Отца нет год, отца нет два,
Но продолжает ждать семья,
Солдата с про`клятой войны…
Отца все нет, как года три.
И нет о нём совсем вестей —
Ни телеграмм, ни новостей…
Признали — без вести пропавшим
Алеши славного отца,
Рыдала без конца мамаша,
Ночами плакала сестра.
Идёт неделя за неделей,
И свыкся Лёша с той идеей,
Что на войне отец погиб,
Неонацистский строй «гасив»…
Пришел однажды в Лёшин дом
Тот самый друг отца — Антон,
Пришел с плохою вестью он…
О смелом, мужественном войске.
Он с виду был совсем не рад,
Но должен был он рассказать,
О том, что пару лет назад,
Случилось с ротою отцовской…
Семья надеялась на то,
Что правду скажет им Антон…
Антон же начал свой рассказ —
У их отряда был приказ,
В Донецке бить неонацистов,
Но коллаборационисты,
Их сдали.
Смелых тех ребят…
В тот год решительный отряд
Неонацисты захватили,
Пытали, издевались, били,
Солдатов вместе, всех подряд…
Убили первого, второго,
Первоначально, испытав,
На силу духа, силу воли,
Отряда смелого состав…
Осталось под конец их двое —
Антон да Леши смелый воин —
Его отец.
Был не дурак,
Ему удача подвернулась,
Спиной вдруг повернулся враг,
В нем ничего не пошатнулось,
Разрезал ножиком веревку,
Что руки крепко закрутила,
И, сняв с себя экипировку,
Проснулась в нем святая сила —
Достал гранату из кармана,
Антону руки развязать,
Его же ножичком карманным,
Велел… И сразу же бежать…
А сам чеку с гранаты снял
И кинул в пыточный подвал,
Где радикалы находились…
Но вот беда!
Там был поблизости
Неонацист — отца увидел
И понял, что не жить ему —
Подвал взорвется наяву…
Убил отца гнилой вредитель,
И взорвалась его обитель,
Обитель тьмы, обитель мрака,
Неонацистского рейхстага…
Алеша резко покраснел,
Алеша резко побледнел,
В глазах уже виднелись слезы,
Ведь развалились счастья грёзы,
Мечтания вновь отца увидеть,
И стал он люто ненавидеть —
Всех, кто причастен к смерти той,
И дал обет — пока живой,
Всем отомстить.
Всех уничтожить.
Забыл Алеша молодежный
и дух, и нрав, и темперамент,
Он повзрослел, не знал годов.
В душе была всего лишь память,
А в сердце — злость, как у волков.
Терзали черти Лёшин разум,
и для себя Алеша сразу
Решил — что точно не умрёт,
Пока виновных не найдёт.
Боялся очень наш Алёша,
Что не успеет отомстить,
Не отпускала мысль тревожная,
Но время шло. А тяжка ноша
Все продолжала жизнь душить…
Теперь не так воспринимал
Лексей отцовские слова —
Он, для него теперь был силой,
Святым примером героизма,
Душой он чувствовал родство,
И верил — что в сыновьих жилах,
Войны сын`а, сын`а Отчизны,
Течёт отца родного кровь.
А время идёт, а время течет,
Алеша умнеет, взрослеет, растёт…
После небольшой паузы, историк продолжил…
Владимир Владимирович:
Алеша вырос. Стал мужчиной,
Дееспособности достиг,
И несмотря на образ дивный,
И склад ума интуитивный,
Давно Алёшу сплин настиг…
Лексей был отроком простым,
Учился в школе потихоньку,
За это время стал другим,
Не потакал друзьям своим,
Умел ответить очень тонко,
Тем, кто подсесть просил на иглы,
На иглы страстей молодежных,
Но повзрослел тогда Алеша,
Совсем не были Лёше милы
Детей забавы роковые…
Хотел отца примером быть,
Таким же умным, честным, гордым.
Готов свернуть был Леша горы,
Чтоб в жизнь дорогу проложить —
Построить здравую семью,
Свой путь найти… свою стезю…
Свой путь же Леша видел в этом —
Жить обещаньем, жить обетом,
Что дал себе совсем недавно…
Святаго духа жить заветом —
Жить завещаньем православным…
Он вспомнил материнские слова,
И понял, что она была права…
За время, как отца не стало,
Он стал примерным православным,
Молился Богу ежедневно —
Но не забыл о страхе, гневе…
…Ведь не давал ему покой
План о вендетте предстоящей…
И вот он год —
Двадцать второй.
Настало время битвы страшной…
Владимир Владимирович: (с выражением)
Настало время, Леша.
В бой!
Владимир Владимирович:
Февраль. Зима. Мороз. Светло.
Настало
