее?
Уриель
Недаром
Была страшна мне женщины любовь!
Всегда звучат в моих ушах слова,
Которые ты крикнула раввину.
О, как жестоко все переменилось!
Юдифь
Уриель
Простить? Тебя?
Уверен я — ты не могла иначе…
О, если б сам я по-иному мог!..
Себя презреть, себя возненавидеть —
Мученья тяжкие!
Юдифь
Забудь о них!
И в мир ступай с отважным упованьем,
Чтоб истину свою вещать, герой!
Уриель
Но кто теперь захочет мне поверить?
Кто путь прямой покинул с первых дней. —
Пусть даже камень в хлеб он превратит, —
Доверья нет ему. Ведь человек
Всю силу убеждения теряет,
От убеждений отступив хоть раз.
Юдифь
Душою не криви! Ты знать обязан:
Природа нас и нравы создают!
Кем были б мы, когда бы ни мученьям,
Ни жалобе, ни боли не могли Мы внять душой? Ты думаешь:
«с презреньем?»
О, нет, мой друг! Отважным будь всегда!
К победам духа поспеши скорее,
К свободному и подлинному «Я»!
Прощай! Сюда идут…
Уриель
Юдифь
Уриель
Но что с тобой, Юдифь? Твой вид…
Юдифь
Иди! О, не смотри! Быть может, скоро…
Ты обо мне услышишь!
Уриель
Здесь — бокал?
Зачем? Юдифь… какое подозренье!..
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Манассе, де-Сильва и часть гостей возвращаются. Затем Иохаи, Сантос и остальные гости.
Манассе
Сантос
Уриель
Взгляните, Де-Сильва, на племянницу свою.
Манассе
Но, что с тобою? Что, дитя, случилось?
Ты чувствуешь себя…
Юдифь
Манассе
О, помогите ж ей! Скорее! Боже!
Что? Холодна?
Де-Сильва
Как мрамор ваш! Богач,
Ты нищим стал, утратив дочь…
Манассе
Уриель (про себя)
Вот яд из вянущих моих цветов!
Входят Иохаи и Сантос в сопровождении остальных гостей.
Иохаи
Итак, за ужин! Начинайте праздник!
Прошу друзья! Как? Что? Юдифь?
Уриель
Смотри сюда, барышник и жених,
На векселя выменивавший сердце,
В день платежа обманутый! Смотри!
Ну, подойди, попри меня пятою.
Вот здесь… хоть раз… пред этим алтарем!
(Опускается к ногам Юдифи.)
Иохаи (уничтоженный, про себя)
Манассе (Де-Сильве)
Де-Сильва
Мое искусство здесь бесплодно! Поздно!
Как ты поверить мог, что та душа,
Которую ты пестовал так нежно,
Могла не знать, что значит долг любви?
Отец спасен, но только так… смотри!
(Снимает брачный венок с головы.)
Юдифь (к Акосте)
Ах, мир иной я видела в мечтах,
Манила жизнь надеждою прекрасной…
Цвела одна недолгая весна,
И аромат цветов едва повеял,
Но так пленительно, мой милый друг,
Что даже в смертный час он наполняет
Меня блаженством! Что ж, прощай, отец!
Забудь скорей любви высокой жертву!
(Протягивает венок Акосте.)
Возьми, избранник мой, венок… он твой!
(Умирает.)
Уриель
(плача, прижимает венок к губам, вкладывает его в руку Юдифи, затем встает)
Манассе! Саркофаги и колонны
Вы любите, и скульптора рука
Вам утешенье, верно, принесет,
Когда вот здесь, в тени плакучих ив,
Вы похороните свое дитя, Манассе!
Позвольте же и мне найти покой
Вблизи нее. Мне не найти могилы
Ни у евреев, ни у христиан!
Я тот, кто умирает при дороге.
Однажды — я надеюсь, — кто-нибудь
Увидя мой могильный камень, окажет:
«Лежит здесь прах уставшего скитальца,
За истиной в обетованный край
Он долго брел и не нашел ее.
Но в смертный час, пред взором помутневшим
Вдруг розовое облако любви
Проплыло и растаяло».
(Указывает на Юдифь.)
Смотрите,
На что способна верная любовь!
Весь этот мир ошибок и сомнений,
Преследований глупых и безумств
Оставлю я! Так громоздите камни
На сердце тех, кто так же, как и я,
Желает видеть божий лик и прямо
Ему в глаза дерзает заглянуть,
Не требуя предстательства раввинов.
Свой груз влачить я дальше не могу.
Из солнцезарной глубины столетий
Прийдет тот час, когда на языке
Не римлян, не евреев и не греков,
А истины свободной — возгласят:
«Был тесен мир для поприща его
Для пламени такого воздух душен…
Он этот мир покинуть должен был!»
Вы победили, и штандарт победы
Пусть водрузится здесь невдалеке!
То место — тень плакучих ив, Манассе,
Мой гений, ты пойдешь за ней! А вы
Останьтесь здесь. Я покажу вам место
Где вам дана победа, — мне — покой!
Уходит, через несколько секунд раздается выстрел.
