Рахиль (плачет). Все деньги, которые были, уже ушли. Мы помогаем чем можем, но у меня самой нету и у нее нет.
Овечкис. Не расстраивайтесь, три месяца не такой уж большой срок, тем более здесь, в Бердичеве. Люди сидели в Сибири по 17–20 лет в концлагерях… Здесь у вас, в Бердичеве, как я заметил, вообще любят все преувеличивать, здесь все громко… Говорят громко, смеются громко и вообще бердичевские нервы.
Рахиль. А мне Бердичев нравится. Мы здесь родились.
Злота. Зачем ты так говоришь? Мы родились в Уланове, в местечке. Я Доня с правдой.
Рахиль. Вечно она меня перебьет. Мы родились в Уланове, но нас маленькими детьми привезли в Бердичев.
Овечкис. Да, здесь очень любопытно. Я решил, проедусь на праздник с сестрой. Когда говорят: Бердичев, все равно что говорят: еврей… Слышишь, Бердичев, Бердичев, а что такое Бердичев, не знаешь. У Чехова в «Трех сестрах» один из персонажей говорит, что Бальзак венчался в Бердичеве.
Злота. Чьи сестры?
Рахиль. Она совсем глухая.
Злота (обиженно). Почему я глухая? Она любит на меня наговаривать.
Рахиль. Товарищ Овечкис говорит, что в книге у Чехова… Что я, Чехова не знаю, это такой писатель… Когда моя Люся, чтоб мне было за ее кости, окончила 8 классов, так ее премировали книгой Чехова за то, что она отлично училась и хорошо танцевала в самодеятельности. А если б вы знали, товарищ Овечкис, как ее отец танцевал… Так к чему это я говорю?.. У этого Чехова написано про Бердичев, что здесь женился один большой человек…
Злота. Я когда-то читала книга про Бердичев. Я раньше очень любила читать, а теперь у меня глаза болят. Так там описано, какие в Бердичеве были погромы. Но зачем мне читать, что я это, не видела, эти погромы стоят у меня перед глазами.
Рахиль. Что ты говоришь, Злота, при чем тут погромы?
Овечкис (смеется). Ничего, ничего, очень интересно. Мне рассказывали, что как-то недавно сюда приезжали французы, чтоб узнать, где венчался Бальзак. Так они зашли в башню в центре города, а это, оказывается, водонапорная башня… В Париже Эйфелева башня, а Бердичеве — водонапорная. (Смеется.) Там сидел водопроводчик, который понятия не имел, кто такой Бальзак. Он думал, что Бальзак — это какой-то бердичевский еврей, к которому приехали родственники. (Смеется.)
Рахиль. Эта башня уже стоит девяносто лет.
Овечкис. Сейчас мы шли мимо дома, где венчался Бальзак. Бывший костел святой Варвары… Возле двери большая вывеска: «Детская спортивная школа», рядом поменьше: «Этот дом посетил Бальзак». Когда он его посетил, по какому поводу — неясно. Создается впечатление, что Бальзак в детстве посещал Бердичевскую спортивную школу.
Бронфенмахер (Рахили, тихо). Клигер ид… Умный еврей…
Рахиль. Ну, у вас в больших городах все по-другому.
Злота. А с Былей и Йойной вы виделись? Они шли вас искать.
Бронфенмахер. Мы, наверно, разминулись. Они нас на обед сегодня пригласили.
Злота (Вере Эфраимовне). А какие фасоны теперь носят в Москве? Я про свое спрашиваю. (Смеется.)
Бронфенмахер (Рахили, тихо). Рахиль, я тебе честно скажу, я раньше не знал, что такое жена… Пусть Бебе земля будет пухом, но я не знал, что такое жена. Был молодой и не знал. А теперь, когда я женился на Вере, я понял, что такое жена.
Вера Эфраимовна. Ну, мы пойдем.
Рахиль. Идите здоровые.
Бронфенмахер. Мы еще увидимся. (Уходит.)
Рахиль (вслед, тихо). Если нет, так тоже не страшно… Ты думаешь, я забыла, как он хотел пробить в моей стене дверь и носить через меня помои… На обед они идут… Он уже забыл, как ходил на костылях, и его жена и ее брат тоже будут ходить на костылях… Москвичи… (Смеется.)
Злота. Зачем ты проклинаешь людей?
Рахиль. Ничего, он над Бердичев смеется, а эта жена Бронфенмахера одела туфли на тонкий каблук и думает, что хувсим будет ей шестнадцать лет… Как тебе нравится, он раньше не знал, что такое жена… Кавалер, хороший кавалер у своей Верочка. Сразу видно, что в молодости эта Верочка была глухая. Мужчина ей говорил: садись, а она ложилась.
Злота. Я помню, как до войны носили фасон, который назывался «мужчинам некогда»… «Молния» спереди от верха платья донизу. (Смеется, потом хватается за сердце.) Ой-ой-ой…
Рахиль (испуганно). Что такое?
Злота. Что-то сердце колет.
Рахиль. Злота, я железная, что я от тебя выдерживаю… Идем-ка домой. (Встают и идут к выходу с бульвара.)
На бульваре продолжается гулянье, песни, смех.
Злота (подносит ладонь ко лбу). Это Гарик идет навстречу?
Рахиль. Ой, я не могу выдержать… Гарик опять ходит с Лушиной Тинкой… Если Рузя узнает, она ему побьет морду… (Кричит.) Гарик, иди сюда… Гарик…
Гарик (подходит). Что ты кричишь, баба?
Рахиль. Гарик, ты уже забыл, как тебя мама и папа били? Что ты ходишь с этой шиксой… этой гойкой?.. Ты хочешь горе?..
Гарик. Баба, закрой пасть… А с кем чтоб я ходил? С толстой маланкой?
Рахиль. Ах ты, сволочь. На еврейку он говорит: маланка. Так твоя же мама тоже маланка. Вот так, как я держу руку, так я тебе войду в лицо.
Гарик. Заткнись, дура. (Подходит к Тине, берет ее об руку.) Баба, слышишь? (Поет.) «Скажите ей, что я еврей, что я женюсь, женюсь на ней». (Гарик и Тинка, хохоча, уходят)
Рахиль (кричит вслед). Гарик, я маме скажу…
Злота. Боже мой, боже мой… Тинка очень вежливая, хорошая девочка… Красивая, кончила медучилище…
Рахиль. Вот вторая сумасшедшая… Пусть она будет красивая, но не для нашего Гарика… Валя, которая ездит к нам из Семеновки мыть полы, говорит, что Луша имела Тинку от немца… Она при оккупации жила с немцем.
Злота. Тише, вон Рузя и Миля идут… Чтоб ты не смела им говорить про Гарика.
Рахиль. Боже паси. Что, мне нужен крик. Ой, горе, горе! Где только есть горе, оно цепляется к нашей семье… А Миличка тоже в шляпе. Теперь где кусок, извините за выражение, так оно носит шляпа… Смотри на Милю, его шляпа держит меня в Бердичеве.
Миля (Рахили). С праздником.
Рахиль. Тебя тоже… Ты в Житомире купил эту шляпу?
Миля. Глину меси, а шляпу носи. (Смеется.)
Рузя. Вы Гарика не видели?
Рахиль. Нет, он, наверно, с товарищами.
Рузя. Если я его увижу с Тинкой, так я ему разобью морду при всех людях.
Миля. Тише, Рузя, не кричи.
Рузя. Ты мне брось тише… Отец… Я б на твоем месте давно бы пошла к этой Луше и ей устроила черную жизнь.
Рахиль. При чем тут Луша, Луша мне сама говорила, что это ей не нравится, она не хочет иметь еврейского зятя, тем более что Тинка старше нашего Гарика на пять лет.
Злота. Рузя, ты видела Бронфенмахера?
Рузя. Ай, зачем мне этот Бронфенмахер, мне Гарика найти надо.
Рахиль. Ну где ж я тебе его найду? Что ты имеешь ко мне претензии? Что это, я его сосватала с Тинкой?
Рузя. Ай, мама, с тобой говорить, так надо гороху накушаться… Идем, Миля. (Уходят.)
Рахиль. Что ты скажешь, Злота? Горох она хочет кушать… Я тебе скажу, Злота, она хуже Мили… Он не такой плохой, как она его делает плохим… Это та еще Рузичка. Она думает, что я не помню, как в 47-м году она порвала на мне рубашку.
Злота. Ты же хочешь опять с ними жить.
Рахиль. Подожди, я еще не решила… Чуть что, они прыгают мне в лицо… Чтоб из них душа выпрыгнула…
Злота. Боже мой, боже мой, эти проклятия… (Они идут по бульвару.)
Макзаник (читает у обелиска нараспев, подражая московским поэтам).
