Беннетт. Мистер Джойс.
Входит Джойс; он крайне возбужден.
Джойс. Где ваша сестра?
Карр. Ее деньги в надежных руках.
Джойс. Я хочу задать вам…
Карр. Нет, это я хочу задать вам один только вопрос: не могли бы вы, черт вас побери, хотя бы раз надеть пиджак в тон брюкам??
Разумеется, Джойс снова одет в пиджак и брюки от разных костюмов: только если в первом действии пиджак был, скажем, черным, а брюки коричневыми, то теперь – наоборот.
Джойс (невозмутимо). Если бы мне это удалось хотя бы раз, мне бы это удавалось всегда. Весь мой гардероб перепутался в Триесте; однажды ночью соответствие между его взаимодополняющими элементами было необратимо нарушено. А теперь – не соизволите ли вы вернуть мне двадцать пять франков?
Карр. Какие двадцать пять франков?
Джойс. Я выдал вам восемь билетов, чтобы вы продали их по пять франков каждый. У меня записано, что вы вернули мне только пятнадцать франков.
Карр. Я истратил более трехсот пятидесяти франков собственных денег для того, чтобы ваша бездарная постановка могла похвастаться хотя бы одним персонажем, который знает, зачем люди ходят к портным. Если вы надеетесь получить от меня оставшиеся двадцать пять франков, то вам придется встречаться со мною в зале суда. (Отчетливо и внятно.) Вы – мошенник и хам!
Тцара (вручая Джойсу его папку). Кроме того, пишете вы, надо сказать, так же безвкусно, как и одеваетесь. Используемые вами словосочетания неуклюжи, но при этом, увы, не случайны. Вашу прозу нельзя назвать ни обаятельной, ни вульгарной – от нее остается такое ощущение, словно тебя заперли в одну камеру с маньяком, который бредит то на одну, то на другую тему.
Входят Гвендолен и Сесили. Джойс рассматривает рукопись.
Джойс. Кто дал вам читать эту рукопись?
Гвендолен. Я!
Джойс. Мисс Карр, не вам ли я давал перепечатать главу, в которой приключения мистера Блума соответствуют гомеровскому эпизоду с быками Гелиоса?
Гвендолен. Да, и глава эта просто восхитительна!
Джойс. Тогда почему вы вернули мне вместо этого какой-то злобный пасквиль, в котором в числе прочего доказывается, что Рамсей Макдональд – лизоблюдствующий прислужник буржуазии?
Гвендолен. (Ох!)
Тцара. (Что?!)
Сесили. (Ой!)
Карр. (Ах!)
Джойс (громко). Мисс Карр, где отсутствующая глава?
Карр. Извините, вы, кажется, сказали «Блум»?
Джойс. Да, сказал.
Карр. И речь идет о бессмысленно длинном отрывке, написанном путаным стилем и имеющем какое-то отдаленное отношение к акушерскому делу?
Джойс. Речь идет об отрывке, в котором благодаря мастерству автора вся стилистическая гамма английской литературы от Чосера до Карлейля использована для описания событий, происходящих в дублинском родильном доме.
Карр (показывая на свою папку). Похоже, что мы говорим об одном и том же.
Гвендолен и Сесили обмениваются папками с криками прозрения. Карр и Тцара подходят к ним. Следует быстрый, но формальный обмен радостными объятиями, сопровождаемый восклицаниями: «Сесили! Гвендолен! Генри! Тристан!»
Музыка, типичная для того времени. Освещение меняется. Короткая танцевальная интермедия. Тцара танцует с Гвендолен, Карр – с Сесили. Джойс и Беннетт танцуют каждый сам по себе. Карр и Сесили, танцуя, удаляются. Остальные продолжают, тоже постепенно удаляясь со сцены. Когда не остается никого, на нее возвращаются, по-прежнему танцуя, старый Карр со старой Сесили.
Старой Сесили, как и старому Карру разумеется, под восемьдесят. Они с трудом делают несколько па и останавливаются.
Старая Сесили. Нет, нет и еще раз нет! Какая жалкая ложь! Я не спорю, судебное дело было, и в нем действительно фигурировали твои брюки, но ты никогда не был знаком с Владимиром Ильичом, а того, другого, я вообще не помню. Джойса я помню, тут ты прав, и он действительно был ирландцем и носил очки, но ты с ним познакомился на год позже, в восемнадцатом, когда пломбированный вагон давным-давно уже увез Ленина. Я махала ему на прощанье красным платочком и кричала «Да здравствует революция!», а он махал мне котелком. «Да, – я тебе сказала. – Да!», когда ты спросил меня, но к тому времени, когда ты играл Алджернона, Ленин уже был вождем миллионов…
Карр. Алджернон – вот как его звали.
Старая Сесили. Я же говорю тебе: это было годом позже…
Карр. Годом позже чего?
Старая Сесили. Ты никогда не встречался с Лениным.
Карр. Нет, встречался. Я видел его в кафе. Я их всех знал. Это входило в мои обязанности.
Старая Сесили. И ты никогда не был консулом.
Карр. А я этого и не говорил.
Старая Сесили. Говорил.
Карр. Может, лучше чаю выпьем?
Старая Сесили. Консула звали Перси, а фамилии не помню…
Карр (бормочет). Беннетт.
Старая Сесили. Что?
Карр (вспыльчиво). Я сказал, что его фамилия была Беннетт!
Старая Сесили. Ах да… Беннетт…
Пауза.
Кроме того…
Карр. Мы чай будем пить или нет?
Старая Сесили. И я никогда не помогала ему писать «Империализм, как высшая стадия капитализма». Он написал эту книгу годом раньше, в шестнадцатом.
Карр. Сесили! Если бы я знал тогда, какой невыносимой занудой ты станешь! (Вскипая.) Там я не был, с тем незнаком, шестнадцатый год, семнадцатый… Ну и что с того? Я там был. Они там были. Они уехали. Мы уехали. Все уехали.
Старая Сесил и. Нет, мы не уехали. Мы остались. София вышла замуж за того самого художника. Я вышла замуж за тебя. Ты в пьесе играл Алджернона. А остальные все уехали.
Свет падает в основном на Карра и постепенно гаснет.
Карр. Великие дни… Цюрих во время войны. Беженцы, шпионы, изгнанники, художники, поэты, писатели, радикалы всех сортов. Я всех их знал. Спорили допоздна… в «Одеоне», на «Террасе»… В Цюрихе во время войны я научился трем вещам. Вот, я записал их здесь. Первое – или ты революционер, или нет, а если нет, то ты вполне можешь быть кем угодно, даже художником… Второе – если ты не можешь быть художником, то вполне можешь быть революционером… А третье… Третье я забыл.
Занавес
Брат дикобраз (итал). (Здесь и далее – прим. перев)
И все корабли смостились (искаж. нем.).
Либо… либо… (нем)
Тише! (нем., франц.)
Перефразированное латинское выражение «mutatis mutandis»; mucus – слизь, сопли (лат.).
Молись за нас! (лат.)
Эта умеренная страна, где даже в сыре есть дырки (франц?).
Валяйте! Добрый день! Прощайте! (итал., нем., исп.)
До свиданья! (франц.)
Пошли! (исп.)
Мистер Дули – сатирический персонаж журналиста и карикатуриста Финли Питера Данна (1867–1936).
Бум, бум, бум, он обнажает свою плоть, когда влажные жабы начинают пылать (франц.).
Ой, ой, трикотажные панталоны адмирала быстро разъехались (нем.).
Искусство вечно, жизнь коротка (лат.)
Так у Ленина. (Прим. ред.)
Наша тактика: абсолютное недоверие, никакой поддержки новому правительству, Керенский вызывает особенные подозрения, вооруженный пролетариат – единственная опора, немедленные выборы в Петроградскую думу, никакой поддержки другим партиям (франц).
