значительно интереснее.
О л я (шепотом). Кирилл, ты что-нибудь понимаешь?
К и р и л л. Нет.
В а д и м П е т р о в и ч. Внимание! Первая команда — молодежь, вторая — ветераны! Бросаем вот отсюда и только по свистку! Начали! (Достает судейский свисток, начинается игра, сопровождаемая криками и свистками.)
У калитки в пижаме появляется С е р а ф и м а П а в л о в н а.
С е р а ф и м а П а в л о в н а. Татьяна Андреевна, вы слышали? Они не только горланят, они уже и палят!
Все, не обращая внимания, продолжают игру.
Оля! Кирилл Михалыч! Да что это такое?.. Кажется, шпалу надо вешать здесь!
З а т е м н е н и е.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Прошла всего неделя, но на даче многое изменилось. Австралийский плющ стоит в новой, ярко выкрашенной кадке. Покрашен и забор. От гамака к умывальнику протянута веревка, на которой вялится рыба. На столике — походная газовая плитка. Т а т ь я н а А н д р е е в н а что-то помешивает в кастрюле. Шум подъезжающей машины. В калитке появляется О л я.
О л я. Как давление, мамочка?
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Осторожней — окрашено.
О л я. Ты сама красила?
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Вадим Петрович.
О л я. Ну вот, а ты не хотела его пускать! (Передает ей пакет.) Держи. У нас в буфете давали филе морского окуня. Полкило взяла. Может, больше надо было?
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Зачем? Смотри! Буквально завалил меня рыбой — и варю, и жарю, и вялю…
О л я. Это уж совсем ни к чему с твоим давлением.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Вчера у меня было сто шестьдесят на восемьдесят.
О л я. Неужели? Не опасно ли — такой резкий скачок?
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Но это же не сразу, это за неделю, пока вас не было.
Входит К и р и л л.
К и р и л л. Кто это покрасил забор? Надо же предупреждать, я чуть не измазался!
О л я. Это Вадим Петрович. А смотри, сколько он рыбы наловил!
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. И больше вы ничего не заметили?
К и р и л л. По-моему, и этого достаточно.
О л я. А что еще, мамочка?
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Плющ! Плющ распустился!
О л я. Действительно! Не цвел уже три года…
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Потому что была мала кадка. А Вадим Петрович сделал новую. И покрасил.
К и р и л л. Но где же он сам, наш умелец?
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. На рыбалке. (Снимает крышку, пробует суп.)
О л я. А это что за агрегат?!
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Газовая плитка «Турист». Очень удобно. В хорошую погоду можно готовить на воздухе. Она ему теперь не нужна.
К и р и л л. Что ж он, сырые концентраты в лесу ест?
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Он питается здесь.
О л я. Здесь?! Об этом мы, кажется, не договаривались.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. О заборе тоже.
О л я. Все-таки он мог бы не обременять тебя, а ходить на станцию. Там неплохая столовка.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Родственник — в столовку?! Идемте ужинать. (Берет кастрюлю, уходит в дом.)
О л я. Ну, как тебе это нравится?
К и р и л л. Удивительно! Когда он все успел?
О л я. Да при чем здесь он, я о маме. Она так трудно сходится с людьми, и вдруг за одну неделю…
К и р и л л. А на отдыхе так и бывает. В санатории за два-три дня узнаешь о своем соседе по столу куда больше, чем о самых близких людях.
О л я. Он же не в санатории!
К и р и л л. Почему? Отдельный коттедж, бесплатное трехразовое питание, а по вечерам — культмассовые мероприятия. (Поднимает с земли кольцо, бросает его.)
Т а т ь я н а А н д р е е в н а (из дома). Уха остынет!
О л я. Не очень наедайся — Стрижовы обидятся. И не говори сразу, что мы уходим к ним в гости.
Проходят в дом. Появляется В а д и м П е т р о в и ч с удочками и ведром, проверяет, просох ли забор, снимает брезентовую куртку и шляпу, по-хозяйски оглядывает развешанную рыбу. Подходит к рукомойнику, моется, фыркая и отдуваясь. На крыльце появляется Т а т ь я н а А н д р е е в н а.
В а д и м П е т р о в и ч. Ой, извините!
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Фыркайте, фыркайте, только побыстрей, а то Кирилл съест всю уху.
В а д и м П е т р о в и ч. Спасибо, но я…
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Знаю, знаю, что не ужинаете, но сегодня вы ведь и не обедали.
В а д и м П е т р о в и ч. Обедал.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Неужели в столовой?!
В а д и м П е т р о в и ч. На озере. Познакомился с одним чудаком-рыбаком. А у него куча всякой еды, а главное — надувная лодка. Удить с лодки — это неописуемое удовольствие. Клевало потрясающе! Посты еще не сняли, на озере никого. Рыба так удивляется — высовывается из воды по пояс, только лови…
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Ну, и каков же улов?
В а д и м П е т р о в и ч. Извольте. (Достает из ведра лилии.) Рыбу я отдал ему, а все лилии взял себе… то есть вам.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Какие красавицы! Спасибо!
В а д и м П е т р о в и ч. Мы такое место открыли — сплошные лилии. Ощущение, что плывешь по некошеному лугу.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Это, наверно, за мыском… Да-да, как-то один аспирант катал нас с Николаем Юрьевичем на моторной лодке. А Николай Юрьевич нагнулся за лилией и уронил очки. Цейсовские. Он привез их из ГДР. Потом аспирант нырял за очками, а Николай Юрьевич — за аспирантом. Оказалось, что тот не умел плавать… (Оба смеются.) Когда же это было? Кажется, лет двенадцать назад… С тех пор я и не была на озере.
В а д и м П е т р о в и ч. А давайте завтра на зорьке — к утреннему клеву!
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Четыре километра пешком? Боюсь, со мной вы не поспеете и к вечернему клеву.
В а д и м П е т р о в и ч. А вы попросите Кирилла Михайловича — до озера на машине две минуты.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Нет-нет, у них масса дел: завтра им улетать.
Из дома выходят О л я и К и р и л л.
К и р и л л. Уха была отменной! Привет малярам и рыбакам!
О л я. Здравствуйте, Вадим Петрович! Я вижу, вы завалили маму не только рыбой! Просто не знаю, как вас благодарить.
В а д и м П е т р о в и ч. Пустяки, право… Это я должен вас благодарить, — никогда еще так не отдыхал! Только вот когда ж мы о сумме договоримся? Ведь уже неделю живу.
О л я. Да забудьте вы об этом.
В а д и м П е т р о в и ч. Нет-нет, так не пойдет! Родственником — пожалуйста, но не бедным.
К и р и л л. Что ж, из уважения к вашей щепетильности — десятка, чисто символически, и все, на этом закончим!
В а д и м П е т р о в и ч. Живу-то я у вас не символически.
О л я. Ну, пятнадцать — согласны?
В а д и м П е т р о в и ч. Да что вы! Кто мне поверит, что я за пятнадцать рублей в таких апартаментах жил! Тридцать рублей, и ни копейки меньше!
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Это же грабеж! За что? Ни веранды, ни кухни — одна времянка! Пятнадцать рублей, и ни копейки больше!
О л я. Мама, перестань торговаться! (Вадиму Петровичу.) Договорились!
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Слава богу! Пойду цветы в вазу поставлю.
О л я. Лучше в таз — лилии в вазах не держат.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Извини, забыла. Мне давно не дарили цветов. (Уходит в дом.)
О л я (глядя на Кирилла). Мне, между прочим, тоже.
В а д и м П е т р о в и ч. А вам я завтра нарву.
О л я. Спасибо, и так уже столько подарков — и кадка, и забор…
В а д и м П е т р о в и ч. Пустяки! У меня вообще насчет вашей
