Ознакомительная версия.
Светловидов шевелится, а потом и вовсе поворачивается с боку на бок. Потом – садится. Мефистофель досадливо всплескивает руками.
СВЕТЛОВИДОВ:
МЕФИСТОФЕЛЬ:
Что делать, Фауст?
Таков вам положен предел,
Его ж никто не преступает.
Вся тварь разумная – скучает:
Иной от лени, тот – от дел;
Кто – верит, кто – утратил веру;
Тот – насладиться не успел,
Тот – насладился через меру…
И всяк зевает, да живёт!
И всех вас гроб, зевая, ждёт.
Зевай и ты.
СВЕТЛОВИДОВ:
Сухая шутка!
Найди мне способ как-нибудь
Рассеяться.
МЕФИСТОФЕЛЬ:
Доволен будь
Ты доказательством рассудка.
В своём альбоме запиши:
ФасцИдиум эст квИес (скука —
Отдохновение души).
Я – психолОг!.. О, вот наука!..
Скажи, когда ты не скучал?
Светловидов пожимает плечами.
Подумай, поищи… Тогда ли,
Как над Вергилием дремал,
А розги ум твой возбуждали?
Тогда ль, как розами венчал
Ты благосклонных дев веселья
И в буйстве шумном посвящал
Им пыл вечернего похмелья?..
Тогда ль, как погрузился ты
В великодушные мечты,
В пучину тёмную науки?..
Но – помнится – тогда со скуки,
Как арлекина, из огня
Ты вызвал, наконец, меня.
Я мелким бесом извивался,
Развеселить тебя старался,
Возил и к ведьмам, и к духАм,
И что же?.. Всё – по пустякам!
Желал ты славы – и добился,
Хотел влюбиться – и влюбился…
Ты с жизни взял возможну дань.
А был ли счастлив?
СВЕТЛОВИДОВ:
Перестань,
Не растравляй мне язвы тайной.
В глубоком знаньи жизни нет.
Я проклял знаний ложный свет.
А слава… Луч её случайный
Неуловим. Мирская честь
Бессмысленна, как сон… Но есть
Прямое благо: сочетанье
Двух душ!..
МЕФИСТОФЕЛЬ:
И – первое свиданье,
Не правда ль? Но нельзя ль узнать,
Кого изволишь поминать?
Не Гретхен ли?
СВЕТЛОВИДОВ:
О, сон чудесный!
О, пламя чистое любви!..
Там, там – где тень, где шум древесный,
Где сладко-звонкие струИ,
Там, на груди её прелестной
Покоя томную главу,
Я счастлив был!
МЕФИСТОФЕЛЬ:
Творец небесный!
Ты бредишь, Фауст, наяву!
Услужливым воспоминаньем
Себя обманываешь ты.
Не я ль тебе своим стараньем
Доставил чудо красоты?
И в час полуночи глубокой
С тобою свёл её? Тогда
Плодами своего труда
Я забавлялся, одинокий,
Как вы – вдвоём… Всё помню я:
Когда красавица твоя
Была в восторге, в упоенье,
Ты беспокойною душой
Уж погружался в размышленье
(А доказали мы с тобой,
Что размышленье – скуки семя).
И знаешь ли, философ мой,
Что думал ты в такое время,
Когда не думает никто?
Сказать ли?
СВЕТЛОВИДОВ:
МЕФИСТОФЕЛЬ:
Ты думал: агнец мой послушный,
Как жадно я тебя желал!
Как хитро в деве простодушной
Я грёзы сердца возмущал!
Любви, невольной, бескорыстной,
Невинно предалась она…
Что ж грудь моя теперь полна
Тоской и скукой ненавистной?..
На жертву прихоти моей
Гляжу, упившись наслажденьем,
С неодолимым отвращеньем:
Так безрасчётный дуралей,
Вотще решась на злое дело,
Зарезав нищего в лесу,
Бранит ободранное тело.
Так на продажную красу,
Насытясь ею торопливо,
Разврат косИтся боязливо…
Потом из этого всего
Одно ты вывел заключенье…
СВЕТЛОВИДОВ:
Сокройся, адское творенье!
Беги от взора моего!..
МЕФИСТОФЕЛЬ:
Изволь. Задай лишь мне задачу:
Без дела, знаешь, от тебя
Не смею отлучаться я —
Я даром времени не трачу.
Светловидов всматривается вглубь зрительного зала.
СВЕТЛОВИДОВ:
Что там белеет? Говори!
МЕФИСТОФЕЛЬ (смотрит):
Корабль испанский трехмачтОвый,
Пристать в Голландию готовый…
На нём мерзавцев сотни три,
Две обезьяны, бочки злата,
Да груз богатый шоколАта,
Да модная болезнь (она
Недавно вам подаренА).
СВЕТЛОВИДОВ:
МЕФИСТОФЕЛЬ:
Мефистофель распростирает руки, словно готовясь взлететь. В это время гаснет свет. В темноте звучит оркестровая музыка, развивающая тему яростной бури. Потом она слегка микшируется, прожектор выхватывает из темноты фигуру Светловидова, который в ужасе смотрит на исполнение своего приказа и потом закрывает лицо руками, опустившись на пол. Музыка вовсе прекращается. Сцена медленно освещается снова. К сидящему в скорбной позе Светловидову приближается женщина в античной одежде.
ИОКАСТА:
Чем удручён ты, царь? Узнать я вправе…
СВЕТЛОВИДОВ:
Кому ж ещё открыться мне, жена,
В моей беде?.. Итак, узнай: отцом
Мне был Полиб, коринфский уроженец,
А мать – Меропа, родом из дорян.
И первым я в Коринфе слыл. Но случай
Произошёл, достойный удивленья…
На пире гость один, напившись пьяным,
Меня «поддельным сыном» обозвал.
И, оскорблённый, я с трудом сдержался
В тот день и лишь наутро сообщил
Родителям. И распалились оба
На дерзость оскорбившего меня.
Их гнев меня обрадовал, но всё же
Сомненья грызли: слухи поползли…
И, не сказавшись матери с отцом,
Пошёл я в Дельфы. Но не удостоил
Меня ответом Аполлон, лишь много
Предрёк мне бед, и ужаса, и горя:
Что суждено мне с матерью сойтись,
Родить детей, что будут мерзки людям,
И стать отца родимого убийцей…
Вещанью вняв, решил я: пусть Коринф
Мне будет дальше звёзд! И я бежал
Туда, где не пришлось бы мне увидеть,
Как совершится мой постыдный рок.
Отправился, и вот – пришёл в то место,
Где, по твоим словам, убит был царь.
Тебе, жена, я истину открою…
Когда пришёл я к встрече трёх дорог,
Глашатай и старик, как ты сказала,
В повозке, запряжённой лошадьми,
Мне встретились. Возница и старик
Меня сгонять с дороги стали силой.
Меня толкнул возница, и его
Ударил я в сердцах. Старик меж тем,
Как только поравнялся я с повозкой,
Меня стрекалом в темя поразил.
С лихвой им отплатил я. В тот же миг
Старик, моей дубиной поражённый,
Упал, свалившись наземь, из повозки.
И – всех я умертвил. И если есть
Родство меж ним и… Лаем… О, скажи:
Из смертных кто теперь меня несчастней?
Кто ненавистней в мире для богов?..
Я оскверняю ложе мертвеца
Кровавыми руками. Я ль не изверг?
Я ль не безбожник? Убежать бы мог…
Но мне нельзя к родителям вернуться,
В мой край родной: вступить придётся там
В брак с матерью и умертвить отца,
Полиба, кем рождён я и воспитан…
Нет, грозные и праведные боги,
Да не увижу дня того, да сгину
С лица земли бесследно! Лишь бы только
Таким пятном себя не осквернить!
Одно осталось для надежды мне —
Дождаться, чтоб сюда пришёл пастух.
Ведь рассказал он, что царя убили
Разбойники… Так если подтвердит,
Что было много их, – убил не я.
Не может ведь один равняться многим.
Входит вестник.
ВЕСТНИК:
Могу ль от вас узнать, о чужестранцы,
Где здесь царя Эдипа дом? А лучше
Скажите, где находится он сам.
СВЕТЛОВИДОВ (Иокасте):
Кто он такой? Что хочет мне сказать?
ИОКАСТА (пошептавшись с вестником):
Он – из Коринфа: с вестью, что Полиб,
Отец твой, умер. Нет его в живых.
СВЕТЛОВИДОВ:
Что говоришь ты, гость? Скажи мне сам.
ВЕСТНИК:
Коль должен я сказать сперва об этом,
Знай, что стезёю мёртвых он ушёл.
СВЕТЛОВИДОВ:
Убит он? Или умер от болезни?
ВЕСТНИК:
Чтоб умереть, немного старцу нужно.
СВЕТЛОВИДОВ:
Так от болезни умер он, несчастный?
ВЕСТНИК:
И оттого, что был преклонных лет.
СВЕТЛОВИДОВ:
Увы! К чему нам было чтить, жена,
Полёты птиц и жертвенник пифийский,
Провозгласившие, что суждено мне
Отца убить родного? Вот он – мёртвый
Лежит в земле, а я не прикасался
К мечу. Но, может быть, с тоски по сыну
Скончался он, – так я тому виной?..
ВЕСТНИК:
Утешься! Не в родстве с тобой Полиб.
СВЕТЛОВИДОВ:
Что ты сказал? Полиб – мне не отец?..
ВЕСТНИК:
Такой же он тебе отец, как я.
СВЕТЛОВИДОВ:
Но почему ж меня он сыном звал?
ВЕСТНИК:
Ознакомительная версия.
