Роли исполняли:
Мадам Мотэ де Флервиль, теща Верлена — Кэтлин Байрон.
Матильда Верлен, жена Верлена — Мишель Дотрис.
Артюр Рембо — Виктор Генри.
Поль Верлен — Джон Грилло.
Шарль Кро — Малькольм Ингрем.
Мсье Мотэ де Флервиль — Найджел Готорн.
Этьен Каржа — Найджел Готорн.
Эрнест Кабанер — Уильям Хойленд.
Жан Экар — Стэнли Лебор.
Судебный секретарь — Стэнли Лебор.
Судья Теодор Т’Серстеван — Найджел Готорн.
Эжени Кранц — Урсула Смит.
Изабелла Рембо, сестра Рембо — Джиллиан Мартелл.
Буфетчик — Уильям Хойленд.
Горничная — Джуди Либерт.
Художники, посетители кафе и др.
Режиссер Роберт Кидд.
Художник Патрик Проктор.
СЦЕНА 1
Голос Верлена. Порой он мягким говорком рассуждает о смерти, влекущей за собою раскаянье, о несчастливцах, какие отыщутся повсюду, о мучительных задачах и нестерпимых расставаниях. В кабаках, где мы с ним надирались, он рыдал, оплакивая тех, кто был рядом, — тягловый скот нищеты. На задворках он поднимал с земли пьяниц. Жалел малых детей жалостью нерадивой матери. В его движениях сквозила грация девчонки, спешащей на исповедь. Он делал вид, что разбирается во всем: в коммерции, в искусстве, в медицине. Я пошел за ним — не мог не пойти!
Между тем зажигается рампа, освещая гостиную с зимним садом в парижском особняке четы Мотэ де Флервиль, по улице Николе, 14. Время действия — 10 сентября 1871 года. Обстановка неброская, но дышит богатством. Мадам Мотэ де Флервиль, эффектная женщина средних лет, передает дочери, Матильде Верлен, цветы, подрезая у них стебли, а та расставляет их в вазе. Матильда прелестна, ей восемнадцать лет, она на восьмом месяце беременности.
Женщины в молчании занимаются своим делом, потом в комнате появляется странная, несуразная фигура, которая на несколько секунд замирает в неосвещенном углу, наблюдая за ними. Они ничего не замечают. Это Артюр Рембо. Внешность его примечательна. Ему нет еще и семнадцати; это сразу видно. У него большие, грязные руки. Галстук болтается на голой шее, как бросовый кусок шпагата. Брюки ему коротки, из-под штанин выглядывают голубые носки. Ботинки давно не чищены. Он необычайно привлекателен: тонкие губы, холодные серые глаза. В конце концов он подает голос, повергая женщин в панику.
Рембо. Вечер добрый. Мне нужен мсье Поль Верлен.
Мадам Мотэ де Флервиль. Вы… мсье Рембо?
Рембо. Ну.
Мадам Мотэ де Флервиль. О, мсье Рембо, меня зовут мадам Мотэ де Флервиль, я теща мсье Верлена. А это моя дочь, мадам Верлен.
(Рембо холодно кивает женщинам.)
Разве вы пришли не вместе с мсье Верленом?
Рембо. Нет.
Мадам Мотэ де Флервиль. Но он поехал вас встречать. Наверное, вы с ним разминулись на вокзале.
Рембо. Наверное; только он понятия не имеет, как я выгляжу.
Мадам Мотэ де Флервиль. А… как вы добирались к нам от вокзала?
Рембо. На своих двоих.
Молчание.
Мадам Мотэ де Флервиль. Может быть… вам нужно с дороги умыться?
Рембо (обдумывает это предложение). Нет, спасибо.
Мадам Мотэ де Флервиль. Багаж вы отдали кому-то из слуг?
Рембо. Никаких слуг не видел.
Мадам Мотэ де Флервиль. Значит, он остался в прихожей?
Рембо. Кто?
Мадам Мотэ де Флервиль. Ваш багаж.
Рембо. У меня нет багажа.
Мадам Мотэ де Флервиль. Нет… багажа?
Рембо. Нет.
Мадам Мотэ де Флервиль. О…
Молчание.
Матильда. Не желаете ли присесть, мсье Рембо?
Рембо не отказывается; развалясь в кресле, вытаскивает из кармана омерзительную на вид, замусоленную глиняную трубку и коробок спичек. Громко чмокая, раскуривает трубку.
Рембо. Я покурю, можно?
Мадам Мотэ де Флервиль (с неудовольствием). Конечно, пожалуйста.
(Молчание.)
Ваши стихи произвели на нас с мсье Верленом глубокое впечатление.
Рембо. Он давал вам их читать?
Мадам Мотэ де Флервиль. О да, я горячая поклонница поэтической музы. Наша семья, знаете ли, очень дружна с Виктором Гюго. Совершенно очаровательный господин.
Рембо. Из него песок сыплется.
Мадам Мотэ де Флервиль. Не могу с вами согласиться. Он в добром здравии. Конечно, в глазах молодежи это человек весьма преклонного возраста. Но молодым свойственны бунтарские настроения.
Матильда. Вы еще моложе, чем мы думали.
Рембо. Да ну?
Матильда. Сколько же вам лет?
Мадам Мотэ де Флервиль. Дорогая, спрашивать людей об их возрасте невежливо.
Матильда. Больше не буду. Мне просто интересно.
Рембо, пропуская мимо ушей их реплики, встал, подошел к окну и теперь смотрит в сад.
Рембо. Ничего такой вид.
Мадам Мотэ де Флервиль. Да, изумительный, не правда ли?
Рембо. Ничего.
Берет в руки фарфоровую статуэтку какого-то животного, брезгливо рассматривает, ставит на место и возвращается к окну. Вбегает Поль Верлен, бородач двадцати семи лет, уже с небольшими залысинами. Одет элегантно, напоминает муниципального чиновника, не стесненного в средствах, — это соответствует действительности. Он не сразу замечает Рембо.
Верлен. Исходил вокзал вдоль и поперек — нигде его нет.
Рембо (не оборачиваясь). Он тут.
Верлен. Мсье Рембо?
Устремляется к Рембо, протягивая руку, но, когда Рембо оборачивается, Верлен слегка медлит, вероятно ошеломленный его внешностью.
Рембо. Мсье Верлен?
Обмениваются рукопожатием.
Верлен. Вы сюда добрались без провожатых. Какая решимость.
Мадам Мотэ де Флервиль. Ну что ж, надо распорядиться насчет ужина. Полагаю, мсье Рембо нагулял аппетит.
Рембо. Зверский.
Мадам Мотэ де Флервиль. Еще бы. (Матильде.) Пойдем, дорогая, поможешь мне, а мужчины пусть немного побеседуют.
Уходит вместе с Матильдой.
Верлен. Так вот, значит…
(Рембо кивает.)
Сколько тебе лет, позволь спросить?
Рембо. Не позволю.
Верлен. Ох, извини.
Рембо. Шестнадцать.
Верлен. Шестнадцать? Точно?
Рембо. Точнее не бывает.
Верлен. Просто в письме говорилось, что тебе двадцать один.
Рембо. А ты и поверил.
Верлен. У меня нет слов. Стихи, которые ты мне прислал, поразительны для человека двадцати одного года. Для шестнадцатилетнего — они феноменальны.
Рембо. Потому я и написал, что мне двадцать один. Не хотел снисхождения.
Верлен. Конечно, это многое проясняет. Например, то, что мать держала тебя взаперти без гроша в кармане. Если тебе шестнадцать… Школу хотя бы окончил?
Рембо. А как же.
Верлен. Твоя мать, видимо, на меня страшно злится.
Рембо. Нет, она заметно подобрела, узнав, что ты прислал мне деньги на билет.
Верлен. Извини, что не встретил на вокзале. Понимаешь, твой поезд прибывал в «изумрудный час». Час абсента. (Ухмыляется, обводя руками комнату.) Ты, наверное, такого не ожидал. Пока я состоял при должности, у нас с женой была квартира на набережной Турнель. Но когда начались политические катаклизмы, моя чувствительная натура восстала против муниципальной службы. Квартира оказалась мне не по карману. Тогда отец Матильды, чтоб ему сгнить, великодушно отвел нам целый этаж в этом доме. А я подумал: Матильда беременна, то да сё, может, оно и к лучшему.
Рембо. И что, правда к лучшему?
Верлен. Все бы хорошо, если бы не папаша жены. Тебе повезло: сейчас он в отъезде. На охоту отправился. От души желаю, чтобы его настигла шальная пуля. Ежедневно об этом молюсь. (Вздыхает.) Поверь, я много выстрадал, прежде чем добился этой девушки. Целый год ждал, чтобы она стала моей женой. Сама судьба была против. Одна отсрочка, другая. Не чума, так война. Буквально. Представляешь, она подхватила оспу. Матерь Божья, думаю, столько времени ждать, чтобы повести под венец ежиху с выдернутыми иголками? По счастью, оспин у нее почти не осталось. А за два дня до свадьбы мой лучший друг покончил с собой. И в довершение всего, как нарочно, перед самой свадьбой получаю повестку в армию. Но я — как заговоренный. Даже от этого отмотался — и свадьба состоялась. Вот только беременность Матильду не красит. Она еще ребенок.
