Еврипид - Андромаха

Да, в нем одном надежда… От укуса
Змеиного лекарство знает ум
Божественный для смертных, и ехидны,
И пламени загладятся следы, —
Лишь женщина неисцелимо жалит…

Бедствий великих вина,
О, для чего ты, Кронида
Сын и Майи рожденье,
Блеском одев золотым,
Трех дивных богинь колесницу
Везти заставил свою?..
Враждой ненавистной
Пылавших, кому красоты
Пастух одинокий
Присудит награду
В тихом своем жилище?

Рощей кудрявою склон
Иды покрыт был, и, в горных
Волнах омыв серебристых
Белые раньше тела,
Парису богини предстали.
Был жарок спор их… Но приз
Киприде достался…
Словами, полными нег,
Она победила,
Но горькими Трое,
Гордым ее твердыням…

О, зачем Париса мать щадила,
Над своим страданьем задрожав?
Пусть идейских бы он не узрел дубрав!
Не о том ли вещая вопила,
Феба лавр в объятиях зажав,
Чтоб позор свой Троя удалила?
Иль старшин Кассандра не молила,
К их коленям, вещая, припав?

Дочерей печальных Илиона
Не коснулось иго бы… А ты,
О жена, с твоей блестящей высоты
Не упала б в эту бездну стона…
И моей земле бы не пришлось
Десять лет поить железо кровью.
Сколько слез бы, верно, к изголовью
У старух[6] припавших, не лилось!

Ну, женщина, вот сын твой. Ты его
От дочери напрасно затаила…
Ты думала, кумир тебя богини
Спасет, его ж – друзья твои. И вот
Перехитрил тебя спартанец… Если
Священного подножия сейчас
Ты не захочешь бросить, я зарежу
Перед тобой птенца. Скорее взвесь,
Что выберешь: самой лишиться жизни
Или дитя за материнский грех,
Который предо мной ты совершила
И дочерью моей, отдать ножу?

О слава! Скольким тысячам ты гребень
Над головой вздымаешь, хоть они
В ничтожестве зачаты… Если правдой
Ты вызвана на солнце, слава, голос
Благословляю твой. Но если ложь
Тебя родит, тебя я не признаю
Наградой доблести, – лишь счастья даром.
И это – ты? Ты – вождь, ахейский вождь,
Вождь избранных, завоеватель Трои, —
И дочери, почти ребенка, ты
Слугою стал, с ней гневом пышешь, женам,
Задавленным несчастьями, войну
Кичливо объявляешь? О, неужто ж
Ты Трою взял действительно и пасть
Перед таким могла героем Троя?
Снаружи лишь, о призрачный мудрец,
Блистаешь ты – природой нас не выше,
Хоть, точно, в золоте большая сила.
Нет, Менелай, окончим разговор.
Ведь если я умру, – одно бесславье
Да прозвище убийцы дочь твоя
Добудет, царь. Да и тебе, подручный,
Без пятен на хитоне не уйти…
А выбери я жизнь и дай ребенка
Тебе убить, – что ж, думаешь, отец
Без должного возмездия оставит
Поступок ваш? Под Троей заслужил
Он, кажется, не труса имя. Сын
Ахиллов он и внук Пелея: это
Пришлось бы вам припомнить, Менелай…
Он дочь твою прогонит. И, другому
Потом ее вручая, чем, скажи,
Ты объяснишь разлуку с первым мужем?
Иль строгостью ее, что выносить
Порочного супруга не хотела?
Но ведь не скроешь правды. Да и кто
Возьмет ее? Иль до седин вдовицу
Сам украшать оставишь ты чертог?
Грядущих зол потока ты не видишь
Над головой, безбожник! Предпочел
Соперниц бы и многих и обидных
Их ужасу, конечно, ты, его
Когда бы мог представить. Бед великих
Не создавай из мелочей пустых.
Мы, женщины, ужаснейшее зло;
Но вам, мужчинам, кто велел – природе
Уподобляться женской? Вот и ты:
Ты дочери поверил, что ее
Бесплодною я делаю; поверь же
И мне, что слова я наперекор
Не молвлю и алтарь оставлю, если
Твой зять решит, что я виновна. Кто ж
Бесплодие жены больнее мужа
Почувствует, спартанец? Все теперь
Сказала я и жду… В тебе же, царь,
Меня одно страшит: ведь и фригийцев
Из-за жены ты некогда сгубил.

Так говорить с мужчинами – не то же ль,
Что выше цели брать?.. Удар пропал…

Так, женщина, все это мелко: трона
Спартанского или Эллады вы
Не стоите, конечно, как добыча
Победная. Но сердце утолить
Нам иногда отраднее, чем Трою
Сломить и взять. А дочери помог
Не в пустяке я даже – потерять
Имущество для женщины печально,
Но мужа ей лишиться прямо смерть…
Ну, а рабы! Мои ль Неоптолему
Его ли мне, неужто их делить?
Да, у друзей нет своего, коль точно
Они – друзья, все общее у них…
И если бы кто дожидаться вздумал
Для личных дел приезда друга, он
Не мудрость бы тем показал, а трусость…
Ну, будет же, спускайся к нам, святых
Не бремени. В тебе спасенье сына…
Себя ж спасая, ты его убьешь:
Из вас двоих один на свете лишний.

Увы! Увы! О выбор, горек ты!
Жизнь или смерть? Ужасен жребий смерти,
А вынуть жизнь – ужасней, может быть.
Ты, малую в пожар раздувший искру,
За что меня ты губишь, отвечай!
Иль предала какой я город? Или
Я из детей зарезала кого
Твоих? Где дом, который подожгла я?
Насилием – владыки своего
Я разделила ложе… Я ль виновна?
Царя казнить ты должен бы; чего же
Источник зла обходишь ты – и струйку
Стараешься далекую засыпать?
О, муки! Ты, о город мой… за что,
За что терплю? Я для того ль рождала,
Чтоб, цепь на цепь надев, носить двойную?
К чему мне жить? На что направить взор?
На то ль, что есть? На то ль, что раньше было?
Я видела, как Гектора колеса
О землю били до смерти. Пылал
Передо мною город, и за косы
На корабли ахейские меня
Рабынею влачили – я справляла
Во Фтии брак с убийцы сыном… Нет,
К чему скорбеть о прошлом, если слез
Едва хватает для насущных бедствий?
Как свет очей, один мне оставался
Мой сын. Его хотят убить… За что,
Не знаю, только не за то, что солнце
Мне, матери, так дорого. О нет…
В спасении его вся жизнь! И видеть,
Что он не дышит больше… О, позор…
Гляди же, царь… Алтарь оставлен… В руки
Я отдаюсь твои: души меня,
Закалывай, вяжи, за шею вешай…
Дитя мое, я мать, и, чтобы ты
Не умер, я иду к Аиду. Если
Ты избежишь судьбы, не забывай,
Что вынесла я, умирая; шею
Отцовскую обвив, средь поцелуев
И слез, дитя, скажи ему, что видел.
Да, для людей ребенок, это – жизнь,
И если кто бездетный в неразумье
Меня корит – от боли острой он
Хоть и ушел, но верьте: этот муж
Несчастьем большим счастье окупает.

Я слушала ее с глубокой скорбью:
Несчастие и вчуже слезы нам
В глазах родит. Ты должен бы, спартанец,
Свести ее с царевною своей
И примирить, освободив от муки.

Гей… взять ее да крепче руки спутать!
Живей, рабы… Тяжелые слова
Придется ей услышать.

Я обманом
Тебя совлек, жена; иначе как
Тобою бы я завладел, священный
Алтарь не оскорбляя? О тебе,
Пожалуй, и довольно. Что ж до сына,
Царица-дочь решит, казнить иль нет
Его, а ты в чертог ступай. Забудешь
Надменностью свободных удивлять.

Увы! Увы! Опутана обманом!

Всем объявляй… Действительно обман…

Иль на брегах Еврота это – мудрость?

Обиды мстить умел и Илион.

Иль боги уж не боги и не судят?

Пусть судит бог; я все ж тебя казню…

И этого птенца – ужели тоже?

Я – нет… Пусть дочь, коль хочет, и казнит.

Он порешен тогда… Вы, слезы, лейтесь!

Не поручусь и я, что будет жив.

О ты, народ, для мира ненавистный
И Спартою надменный… Ты коварств
Советчик, царь над ложью, хитрый швец
Из лоскутов порока, о, нечистый,
Увертливый, змееподобный ум!..
Не стоите удачи вы, спартанцы;
Рекою кровь вы льете, до прибытка
Лишь алчные, с речами между губ
Не теми, что в сердцах. О, пусть бы вовсе
Вас не было на свете… Мне же, царь,
Не так уж горько, как ты думал. Раньше,
Давно, я умерла с свободой нашей,
С тем Гектором, чей меч тебя не раз
В судов стоянку загонял, – ты помнишь? —
Дрожащего. За то теперь гоплит
Чудовищный грозит мечом рабыне!
Что ж? Убивай ее… Вы льстивых слов
Из этих уст с царицей не дождетесь…
Для Спарты ты велик, для Трои я,
И, если мы в тисках, не надмевайся:
Удар бы мог и Спарту поразить!