Сцена 2
Москва. 5 октября 1708 года. Торговые ряды неподалеку от Кремля. Два трубача и два гонца на конях в окружении простого люда, купцов, дворян и иноземцев из мастеровых и послов.
Трубы.
М а л ь ч и ш к а (с лотком на голове). А что будет?
М у ж и ч о к (с сумой). Послушай, узнаешь. Да тебе некогда.
М а л ь ч и ш к а. Конечно, я же на работе.
М у ж и ч о к. Беги! Молва тебя обгонит.
К у п е ц. Что-то задумал царь еще. На нашу голову.
П р и к а з ч и к. А я слыхал, свейский король с войском подходит к Москве. Государь царевич осматривал стены Кремля, в порядке ли они? Выдержат ли оборону?
К у п е ц. В Кремле-то можно отсидеться. А мы-то как?
1-й п о с л а н н и к. В "Ведомостях" сообщали об отъезде его царского величества на театр военных действий.
2-й п о с л а н н и к. Где царь, там и дело.
Трубы.
1-й г о н е ц. Слушай народ православный! Слушайте все! Мы прибыли прямо с поля сражения в лесах Белоруссии. Имеем сообщить важную новость. 28 сентября отряд русских войск под начальством его царского величества и светлейшего князя Меншикова наголову разбил армию генерала Левенгаупта, превосходившую наши силы вдвое. Все превосходство противника - в 8 тысяч - полегло на поле сражения у деревни Лесная...
1-й п о с л а н н и к. 8 тысяч? Не ради ли красного словца?
2-й п о с л а н н и к. Царь любит счет правильный во всем, как в кораблестроении. Но если правда, это весьма кровавая битва.
2-й г о н е ц. Захвачена вся неприятельская артиллерия, а также громадный обоз с провиантом и снаряжением, 78 знамен; в плен взяты два генерала, много офицеров и до тысячи солдат.
1-й г о н е ц. Победа полная и знаменательная. Королю Швеции Карлу XII впору запросить мира, и конец долгой войне. Государь на то уповает и с Божьей помощью да установится мир!
Подъезжает карета, тесня народ; из нее выглядыает царевич Алексей.
А л е к с е й
Послушайте, вы - Ягужинский, знаю.
1-й г о н е ц
Да, государь царевич, это я.
Приветствую я вас с победой оной!
А л е к с е й
Его величество прислал письмо.
В нем нет подробностей, одна лишь радость,
С которой поспешил он поделиться.
Из вашей ведомости я узнал,
Что войско наше вел сам государь
В сраженье. Где фельдмаршал Шереметев?
И где король? Он шел ведь на Москву.
1-й г о н е ц
То Карл лишь заявил на всю Европу,
А до Москвы ему же не дойти:
Увяз в болотах, пропитанья нету, -
Увозим мы, иль предаем огню,
И стычками изводим постоянно.
И вот из Риги Левенгаупт вывел
На помощь королю большой обоз,
С конвоем в целый корпус, что прознали,
Настигнувши их летучим мы отрядом.
Сил вдвое меньше, но и дать обозу
Случиться с Карлом ведь нельзя никак.
И тут за дело взялся государь
И, вместо мелких стычек, дал сраженье,
Как истый полководец и солдат,
Поди, впервые сам на поле брани
Носясь, как Марс, как Божия гроза.
А л е к с е й (усаживаясь в карете)
Его ж могли убить? Ведь он не бог!
Трубы. Гонцы удаляются, толпа невольно следует за ними, с живостью обсуждая новости.
Зачем царю все самому-то делать?
Того же требует он от меня.
Вот приказал мне рекрутов набрать
В Преображенский полк, где сам полковник.
Всех осмотреть и каждого, как он
То делает, мне не досуг, да лень, -
Отправил скопом всяких, чтоб скорее
Лишь отвязаться.
О т е ц Я к о в
Ну и угодил
В беду.
А л е к с е й
Худых я рекрутов прислал!
А коли добрых нет? И я ж повинен
В безделье, как в измене.
О т е ц Я к о в
То-то ты
Так испугался гнева государя
И бросился за помощью к мадам, -
У пленницы, поди, искать защиты.
А л е к с е й
А что? Заступницей ей быть приятно,
Особенно за сына у отца,
Пребудя в фаворе. Она умна.
О т е ц Я к о в
Да от ума ее тебе же горе.
Вот Анна Монс могла царицей стать,
А счастья своего и не постигла;
Синицу ей подай, когда журавль
Гнездо ей свил...
А л е к с е й
Ужели бы женился?
О т е ц Я к о в
Зачем же матушку твою отправил
Он в монастырь?
А л е к с е й
А Анна Монс влюбилась
В кого-то?
О т е ц Я к о в
Шашни строила со всеми,
Как блудница, не ведая о счастье,
Какое привалило ей, как в сказке.
А л е к с е й
А что и матушка не ведала?
Боюсь, и я не ведаю, наследник,
Когда одна лишь мысль: его ж могли
Убить, - меня надеждой взволновала
До слабости в коленях и в уме?
Да это ж грех. А в том кому признаюсь,
Чтоб душу облегчить и Бог простил?
О т е ц Я к о в
Конечно, мне; ведь я твой духовник.
А л е к с е й
Однажды, впав в раскаянье, как в муку,
Снося обиды с детских лет за мать
И за себя, что рос я сиротою, -
Отца я не любил, не видел вовсе,
А явится, боялся, как грозы...
Не раз бывало, я желал ему,
Отцу и государю, скорой смерти,
Томимый тут же страхом и виной, -
Чтоб душу облегчить однажды я
На исповеди в том тебе признался -
В великом страхе пред отцом и Богом.
Ты, пастырь мой, обрадовался, точно
Благую весть услышал от меня.
"Мы все того ж желаем", - ты сказал
С доверьем полным, что тебя не выдам.
Пред кем же исповедоваться мне,
Лукавый поп, ужели пред тобою,
Чтоб Бог услышал и простил меня?
Со стен Кремля раздается пушечная пальба; народ, обтекая карету, выбегает на площадь, с живейшей радостью.
Г о л о с а
Куда спешим? Пальбы ли не слыхали?
Сейчас же фейерверк начнется славный!
О т е ц Я к о в
Все рады. А чему - не знают сами.
А л е к с е й
А государь-то знает все - и радость
Его разносят пушки и огни,
И с ним народ ликует заодно.
Ставка короля Швеции вблизи Батурина. Конец октября 1708 года. Карл XII один.
К а р л
Я мог подумать, это бред солдата,
Который, верно, струсил и сбежал
При первых звуках боя без оглядки.
Один добрался. Больше никого.
Велел казнить его. Отговорили,
Мол, если правда. Все равно он труп.
Как заяц, что унесся сперепугу
Неведомо куда, к своим же в плен,
В свое же оправданье порасскажет,
Развесьте уши. Царский корволант,
Числом ничтожный, вместо мелких стычек,
Решается на бой, и генерал
Дает сраженье, будто окруженный
Всей русской армией. И он разбит?
(Пауза.)
Не верил я. В душе ж какой-то ужас.
Сон не идет. Как малое дитя,
Боюсь я одиночества под вечер;
А в обществе не знаю, что сказать.
Я одинок. Как Александр. Иль Бог.
Я думал лишь о славе, как иные
Мечтают о богатстве, о любви,
И был увенчан славой беспримерной, -
Взошел в ее сияньи новый век.
Входит адъютант.
А д ъ ю т а н т
Сейчас он будет.
Боюсь, король, союзник ненадежный.
(Уходит.)
К а р л. Явился наконец генерал Левенгаупт, запыленный, изможденный, мучительно бодрящийся. Мой лучший генерал. Все было ясно. "Генерал, что с вами? Не из плена?" - "Нет, хуже, - отвечает, - чем из плена, государь. Из ада выбрался." Словом, солдат был прав. А у моего лучшего генерала был такой жалкий вид, что я расхохотался. Он уверяет, что русские совсем не те, что прежде. Сам царь руководил сраженьем, разъезжая на коне один, без свиты и охраны. Жаль, меня там не было. "О, государь, зачем же вы повернули на юг, не дождавшись обоза?" Мы просто не ведали, где обоз. Между тем гетман Украины в тайне от царя заготовил нам всего вдоволь, как обещал. А за казаками и хан крымский, и османы выступят против России. По крайней мере, такова политика шведского двора, чего пусть опасается царь. Я не спешу закончить войну; я еще молод и, Бог даст, мне удастся перекроить карту Европы и Азии, по моему усмотрению. (Застывает на месте.) Но некий ужас заполняет мне душу. Не страх смерти; смерти я не боюсь, готов ежечасно рисковать жизнью. А пытаюсь понять, в чем дело, и Мазепа, суровый старик, умеющий быть подобострастным и изысканным, недаром поляк до мозга костей, хотя игрою случая и интригами ставший гетманом Украины, является передо мною, как в зеркале, а лучше сказать, как в портрете искусного живописца. Суровость его - это скрытность надменного и подозрительного старика, алчного, к тому же, и мнительного, коварного и жестокого, любострастного и трусливого. Все это проступает на его лице и взоре, может быть, потому что мне достаточно известно об его повадках и интригах. (Снова в движении.) Когда у человека такая личина, от него можно всего ожидать. Не заманил ли он нас на Украину по уговору с царем? И Батурин, его резиденция, где он собрал якобы провианта и снаряжения для моей армии - ловушка? Я приостановил движение армии в четырех милях от Батурина, чтобы разобраться, по крайней мере, в моих сомнениях.
