Александр Островский - Том 3. Пьесы 1862-1864

И я богат, Аксеныч.

Давно ли ты разбогател?

Давненько.
Да время-то, Аксеныч, нынче смутно,
Так я и жмусь.

Ты правду говори!
Посватаю, изволь. Ну, много ль денег
Ты накопил?

Да тысяча найдется.

Да верно ли?

Я лгать тебе не стану.

Так первое: ты от миру не прочь,
Второе дело: тысяча найдется.
Не отопрись, смотри.

Не отопрусь.

Ну, хорошо. Посватаю.

Спасибо.
Пойду-ка я да с лавкой разберусь.

Здорово, друг! Счастливо ль воротился?
Поторговал, наколотил мошну?

Наколотил! Спроси: свои-то целы ль?
Один разор, в убыток торговал.

Кривишь душой. Не бойся, не ограбим.

Его ограбить и греха не будет.
Богаче всех, а сиротой глядит.

Да тише ты, как раз беду накличешь!
Подслушают, тут всякого народу
Довольно есть. Свою казну считай,
А до чужой тебе нет дела вовсе.

Откуда, Гриша?

Ась?

Откуда, мол?

В монастыре обеденку стоял,
И панихиду пели, поминали
Раба Прокофья.

Упокой, Господь!
Какой Прокофий, ты не знаешь, Гриша?

Он, говорят, был добрый. Я поплакал
И помянул. Подайте на дорогу!

Аль ты куда собрался, Гриша?

Далеко. Длинная дорога; встанет —
Так до неба достанет. Все песками
Сыпучими да темными лесами
Дремучими.

Куда ж дорога, Гриша?

К честным обителям.

Один пойдешь?

Нет, много, много.

Что он говорит?
Сулит дорогу, а куда? Известно,
Одна дорога; значит, все помрем;
И надо полагать, что это вскоре.

Нет, надо быть, что о другой дороге
Он говорит.

Его не разберешь;
Убогий он у нас и малоумный.

Нет, вот что: храмы там без богомольцев,
Без пения. Подайте на дорогу!

Ты в Нижнем шатости не замечаешь?

Господь хранит пока.

А знаешь что?
Ведь Нижний — ключ всей Волги; за него бы
Король Жигмонт иль Владислав-царевич
Нам дорогую цену заплатили,
Кабы привесть к присяге. Мне — боярство
Иль в думные, тебя — в Москву, в дьяки,
В любой приказ.

Ты шутишь аль смеешься?

Как хочешь понимай!

Как понимать!
Изменником я не был и не буду,
И с дьяволом быть в доле не хочу.

Я пошутил с тобой.

Иван Иваныч,
Шути с кем помоложе. Этих шуток
Я не люблю, они подвохом пахнут.

Ну, не сердись! не любишь, так не стану
Шутить с тобой; нам ссориться не след:
Неладно в Нижнем.

Полно, что пугаешь,
Иван Иваныч; как тебе не грех!

И знаешь, кто у нас заводит смуту?

Кому же заводить?

Кузьма Захарьев.

Не верю, быть не может.

Погоди,
Дай срок, увидишь сам. Всегда толпою
За ним народ валит, все шепчут что-то
И по ночам сбираются к нему.

Не верю.

Ты не спорь со мной; разведай.

Да нет же, говорю.

Не ошибись!

Не ошибусь я в этом человеке.
Кузьму я знаю вдоль и поперек:
Он боек на язык, упрям и дерзок;
В дела мешается, за всех заступник;
А все-таки души он не продаст;
Сгрубить — сгрубит, а смуты не затеет.

От грубости до мятежа далеко ль!
Я не люблю, кто бойко говорит!

Да у меня ведь горлом не возьмешь!
Я не ему чета, молчать заставлю.
Я при царе Иване начал службу,
В дьяках состарился и поседел.
Уж мы с Кузьмой не первый год воюем;

Наскочит на меня, так будет помнить.

Ну, и тебя таки честит изрядно,
И за глаза все Тушиным корит,
А тушинцам у нас почету мало;
На Волге их не любят.

Не беда!
Насильно мил не будешь! Уж народец
У вас на Волге! Нечего сказать!
Некстати говорливы! Вот ты здешний,
Не тушинский; а тоже говорят,
Что ты берешь посулы, что с живого
И с мертвого дерешь, не разбираешь.

Да кто же говорит?

А все Кузьма.

Не верь, Иван Иваныч! Все напрасно;
Посулов не беру. Он злым поклепом
Меня обносит. Да ты сам ли слышал?

Сам слышал.

Не снесу такой обиды,
Пойду челом ударю воеводе.

Я говорю тебе, что он мятежник;
С народом шепчет, а властей ругает;
Небось без умыслу? Да кто ж поверит!

Его теперь и знать я не хочу,
Ругателя.

А ты пока молчи,
Умей скрывать обиду; дожидайся.
Он не уйдет никак от наших рук.
Я сторожа к нему приставил, знаешь,
Павлушку; он хоть зайца соследит;
Волк травленый, от петли увернулся.
Он из дьячков из беглых, был в подьячих,
Проворовался в чем-то; присудили
Его повесить, он и задал тягу.
Теперь веревки как огня боится.
Хоть висельник, да только бы служил.
Ну, и писать горазд, мне то и нужно.
Да мы еще с тобою потолкуем.
Куда пойдешь отсюда?