Девушка, которую он ущипнул (закатывая ему оплеуху). Ай! Ой! Кусачий какой!
Юноши и девушки продолжают путь.
Полишинель (уже перенес внимание на чету стариков). А, Филемон! Ну как, старина? Тоже надумал поглядеть на божий свет?
Старик (горестно указывая на оставшуюся позади долину). Что мне свет! Родина-то моя там.
Полишинель. Она там, но она и тут. Дело ведь не в земле, а в людях, что на ней живут.
Старик. Я сердцем только там живу.
Полишинель. Да там же ревматизмы, насморки, ломоты! Скорей сюда, на склоны, на высоты! На ярком солнышке погрейся, смолистым воздухом дыши!
Старик. Э, мне милей темный угол возле печки дымной и вонючей.
Полишинель (хохочет). Не можешь оторваться от своей навозной кучи!
Человек с ручной тележкой. А я свою забрал с собою. Вот везу.
Полишинель (обращаясь к толпе, которая спешит мимо, изнемогая под тяжестью огромных узлов). Эй, легче! Легче! Не торопитесь! На себя лучше оборотитесь! По лицам-то у вас пот ручьями уже льет! Чистое наводненье! Стоило бежать из низины, если потоп у каждого с собой в корзине! Дружочек, погоди! Ты же сейчас лопнешь! У тебя уже глаза на лоб полезли. А красен-то как! Ну, точно рак, когда его подрумянят кипяточком с перцем и лавровым листочком. Сто-ой! Минуту отдыха! Дышите! Воздух тут бесплатно. Да гляньте хоть по сторонам — вид-то какой приятный! Какой нарядный! Как взор пленяет! И можно трогать руками — краска не линяет.
Толпа. Идем! Идем! Некогда отдыхать. Говорят, из соседней деревни тоже туда идут. Нам надо прийти первыми.
Полишинель. Ничего, земля велика.
Толпа. Они все заберут себе!
Полишинель. Хватит и вам тоже.
Толпа. Нет, сперва нам... А им потом... Вперед! Вперед! Нельзя останавливаться. О, господи, какая тяжесть! Ой, я не выдержу... Помру...
Полишинель. Стоило спешить, чтобы в могилу угодить!
Толпа. Мученье какое! И всегда мне хуже, чем другим. Моя ноша самая тяжелая. А посмотри хоть на этого! У него небось вполовину легче!
Полишинель. Ну поменяйся с ним!
Один из толпы. Дурак! Может, еще с тобой поменяться? На твой горб? Хочешь, чтобы я, здорово живешь, подарил ему все свое добро?
Полишинель. А тогда не жалуйся!
Толпа. Хочу и жалуюсь, и никто мне не запретит. Плакаться на свои беды и завидовать своему соседу, клясть свою жизнь все пуще, ничего не делая, чтобы стало лучше, — это большое облегчение! Вроде промывательного... И этак бы пожить нам лет до ста желательно! (Проходит мимо.)
Появляются дети, которых ведут учители; учители все в очках; в руках у них пастушьи посохи и на сворках маленькие собачки в попонках. Дети бьют в ладоши.
Дети. Ах! Зеленые ящерки! Цветочки! Баранчики! Еще один! Еще! Он совсем как круглый желтый глазок! А вон птичка! Смотрите, она в красной шапочке! А как свистит! Фью-фью-фью-фью!..
Учители. Идите по середине дороги! Парами! Парами! И опустите глаза! Смотрите в книгу.
Дети. Но нам хочется посмотреть, что тут кругом!
Учители. Незачем. Мы вам всё расскажем. Читайте! Ну, читайте: «Когда Ганнибал перешел Альпы...»
Дети. А мы какие горы будем переходить?
Учители. Не об вас речь. Читайте: «Когда Ганнибал...»
Дети. А мы? А мы? Когда будет речь о нас?
Учители. Лет через двести или триста. Всему свое время.
Девочка с дерзко вздернутым носиком. Когда мы умрем, да?
Дети (поют на мотив «Мальбрук в поход собрался»).
И волей божьей умер.
И стали хоронить...
Учители, Да, когда вы умрете, и вас похоронят. А пока что читайте, читайте! «Когда Ганнибал...»
Дети (поют).
...нибал в поход собрался.
Тарам тарам тити,
Куда, дурак, совался,
Обратно нет пути...
(Проходят.)
Полишинель (обращаясь к человеку с сединой в волосах, который идет, полузакрыв глаза, чему-то усмехаясь и разговаривая сам с собой,). А, мечтатель Гильо, который только одного себя знает и никогда не унывает! Что это ты бормочешь себе под нос?
Мечтатель Гильо. Я описываю пейзаж.
Полишинель. Да ведь ты на него не смотришь?
Гильо. Я вижу... вижу...
Полишинель. Уткнув глаза в землю?
Гильо. Я вижу то, что дальше, то, что выше, я вижу вершину, я вижу свет.
Полишинель. Да ты бы для начала кругом себя посмотрел.
Гильо. Меня не интересует, где я сейчас, а только где я буду.
Полишинель. А может, еще и не будешь. И выйдет, что нигде не был — ни там, ни тут. И на твоей могиле напишут: «Здесь лежит Гильо, который ничего не видал, словно и на земле не живал».
Гильо. Я тороплюсь, я обгоняю жизнь.
Полишинель. Обогнать жизнь, мой друг, — это значит уже быть мертвым. Нет, благодарю покорно, я лучше буду отставать. (Обращаясь к человеку лет под сорок, который смотрит на Полишинеля и на все окружающее светлыми холодными глазами.) А ты, Аргус Стоглаз, о чем ты размышляешь?
Стоглаз. Я смотрю на тебя, смотрю на него, все вижу, этих и тех, тебя и прочих — и я вижу, что вы все безумны. Смотрю на этот пейзаж и вижу его таким, как он есть, не хуже и не лучше; мне не холодно и не жарко, не весело и не грустно. Я никогда не теряю направления, ни о чем не мечтаю — я только вижу, вижу небо и облака, пыль на дороге и камни, цветы и комья грязи. Я вижу все.
Полишинель. Но ни в чем не участвуешь. Значит, и не живешь. Ты видишь жизнь, да, ну, а в тебе самом есть ли хоть что-нибудь живое? Кто один мудр среди безумных, тот сам безумен вдвое.
Справа на повороте дороги появляется Жано верхом на своем осле.
А вот мой куманек Жано и его верный ослик, почтенный Буридан.
Осел. И-ан! И-ан! (Упирается копытами в землю, не желая двигаться дальше.)
Полишинель. Один верхом, другой пешком — и оба вместе стоят на месте...
Жано сходит с осла и, приблизив лицо к ослиной морде, начинает задушевно его уговаривать.
Жано. Ну, братец, что ты на самом деле! Ведь мы уже почти у цели. Ну-ка еще копытцами шевельни! А то ведь стыдно будет перед людьми. Смотри-ка, все нас обгоняют... Но! Но! Вперед! Вот наказанье-то, господи прости! Не на себе ж мне тебя нести! Ну, миленький! Ну, мой красавец! (С внезапной яростью.) У-у, мерзавец!
Полишинель. Жано предполагает, а осел располагает.
Жано. Ну и что ж такого? Будто уж он глупее всякого другого? Значит, ему тут понравилось. Ну, а я, что ж, я не из упрямых. (Ослу.) Ты все обдумал? Взвесил? Обсудил? Ну, смотри! (Считает.) Раз... два... три! Решено. А мне что тут, что там, в конце концов все равно.
Полишинель. Не стыдно тебе слушаться своего осла?
Жано. Нет хуже, когда в семье ссоры. Лучше уж уступить без лишнего разговора. (Ослу.) Иди поваляйся на травке. А я тут расположусь по-своему. Эге! Землица-то хорошая. И местечко славное, защищено от ветра. Ну, с богом и за работу!
Полишинель. Что ты хочешь делать?
Жано. Копать. И прошу нос ко мне не совать. Теперь это мое поле.
Полишинель. Ты, я вижу, времени не теряешь!
Жано (показывая). Хутор Жано. И Буриданов выгон. (Натягивает веревку.)
Полишинель. Ты остаешься? А те-то ведь все уходят! (Показывает на проходящих по дороге.)
Жано. Небось воротятся. Земля, говорят, круглая. Куда ни пойди, а все придешь обратно. И вообще там видно будет. Пока еще они все пройдут, а я участочек-то и раскопаю.
Полишинель. А зачем, раз ты все равно его бросишь?
Жано. Так я ж не для себя, а для нее.
Полишинель. Для нее? Это для кого же?
Жано. Для той, кто мне всех дороже. (Показывает на землю.) Для нее вот, для моей красавицы! Не могу видеть ее заброшенной либо пустой. Сам тогда делаюсь ровно бы не свой, чую, как ей, голубушке, тяжко, ну и спешу облегчить бедняжку.
Полишинель. Ах ты, старый распутник!
Жано. У кого что — у одного земля, у другого девки.
Полишинель. Ну забавляйся, паренек, забавляйся. Трудись, ломай спину! А я посижу да на тебя погляжу. Самое полезное для здоровья — это смотреть, как работают другие. Эх, хорошо в тени! Потейте, добрые люди! Ну, а нам к чему ж лезть из кожи? Полюбуемся лучше на прохожих. Мне сдается, в их веренице прелюбопытные могут встретиться лица.
Усаживается в тени на пригорке, повыше над дорогой. Жано копает, осел щиплет траву, толпа по-прежнему проходит мимо.
