Алексей выбегает вон.
Сенату и министрам, генералам,
Чинам гражданским высшим и духовным
Прошу собраться для суда над ним.
Как сына блудного отец, простил я
И яко самодержец повторил
Прощение мое в Москве прилюдно.
Но есть законы, коих даже солнце
Не может преступить, иначе мир,
Поверженный, погрузится во тьму.
Петропавловская крепость. В ночь с 25 на 26 июня 1718 года. Камера. Входят священнослужители. С постели, на которой лежал поперек, свесив ноги, приподнимается царевич Алексей.
А л е к с е й
(не глядя ни на кого)
Подите прочь! Вы предали меня,
Против отца восстановивши с детства,
За бороды держась и животы.
Я ж поднят на дыбу; я вынес муки,
Что хуже смерти. Нового позора,
Как Кикин пред толпой на площади,
Я не хочу! О, Господи, спаси!
(Падает, бездыханный.)
Священнослужители поспешно уходят. Вносят свечи.
А л е к с е й
Три свечи. Умер я? Или решили,
Что умер окаянный? Нет, дышу
Едва-едва, и от свечей мне легче.
(Встает на ноги.)
И тени женщин на стене - трех странниц.
Нет, здесь они. В последний мой приют
Как вы вошли? Засовы крепки, стража...
В самом деле, перед царевичем являются три женщины.
1-я ж е н щ и н а
Рождением высоким счастлив не был.
Чего искал ты в жизни, если небо,
Такое счастье даровав,
Не отвратило от забав,
Бессмысленных для разума и сердца,
Погибельных из детства?
А л е к с е й
Что делать, коли я инакий
Чем мой отец?
2-я ж е н щ и н а
Раздор в семье - то знаки,
Кому-то предстоит конец.
Раздор же в государстве шибче -
Несет ему погибель.
А л е к с е й
Резон в том я, конечно, вижу ныне.
Но в этой каменной пустыне,
О, женщины, ужель нельзя
И пожалеть меня?
1-я ж е н щ и н а
Он жаждет утешения и ласки,
Не в силах вынесть и священства глас.
А л е к с е й
Я жду, уже без сил, что третья скажет,
Последнею надеждою дыша.
3-я ж е н щ и н а
Напрасно. Безотрадные виденья
Меня пугают, но молчать нельзя.
Ты видишь, женщины нагие бродят,
Поют и пляшут без стыда?
А л е к с е й
(с ужасом)
То ведьмы?
Исходят плачем, словно пред Христом,
Распятым на кресте, и тянут руки,
Хватаясь за меня - спасти или убить?
О, Боже милостивый, что же это?
Любовь сих женщин тяжелей, чем гнев
Отцовский, праведный, могучий, к жизни
Взывавший постоянно, но не к смерти.
(Распластывается на полу.)
Санкт-Петербург. Летний дворец. Май 1719 года. У закрытой двери в царские покои денщики и генерал Брюс.
1-й д е н щ и к
Который день в печали пребывает;
Не ест, не пьет, и видеть никого
Не хочет; да не может, точно силы
Оставили его совсем от горя.
Б р ю с
Я понимаю, государь в печали;
Мы все в печали. Время же, однако,
Не терпит, я приехал, чтоб отбыть
На Аландский конгресс, где целый год
В баталиях словесных безуспешно
Проводим дни; а лучше пушки вновь
Заговорят, чтоб мира нам достичь.
2-й д е н щ и к
Он в думы погружен; в какие, трудно
Сказать, когда в молчаньи он стоит
Иль сидя, словно дремлет, вздохи шумно
Порою поднимая, будто долго
И вовсе не дышал...
3-й д е н щ и к
В печаль и раньше
Его величество впадал, но после
С поспешностью великой брался вновь
Он за дела, уверовав, что Бог
И Правда - с ним, иначе что успел бы
Свершить один за краткий жизни срок.
Б р ю с
(2-му денщику)
Василий! Загляни. С делами можно
И подождать, пожалуй, но кручина
Безмерная ведь пагубна для жизни.
2-й денщик открывает дверь и останавливается в удивленьи.
1-й д е н щ и к
Проделав черную работу сам,
Наследника он ищет и не видит:
Сын старший предал; младший взял и умер.
П е т р
(носится по комнате)
То горе пережил, печаль во гневе
Мешая; точно зуб больной сам вырвал
Да у себя же самого, поди;
Хоть горе, а все легче, худших бедствий
России, может, минуть удалось.
Но младший сын - безвинный, нежный ангел -
С чем он явился в мир сей? Что унес?
(У двери, но словно никого не видя.)
О, тайны гроба, что храните вы?
Истлевшие останки, кости, череп -
И больше ничего? А что душа -
Всего лишь тень останков сих при свете?
Ребенок, муж иль старец - все едино,
Когда нет жизни, пусть душа бессмертна,
Всего, как тень сей жизни, что была?
И Бог - всего лишь темный облик мира?
Иль светлый, исчезающий при свете?
Б р ю с
О, государь! Какие мысли! Жаль,
Нет времени мне вдуматься и вставить
Мои раздумья на сей счет. Я прибыл
С конгресса в Аландах. Переговоры
Со смертью Карла и его министра...
П е т р
Дела потом. Дай мне придти в себя.
Здоров я, видишь, но состав души,
Прозрачный, чистый, помутнев, распался,
Как в зеркале разбитом, - как собрать?
1-й д е н щ и к
(шепотом)
Василий! Позови скорей царицу.
Тот уходит.
П е т р
Не склеить зеркала. А душу можно?
Но должно душу живу сохранить,
Иначе станешь злобствовать, как Кикин
Или Мазепа, - в злобе правды нет,
Как в зеркале кривом или разбитом.
А я бываю гневен - не со зла,
Душой взыскуя правды и добра.
Входит царица.
Е к а т е р и н а
Послушай, государь! Я больше слез
Не лью, смотри же, их ты заморозил
Своей кручиной, как мороз крещенский.
От слез в беспамятстве мне легче было;
Теперь же смерзлись у виска, как иней,
И стынет кровь от страха, уж не сына,
Тебя теряю, значит, все в сей жизни.
П е т р
Во гневе неугоден и в печали?
И горевать мне, сына потеряв,
Нельзя? Мороз крещенский по весне.
Входят князь Меншиков и Савва Лукич Рагузинский.
М е н ш и к о в
Затворник вышел; грозно хмурит брови,
А весел и здоров. Да здесь царица.
Е к а т е р и н а
( смахивая слезы)
Я ухожу; мне слезы - в утешенье,
А царь найдет в делах отдохновенье.
(Уходит.)
П е т р
А, Савва Лукич! Где пропал ты с Венус?
Все лето прошлое прождал я встречи
С богиней, а зима уж минула.
Р а г у з и н с к и й
Пресветлый государь! Да ящик с Венус
Давно уж прибыл на брега Невы.
Рекой и морем плыть, как вы велели,
Мы не решились, опасаясь бури,
Иль бедствий, мало ли каких, опасных
Для статуи, каких и в мире нет.
А сушей через Вену не пустили -
На нашу просьбу без досмотра ящик
С бесценным грузом, названным, как есть,
Ответили отказом с подозреньем...
М е н ш и к о в
Из-за царевича, конечно, это.
Р а г у з и н с к и й
Пришлось нам ехать долгими путями,
Да и зимой, когда дороги лучше.
П е т р
Ну, где же ящик с Венус? Здесь? Сюда
Несите-ка! Трезини позовите.
Все с оживлением выходят, кроме Брюса.