53)
Музыка. The Cure. «Fight Fight Fight».
А. За окном весна. Щебечут птицы. Жизнь просыпается. Солнце светит сквозь свежую, только что пробившуюся листву. Делаю глубокий вдох, пытаюсь вспомнить счастье, которое испытываешь после еще одной пережитой зимы, но останавливаю себя, чувствуя, как слеза пытается пробиться на поверхность, да еще увлечь за собой себе подобных, чтобы вместе скатиться по моим щекам. Забудь об этом. Нет, не забывай. Забудь. Не забывай. Тихо! (Пауза.)
На этот раз я был уверен. Хотя у него едва хватало сил говорить со мной, я знал, что он чист. И стоило мне отойти от клиники, прошагать всего несколько минут, как я почувствовал… спокойствие. Нет, не спокойствие, слабый отблеск спокойствия, как жалкий клочок синего неба среди беспросветно черных туч. (Подпевает музыке.)…it seems like there’s no-one left, and all you want is to sleep… (Пауза.) Надо присесть, думаю я, ноги подкашиваются, мозг отчаянно жаждет, изголодался и вдруг понимает, что спокойствие есть, хотя последний раз это было так давно – месяцы, годы, многие годы назад. Глаза ищут скамейку в парке, да что угодно, где можно исчезнуть, хотя бы присесть, не привлекая к себе внимания, но поблизости только автобусная остановка, скамейка под крышей, где я и опускаюсь, и горе, которое тысячи дней давило внутри, не находя выхода, взрывается из моих глаз.
В. В детстве мне редко снились кошмары. А когда снились, я вставал, шел в спальню родителей и ложился между ними. Тесно, но как раз то, что мне нужно. Я лежу с открытыми глазами, смотрю на щелку в занавесках и слушаю, как спят мои папа и мама. Все спокойно и тихо, мне ничуть не страшно. Так что спроси меня, и я все расскажу. Спроси меня, папа, и мы начнем с начала.
А. Что с нами?
В. Я не знаю.
Пауза.
А. Ты устал?
В. Устал?
А. Ты больше не кричишь, когда я задаю тебе вопросы.
В. Откуда ему знать. Как он может понять, когда даже я… Произошло столько всего, что мне нужно забыть, чтобы хотя бы найти в себе силы бодрствовать. Ощущение холодного дула у виска, когда надо вернуть долг. Чувство стыда, когда помогаешь молодой девчонке впервые ввести иглу. Или Йонна. Или отец, которого я свожу в могилу. Или когда просыпаешься на чужом матрасе, все тело окоченело, и ты видишь парня, захлебнувшегося собственной блевотой, хотя еще вчера он звонил своей маме и сказал, что завязал: «Мама, все будет хорошо, я уже еду домой».
А (ложится на постель). Мне нечего больше сказать. Я просто хочу исчезнуть. Впасть в спячку. Переспать холод. Проспать жизнь. И пусть я не проснусь. Пусть умру от передоза. Думаю я и… смеюсь. Правда-правда, смеюсь больше, чем смеялся все эти несколько лет. Сын играет со смертью, а я умираю от передоза. (Пауза.) Конечно, я этого не сделаю. Я не играю в его игры. Я просто… засыпаю.
В. Ночую у Хассе. Просыпаюсь слишком рано, он еще не успевает пошевелиться, а я уже знаю, что мне пора. Не оставаться одному. Не думать… Скорее распахнуть дверь, пока не передумал. Наш бар. Единственный посетитель, но девчонка за стойкой знает меня как облупленного, видела мои взлеты и падения, я еще не подошел, а она уже наливает мне стопку, и не знаю почему, но я просто улыбаюсь, качаю головой и говорю «Привет, сегодня у меня кофейный день, но поесть я тоже не откажусь». И я сажусь у окна, за окном весеннее солнце, один из таких дней, когда песок с улиц кружит в воздухе, оседает на окнах и в легких прохожих, но я сижу внутри, и она приносит две тарелки с яичницей, сок булочки и: «Неужели тебе нечем заняться… столько всего принесла», – говорю, а она включает Portishead на джукбоксе, чтобы мы могли есть, ни о чем друг друга не спрашивая. И мы слушаем. И жуем. И смотрим в окно. Ждем, что в бар зайдет кто-нибудь еще, но никто не приходит. «На следующей неделе я улетаю в Болонью, – говорит она. – Там крутой универ, я нашла жилье, буду учиться и работать в кафе, я дико рада и боюсь». Чего ей бояться, ведь она может говорить с кем угодно, разрулить любые разборки в баре, добавляю я и улыбаюсь во весь рот, но на нее это вообще не действует, и она продолжает: «Ты столько говорил об Италии, и как вы путешествовали с родителями, и что ты был там счастлив, ведь правда?», и я даже не помню, чтобы рассказывал ей все это, а она просто говорит: «Поехали вместе, у меня есть, где жить, и работа в кафе, и если захочешь, ты наверняка тоже сможешь учиться», и кажется, будто она всерьез. «Я хочу, – продолжает она, – я хочу, чтобы у тебя был шанс, потому что знаю, реабилитации тебе ждать еще не один месяц, да не перебивай ты», – говорит она, когда я открываю рот. «Хассе сказал, что ты записался и ждешь места, так что я знаю, что ты этого хочешь, но никто не знает, чего ты захочешь через неделю, поэтому поехали со мной, и спаси меня от одиночества».
А лежит на кровати.
В. Папа! (Никакой реакции.) Ну не лежи ты так! Пойдем в кино. Или в футбол поиграем! Папа, помнишь, как мы гоняли мяч?
Мне страшно. Страшно, что я не смогу больше играть свою роль. Страшно, что воспоминания вернутся ко мне. Что чувства вернутся. Что все, что я смог забыть, снова всплывет в моей голове так ясно, будто бы это случилось вчера. Страшно, как легко прогнать страх. Сколько раз это было со мной. Я знаю, как это работает. И что это работает. Знаю, что нельзя. Знаю, что она хочет помочь. Знаю, что надо попробовать. Знаю, что я боюсь.
Эй, пап, я сварю спагетти. Ты должен поесть. Я хочу тебе кое-что рассказать. Ну вставай же, сколько можно так лежать. Послушай меня. Я уезжаю. Понимаешь меня? Я завязываю. Она почему-то решила спасти меня, а этот город полное дерьмо, так что я валю отсюда, пока не передумал и… она красивая. Если я могу трезвым говорить с такой девчонкой, значит, я справлюсь и со всем остальным. Ну? Папа! Проводи меня в аэропорт. На плите есть спагетти. Поешь! Ну давай.
Аэропорт.
В. Я знаю, где мама.
А. Поздно.
В. У тебя есть ее новый номер.
А. Значит, ты… уезжаешь?
В. Она просила передать привет. Она возвращается из монастыря.
А. Ты справишься?
В. Конечно справлюсь. (Понимает, что снова играет, осекается.) Я не знаю.
А. Не пропадай.
В. Мне пора.
А. Ты правда едешь в Болонью? (В кивает.) Я буду смотреть фотографии, когда мы были там все вместе. Мы были счастливы.
В. Мы были счастливы. И ты тоже?
А. Ты едешь с… я ее знаю?
В. Хочешь, я вас познакомлю?
А. Тебе пора.
В. Это мамин номер. (Сует ему бумажку.) И мой новый там тоже записан.
А. Не пропадай.
Эмилия Пёухёнен
Избранные
Триптих
Самый верный способ потерять истину – это стремиться сделать ее абсолютной, самый верный способ потерять веру – это запретить ей ходить по воде.
Ракель Лиэху
(Emilia Pöyhönen, Valitut, 2009)
Перевод с финского Бориса Сергеева
ЖЕНЩИНА. Мужчина и женщина стоят на берегу океана, того самого, который на противоположном побережье известен под названием Индийского. Взгляд женщины устремлен за океан, куда она собирается везти двоих своих детей.
МУЖЧИНА. Взгляд мужчины, как и у жены, тоже прикован к океану, но он смотрит собственно на океан, а не за него. Для мужчины океан сам по себе достаточный повод для раздумий.
ЖЕНЩИНА. Мужчина и женщина отправляются на континент, поэтому они стоят здесь в этот пропитанный влагой день сезона дождей и ждут пароход. Пароход отвезет их в Танганьику, в это время государство, еще существующее отдельно от Занзибара, красивое и блестящее, как слоновая кость, и такое же крепкое. Женщина размышляет о своей будущей пастырской стезе. Ей кажется, будто она всё уже знает, она слышала всякие истории и всё себе много раз мысленно представляла. В чемодане у женщины лежит завернутая в противомоскитную сетку книга, написанная одной коллегой-миссионеркой, книга, опираясь на которую женщина собирает начать реформаторскую работу в выпавшей на ее долю деревне.
МУЖЧИНА. Теперь мужчина смотрит на жену и замечает у нее на лице незнакомое выражение, пробуждающее в нем смутное беспокойство. Мужчина кладет руку на плечи жены.
ЖЕНЩИНА…а женщина пытается сдержать горячий энтузиазм, которым прямо светится ее лицо, потому что этот энтузиазм кажется каким-то неуместным в ситуации, когда двое серьезных стройных детей, взявшись за руки, ревут от тоски по дому под проливным дождем на африканском побережье.
МУЖЧИНА. Женщина переводит взгляд своих карих глаз на мужчину и улыбается.
ЖЕНЩИНА…смело, искренне.
МУЖЧИНА…и мужчина знает, что на эту женщину он может положиться.
II
Детский миссионерский кружок хоровой декламации
Детский миссионерский кружок хоровой декламации выстраивается в ряд и декламирует в один голос.
