Сколько у меня их было! Бывало, и оденешь, обуешь, накормишь, напоишь, а он тебе же и по мордам! Одной лучше! Лучше, Прасковья!
П р а с к о в ь я. Тебе, Дора, конечно. Ты сама как мужик. Вот и куришь и вино любишь.
Ф и р с о в а. Тюрьма научила.
П р а с к о в ь я. А жила бы у себя в деревеньке и жила! Сколь ты как убегла?
Ф и р с о в а. Так двадцать лет! Вот последний месяц, да в отпуск. Слушай, Прасковья, а ты когда была в отпуске?
П р а с к о в ь я. Не довелось.
Ф и р с о в а. Е-мое! Что не мое, то наше! За сорок лет ни разу?!
П р а с к о в ь я. Так ведь коров с собою в отпуск не возьмешь! А сменщиц нету. Ты вон в магазине не уработалась, а на ферме-то подавно! Нынче молодежь пошла, прямо диво! Хорошие ребята, грех жаловаться, хорошие. Правда, спят долго. У нас — хошь не хошь, а в четыре утра подымайся.
Ф и р с о в а. Е-мое! И ты это, сорок лет, каждое утро в четыре?
П р а с к о в ь я. А куда же деться? Деться, милка, некуда, да и незачем!
Ф и р с о в а. А мне третьего дня бочку пива притортали. Только привезли — и дождь. Да такого дождя отродясь не было. Повзбесилась природа. Е-мое! Река поднялась, все залило! Интересно, а в Москве есть, нет ли дождь! У них там так все хитро устроено! Так, милка, устроено! Кругом ничего, а у них есть!
П р а с к о в ь я. Так и у Москве была?
Ф и р с о в а. Само собой!
П р а с к о в ь я. Сидела там, что ли?
Ф и р с о в а. Скажешь! Кто же меня отседа да туда! Отседа, куда глыбже! Так засунут, что глянешь, а самой природы и то нету!
П р а с к о в ь я. Господи, царица небесная! И за что ты, Дора, такое терпишь?
Ф и р с о в а. За дочку. Теперь самой надо пожить.
П р а с к о в ь я. Так ты хоть воруй незаметнее.
Ф и р с о в а. А то я не стараюсь! Да ведь в нашем деле как? Не тот виноват, кто украл, а тот, кто украл мало!
П р а с к о в ь я. Да как же тебя обратно на такие места берут?
Ф и р с о в а. Им только таких и надо, начальству! А каких им еще? Такая, как я, и увижу, да промолчу. Вон набрали они комсомолок, те им дали жару! С ними дела левого не сделаешь. Едва отбились, рассовали по разным точкам. Ничо. В коллективе их выучат! Меня как? Я же в первый раз попусту села. Да я крошки не взяла, а меня хапнули! Как говорится, где товар, там и мыши. Тебе, может, пивка кружечку?
П р а с к о в ь я. Не! Чайку дай!
Ф и р с о в а. Сейчас. (Ставит Прасковье чай.) Теперь чай-то хуже помоев.
П р а с к о в ь я. Во-во! Я уж на траву перешла. Вот ведь не умеете чай растить, так не беритесь! А то ведь и землю под его забирают и людей.
Ф и р с о в а. Я пиво трескаю. А куда его! Цельна бочка! Скиснет, на меня и повесят. Дорога откроется, шофера выпьют. Те все пьют! Им хоть навоз разведи, да только чтобы пивом пахло.
П р а с к о в ь я. Беда, девка, беда. И у нас пьют. Председатель так прямо замотался с имя! Ну он у нас и дошлый! Завезли как-то вина ненашего. Мужики похапали все. Утром раненько Егор Денисович, председатель наш, по радио и говорит, мол, что это вино с отравой.
Ф и р с о в а. Е-мое!
П р а с к о в ь я. Так все прибежали! На кого даже и не скажешь, и те прибегли. Собрались в очередь, а Егор Денисович вышел, да и говорит: видимо, граждане, все помрете. Спасения нету! Так что прощайте, в газетах объявлять запрещено! Из села никому не выезжать! Помирать дома! А как раз воскресенье. И фельдшер тут же, головой кивает! А Ванька Кайданов и говорит: мол, теперь село без мужиков останется? Председатель-то вздохнул и говорит: идите домой, ложитесь. Я буду просить область дать нам заграничного лекарства. Только, говорит, не шевелитесь! Ой, что я тебе скажу! Воскресенье — село как вымерло! Тихо! Только где бабы заплачут, и опять тихо! В магазине вина тебе сколь хошь, а никто не берет! Кого с перепугу рвет, кто сам себя лечит! А председатель к вечеру сообщил, что анализ ничего вредного в вине не обнаружил. Так на радостях неделю не пили! Правда, Лобову попало. План-то по вину не сдали! Ему по шеям!
Ф и р с о в а. Так он обманул их?
П р а с к о в ь я. Так-то!
Ф и р с о в а. Во дает! Весело жить стало. А сейчас-то пьют?
П р а с к о в ь я. Помене.
Ф и р с о в а. Какой-нибудь автобус бы пригнало. Хоть бы полбочки выпили. Ну и льет! Слышь, Прасковья, а не потоп, случаем?
П р а с к о в ь я. Непохоже.
Ф и р с о в а. А вдруг? Я уже и иконку нашла!
П р а с к о в ь я. Ты бы печку затопила.
Ф и р с о в а. Во! Точно! Вот голова. Мерзну, а не догадаюсь печку затопить. Вторые сутки тут торчу. (Идет к печке.) Дети пишут?
П р а с к о в ь я. Пишут. Степана директором завода поставили.
Ф и р с о в а. Значит, не все пьют. Есть которые и работают. Моя Валька укатила в Адлер. Вышла замуж, а мужика вытурнула. Теперь живет одна, квартирантов пускает. По два рубля за койку, а коек шесть! Двенадцать рубликов в день! Да еще какого квартиранта для себя сыщет. Тот ее по ресторанам да по кино. Ой, Валька, ой, стерва! Ну, она у меня красивая. А чего ей? Жила сытно, видно. Худой одежки не носила.
П р а с к о в ь я. Сколько время-то?
Ф и р с о в а. Так уж девять.
П р а с к о в ь я. Пойду лягу. Может, к ночи какой бензовоз пойдет к нам. (Ложится на лавку.)
Ф и р с о в а. Ну, вот и тепло пошло. А чего это устроили тут автовокзал? До райцентра далеко.
П р а с к о в ь я. Чего далеко? Пять километров!
За окнами засветились фары автомобиля.
Ф и р с о в а. Кто-то приехал! Вот те раз! Ну, сейчас пиво выпьют! Да нет, вроде легковушка!
П р а с к о в ь я. Чай-то погрей. Холодным ведь поишь!
Ф и р с о в а. Кому надо, тот и холодный выпьет!
П р а с к о в ь я. Да
