на слегка тяжёлое, как бы в такт с нарастающим ритмом их сердец. Теперь никто ничему не сопротивлялся. Юрины руки как отнявшиеся опустились сами собой, закрепившись на Дининой талии. Дина обняла Юру за шею, и слегка обезумившие губы их соединились теперь в едино, в какой-то одновременно нежный и очень страстный поцелуй.
В квартире Дины наступило утро. Тусклый уличный свет, начинающегося зимнего дня, холодным тоном проникал в комнату через тонкие занавески, освещая ещё не проснувшихся Дину с Юрой. Юра лежал на правом боку, прижимая обеими ладонями к своему правому уху руку Дины, мирно спящей за его спиной, легонько обнимающей его за грудь. Глаза Юры резко открылись, уловив всю прохладу зимнего утра в мгновение, что тут же остудило всё вокруг, оставив теплоту прошедшей ночи лишь на краю Дининой ладони, которую он ни как не отпускал. Он слегка дрожаще вздохнул, и принялся лежать дальше. Где-то на полу, в кармане брошенных джинсов зазвенел телефон на беззвучном режиме.
Юра легонько потянулся за телефоном, и поднёс его к свободному уху. Его вызывали на работу. «Скоро буду», – тихо, но одновременно очень чётко ответил он, и положил телефон рядом с подушкой. Через пару минут Юра принялся вставать, стараясь не запустить под одеяло, что было на Дине, прохладу, которой казалось тянуло отовсюду. Довольно скоро найдя свои вещи и одевшись, Юра сел на край Дининой кровати, и взглянул на неё. Пышные кудри, когда-то уложенные плойкой, устилали часть её лица и подушку. Расставленные теперь в разные стороны руки, голые плечи и шея, что казалось, совсем не боялись утренней прохлады, горели тем естественным утренним светом, отражая его, преображая во что-то более яркое, даря чему-то неодушевлённому жизнь и движение, ритм и грацию.
Вдруг Дина легонько чихнула, что выглядело довольно мило, и слегка повернулась на левый бок, из-за чего с неё чуть-чуть соскользнуло её белое одеяло, оголив верх её груди. Юра тут же резко отвернулся. На душе стало ещё тяжелей. «Пора идти», – сказал он, и одев куртку, вновь подошёл к Дине, прикрыв её плечи одеялом. Когда Юра прошёл в прихожую, чтобы обуться, он тут же остановился в раздумьях. Его взору предстали его ботинки, и Динины сапоги, что валялись в разных сторонах коридора, напоминая о вчерашнем вечере, о том самом безответственном необузданном чувстве, что так и несло их тогда, прорубая на своём пути все препятствия, оставляя позади себя разруху и небрежность. Юра взял свои ботинки, и обулся, не туго зашнуровав. И прежде чем открывать дверь, аккуратно поднял с пола Динины ботфорты, и легонько, очень нежно, будто это была какая-то святыня, поставил их на полку для обуви. Закрыв дверь на защёлкивающийся в одну сторону язычок, медленно, вразвалочку побрёл Юра по лестнице. Он постоянно оборачивался от не оставляющего его чувства, будто бы вот-вот и из всех квартир, что были на площадках, должен был кто-то выйти.
На улице Юру встретила обильная изморозь, красовавшаяся на ветках деревьев, кустов и всего остального, где только она могла образоваться. Казалось, что он попал в какую-то сказку, но его мысли сейчас были совсем не об этом.
«Почему так тянет, – думал он, – почему мне опять тяжело, на душе, будто стало ещё хуже, даже не так, будто бы одна боль сменилась другой. Я бы возненавидел себя за это, в любом другом случае, за то, что воспользовался чужим горем, чтобы затушить своё. По сути, мы должны были стать утешением друг другу, но стоит ли это утешение того, когда оно не зиждется на любви, а так просто на физической потребности, на бессознательных чувствах, нервах, психах, и тиках. На чём угодно, но не на любви. Да, у меня было что-то подобное с Настей, не настолько серьёзно, но всё-таки. Это большая ответственность и её не стоит недооценивать. А что теперь, теперь кажется, она была ещё больше, а получилось будто по пьяни. Будто я опьянел от своих проблем, и Дина в свою очередь тоже. И из-за этого всё так недостойно, что аж ломит в груди. Будто за избавление от этих душевных переживаний мне пришлось заплатить ещё большую цену, чем требовалось. И главное, это нас ничем не обязывает, совсем ничем. Мы же никогда не любили друг друга, может только пока, но всё же, неужели мы друг другу никто? Вот это и есть самый ужасный вопрос в сложившейся ситуации».
Спустя около двадцати минут, Юра, наконец, добрался до работы, и вяло поднявшись по обледеневшему крыльцу, зашёл внутрь магазина.
– Как дела? – спросил его Вася, когда тот уже переодевшись, полусонный расписывался в табеле учёта рабочего времени.
– Нормально, – ответил Юра.
– Нормально, это как?
– Нормально это нормально!
– Паранормально! – рассмеялся Вася.
– Эх, не знаю.
– Ты всё о ней думаешь?
– Нет, а ты?
– А чё мне, я просто так спросил, слышал кое от кого, что она, твоя бывшая, всё-таки не получила весь тот денежный сюрприз, из-за которого она с тобой рассталась.
– Ну и что, скажи мне, что это меняет.
– Ну, я не знаю, я бы на твоём месте взял бы, да ткнул её лицом во всё то говно, что она натворила.
– А в снег не хочешь, – ухмыльнулся Юра.
– Да ладно, – заинтересованно сказал Васёк, – ты всё-таки её унизил?
– Нет, друг мой, чтобы кого-то унижать, надо вначале самому быть униженным, иначе просто нет смысла, и когда я её встретил, не стал перед ней унижаться.
– И что же ты ей сказал?
– Ничего нового, кроме правды, скажем так, обратил её внимание на то, что и так понятно.
– Ну, даже не знаю что сказать, я даже и не думал узнать о тебе такое, хоть и друг твой. Ты поступил как настоящий мужчина, думающий не только о себе, но о чести, чувстве собственного достоинства, хотя я и никогда не сомневался в тебе.
– Да, что-то подобное я уже слышал в свой адрес. А так и получается, в одном мы поступаем, не так как нам может быть хотелось, но правильно, а в другом случае, и как нам хочется, и как неправильно.
– Ты это о чём?
– Да так, ни о чём.
– Нет, это ты о чём-то реальном!
– Честное слово, неважно, окей?
– Ну, как знаешь.
Возвращался Юра домой поздно, так как в том магазине, куда его с Васей вызвали, был настоящий завал. Мысли теперь не особо грузили его по пути домой. Видимо довольно тяжёлый рабочий день хоть как-то помог ему
