ЛЕСНИК. Не опоздал?
ДУНЯ (вздрогнув, выпрямляется, так и не взяв дудочку. Зло отвечает леснику.) Не опоздал, в самый раз поспел!
ВАНЯ. Батюшка! Как я тебя заждался! (Подходит к отцу.) Что так долго?
ЛЕСНИК. Работы много, лес у нас большой. Там подрубишь, там подлечишь — день и миновал!
Лесничиха толкает в бок Дуню. Та хватает дудочку и прячет ее под крыльцо.
ВАНЯ. А ты меня бери с собой, батюшка. Вдвоем быстрей управимся.
ЛЕСНИК. Давно пора брать, только…
ДУНЯ (перебивает). Только кто в доме работать будет? Одна маменька?
ЛЕСНИК. А ты не подмога разве?
ДУНЯ. Мне спину гнуть никакого интереса нет. Я замуж выйду — все вам останется.
ЛЕСНИК. А замуж возьмут? Я на ярмарке был, там, говорят, на ленивых спроса нет.
ДУНЯ. Зато на красавиц есть. Которые петь умеют!
Ваня не выдержав, рассмеялся.
Да! Я тоже петь умею! А ты… ты дудошник, только дудеть и можешь!
ВАНЯ. Батюшка, а правда, если уметь по-соловьиному наигрывать, то чудо-папоротник расцветет и под ним клад откроется?
ЛЕСНИК. Говорят, правда. А сам не видывал. Только, сказывают, где цветок этот чудесный огоньком вспыхнет, там земля раскроется, и бери — твои клады!
ВАНЯ. Научусь по-соловьиному играть! Лучше соловья научусь! А как научусь, пойду клады собирать. Найду золото, тогда пироги каждый день на столе будут!
ЛЕСНИК. Золото… Все о золоте только и думают… Не золото, Ванюша, искать надобно, а зерно-зернинко. Это всем кладам клад! От него всем людям на свете хлеба видимо-невидимо народится. Только сей да пожинай, мели да пеки! (После паузы.) Так-то, соловей-хвастун!
ВАНЯ. Не хвастаю я, батюшка, право слово, научусь!
ДУНЯ. Эх, батюшка, батюшка! Родного сына с толку сбиваете! Зачем нам зерно-зернинко? Людей задарма кормить? Пусть Ванька золото ищет, каменья драгоценные! Найдет — все наше будет! Уж так наряжусь, так разоденусь — все женихи мои будут!
ЛЕСНИЧИХА. Размечтались! По-соловьиному-то он еще не играет. Дуня, помогай на стол накрывать. Что есть в печи, тем и поужинаем.
ДУНЯ. Вот еще! Я мечтать буду! (Садится на крыльцо.)
ВАНЯ. А я на дудочке поиграю. Учиться-то нужно!
Повернулся Ваня к крыльцу, хотел взять дудочку, а ее нет. Дуня скорчила такую физиономию, что можно догадаться: «Я не брала!»
ВАНЯ. Где дудочка?!
ЛЕСНИЧИХА. Куда положил, там и лежит. (Леснику.) Идем, отец, некогда нам тут прохлаждаться.
ЛЕСНИК. Ищи, Вань, найдется. Дудочка не иголка.
Лесник и лесничиха уходят в избу.
ВАНЯ. Где дудка?
ДУНЯ. Не брала!
ВАНЯ. Я ее вот здесь положил!
ДУНЯ. А я не видала!
ВАНЯ. Поклянись!
ДУНЯ. Чтоб мне голоса лишиться и песен больше не петь!
ВАНЯ. Странно… Куда же она подевалась?
И вдруг раздались где-то в вышине мелодичные звуки, будто музыкальная шкатулка заиграла, и женский голос нараспев произнес: «Лежит дуда-дудочка под тесовой приступочкой, под кленовой досточкой!» Стихла музыка, умолк голос.
Что это?!
ДУНЯ. Померещилось! Больно ты по своей дудочке убиваешься, вот и кажется. Пойдем в горницу, а утром вместе поищем.
ВАНЯ. Я все-таки посмотрю…
Ваня пошел разыскивать человека, подавшего голос. А Дуня быстро достала дудочку из-под крыльца и сунула ее в летнюю печку. Обойдя вокруг избы, вернулся на прежнее место Ваня.
ДУНЯ. Ну, видал?
ВАНЯ. Нет никого… Но ведь кто-то пел про дудочку?
ДУНЯ. А мне про крылечко померещилось!
ВАНЯ. Верно! Там и поищу! (Ищет дудочку под крыльцом и, естественно, ничего не находит.) Нет дудочки… Значит, и правда померещилось…
ДУНЯ. А я что говорила!
И снова раздались мелодичные звуки, снова женский голос нараспев произнес: «Лежит дуда-дудочка в жаркой печурочке, в жаркой печурочке подле заслоночки!» Кинулся Ваня к печке, открыл дверцу, а внутрь лезть опасается: угли горячие.
ВАНЯ. Горячо! Угли еще тлеют!
ДУНЯ. Очумел ты, Ванечка. В огне деревянную дудку искать надумал!
Вышла на крыльцо Лесничиха.
ЛЕСНИЧИХА. Что в избу не идете? Что с печкой балуете? А ты, Ванюшка, вместо баловства, угли с золой лучше б выбросил!
ДУНЯ. Я сама выброшу! Братик устал, бедненький. Ступай, Ванюша, отдохни, я сама все сделаю.
Ушла лесничиха в избу, а Дуня схватила ведерко, стала из печки золу и угли выгребать. Выгребла, дудочку в ведро положила, дверцу закрыла.
Пойду в речку выброшу!
Дуня убегает, а Ваня ходит по двору: то под крыльцо заглянет, то в печку пустую, то под камешек… Вернулась вскоре Дуня.
ДУНЯ. Идем, Вань, ужинать!
ВАНЯ. Не могла она пропасть, тут она где-то!
ДУНЯ. Нет ее здесь! Видишь, нет!
И в третий раз зазвучала музыка, и в третий раз женский голос нараспев произнес: «Плывет дуда-дудочка быстренькой реченькой, быстренькой реченькой далеко-далеченько!»
ВАНЯ. Жива моя дудочка! В речке она, слышишь, в речке!
ДУНЯ. А хотя бы и так, что тогда?
ВАНЯ. Как — что? Найду ее, из реки вытащу, играть буду!
ДУНЯ. Как соловей, да?
ВАНЯ. Зерно-зернинко найду, людей счастливыми сделаю!
ДУНЯ. Золото найди, а хлеба мы тогда сами купим.
ВАНЯ. Эх, Дуня… Ладно, спешу я. Тете Насте, батюшке моему скажи: пошел я за дудочкой, за судьбой своей. Вернусь или нет — не знаю. Должен вернуться! (Убегает.)
ДУНЯ (кричит ему вслед). Камушков, камушков не забудь принести! Да не простых — самоцветных! (Вздыхает.) Эх, не найдет он клад… А уж так мне богатства хочется — сил нет! (Уходит.)
Вечереет, но еще пробиваются золотистые солнечные лучи сквозь лесную чащу, освещают полянку, камыши, растущие на берегу лесной речки. Появляется Ваня.
ВАНЯ (останавливается на полянке.) Ах, речка, речка! Унесла ты мою дудочку, завела меня в чащу лесную, незнакомую! И воротиться нельзя: зерно-зернинко достать обещал. Ни за что без него не вернусь! Не таковский я!
ГОЛОС САЗАНА. Видали мы и таковских, и нетаковских… Всяких видали!
ВАНЯ. Что это? Кто это?
ГОЛОС САЗАНА. Я это.
ВАНЯ. Кто — я? Покажись!
ГОЛОС САЗАНА. Не должен я из воды высовываться, но так уж и быть, высунусь. (Над камышами показывается голова сазана.) Здорово, Иван!
ВАНЯ. Вот чудо невиданное! Рыба! И разговаривает! Куда же это я попал, а?
САЗАН. Куда надо. Тебе дудочку нужно? Здесь она.
ВАНЯ. Отдай ее, сазанушка! Пожалуйста!
САЗАН. Отдам. Только поиграй немного на ней, а мы тебя послушаем. (Нырнул сазан и вскоре вынырнул с дудочкой.)
ВАНЯ (берет дудочку, пытается играть). Пока в реке была, испортилась… Вот жаль — отсырела.
САЗАН. Ой, жаль, Ваня, ой, жаль!
ВАНЯ. Впервые вижу, чтобы сазаны разговаривали. Скворцы, сороки — те разговаривают. Но чтоб рыбы…! (После паузы.) Может, еще кто откликнется? (Кричит.) О-го-го!
А в ответ эхо: «Ни-ко-го…! Ни-ко-го…! Ни-ко-го…!»
САЗАН. Есть тут и другие… Ладно, Иван, мне спать пора. Прощай! (Исчезает.)
ВАНЯ. Снова один остался… Ладно, и я посплю. Нет никого — и страшиться нечего
.
Ваня кладет дудочку за пазуху, ложится на траву. Темнеет. То тут то там вспыхивают звездочки на небе. Появление каждой звездочки сопровождается звоном колокольчика. Вырастают цветы ночные, будто из-под земли появляются, светятся, головками покачивают… Бледный, чуть видимый месяц стал ярко-золотым.
Постепенно стали гаснуть звезды, уходить под землю цветы, а над поляной раздалось соловьиное пенье. Наступило утро. Пробудился Ваня, поднялся на ноги.
ВАНЯ. То ли снилось мне, то ли впрямь слыхал… (Зовет.) Эй! Кто тут песни пел? Покажись! (Прислушивается.) Нет никого…
ГОЛОС СОЛОВЬЯ. Здесь я… Что надобно?
ВАНЯ. Где ты? Не вижу!
ГОЛОС СОЛОВЬЯ. Здесь, на дереве. Что надобно?
ВАНЯ. Вот птаха малая! И не видно совсем! А поешь — будто бисер серебряный сыплешь!
ГОЛОС СОЛОВЬЯ. За похвалу спасибо. А пришел сюда зачем?
ВАНЯ. Просить пришел тебя, кроха малая, о великой помощи! Научи песни играть, как ты поешь! Вовек тебя тогда, соловушка, не забуду. Я хочу зерно-зернинко найти. А найду я его тогда только, когда по-твоему играть научусь.
