(Указывает на городскую стену с торчащими головами.)
Вот головы тех принцев молодых,
Которые пытались разгадать
Мудреные загадки злобной девы
И поплатились жизнью.
Калаф
(изумленный)
Страшный вид!
Но разве можно быть таким глупцом,
Чтоб головы не пожалеть в надежде
Жениться на злодейке?
Барах
Нет, Калаф,
Кто только взглянет на ее портрет,
Тот в сердце чувствует такую силу,
Что ради подлинника будет слепо
Стремиться к смерти.
Калаф
Барах
Нет, даже и мудрец. Сегодня толпы
Сошлись глядеть, как будет обезглавлен
Царевич Самаркандский. Миловидней,
Умней, любезней юноши Пекин
Еще не видел. Альтоум свою
Оплакивает клятву, а злодейка
Горда и рада.
(Прислушивается.)
Доносится звук барабана.
Слышите? Вот, вот!
Печальные литавры возвещают
Начало казни. Я ушел сюда,
Чтобы не видеть.
Калаф
Твой рассказ, Барах,
Необычаен. Неужель природа
Могла такую женщину создать,
Как Турандот, которая настолько
Чужда любви и жалости чужда?
Барах
Есть дочка у моей жены, рабыня
Жестокой Турандот. Она подчас
Моей жене рассказывает вещи,
Которым трудно верить. Турандот
Поистине тигрица. Но гордыня,
Тщеславие - в ней основной порок,
Калаф
Подобные чудовища бывают
Средь демонов, но вряд ли средь людей,
Будь я отец, я сжег бы на костре
Такую дочь.
Барах
(глядя в сторону города)
Вот друг мой Измаил
Идет в слезах, несчастный воспитатель
Казненного царевича.
Те же и Измаил.
Измаил
(плача, выходит из города)
О друг мой,
Погиб церевич. Роковой удар,
Зачем ты пал не на мою главу!
(Горько плачет.)
Барах
Но как ты допустил его пойти
На испытанье?
Измаил
Друг, не отягчай
Тоски укором! Я свой долг исполнил.
Будь время, я бы известил царя,
Но было поздно, доводы - бессильны,
К тому же воспитатель не начальник,
А лишь слуга царевичу.
(Плачет.)
Барах
Утешься!..
Будь истинным философом.
Измаил
"Утешься"!..
Меня любил он и не расставался
Со мною до конца. Его слова
Вонзились в душу мне и будут вечно
Терзать ее, как острые шипы.
"Не плачь, - он говорил, - мне смерть отрадна"
Раз мне не суждено владеть жестокой,
Скажи отцу, чтоб он меня простил
За то, что я уехал самовольно.
Меня ослушным сделала боязнь,
Что он мое желанье не одобрит.
И покажи ему ее портрет...
(Достает из-за пазухи портрет.)
Увидев, как надменная прекрасна,
Меня простит он и с тобой оплачет
Мою судьбу". Так молвив, он сто раз
Поцеловал проклятый этот образ.
Затем подставил шею, и я видел
(Ужасный, гнусный вид!), как в тот же миг
Кровь хлынула, и туловище пало,
И голову царевича палач
Взметнул в руке. От ужаса и скорби
Не видя света, я бежал.
(Бросает портрет наземь и топчет его.)
Проклятый,
Чудовищный портрет, валяйся тут,
В грязи, растоптанный. О, если б мог я
И Турандот вот так же растоптать!
Вручить тебя царю? Нет, Самарканд
Меня уж не увидит. Вечно плача,
Среди пустынь я распрощаюсь с жизнью.
(Уходит в ярости.)
Барах, Калаф.
Барах
Калаф
Да, да, я слышал
И потрясен. Как может обладать
Ее портрет такой волшебной силой?
(Идет поднять портрет.)
Барах
(останавливает его)
О, боже! Что вы делаете, принц?
Калаф
(с улыбкой)
Хочу поднять портрет. Хочу взглянуть
На эти столь ужасные красоты.
(Хочет поднять портрет.)
Барах
(удерживает его силой)
О нет, вам лучше было бы, мой принц,
Взглянуть в глаза чудовищной Медузы[6].
Я не позволю вам.
Калаф
(Отталкивает его и поднимает портрет.)
Ты, может быть, умом нездрав, я - нет.
Еще ни разу женской красоте
Не удалось пленить мой взгляд, не то чтоб
Войти мне в сердце. Если я бесстрастен
К живой красе, то может ли художник
Скупыми красками пронзить мне грудь.
Да так пронзить, как повествуешь ты?
Все это вздор.
(Со вздохом.)
Судьба меня зовет
К иному, не к любви.
(Хочет взглянуть на портрет.)
Барах
(порывисто прикрывает портрет рукой и не дает Калафу рассмотреть его)
Я умоляю,
Принц, не смотрите!
Калаф
(отстраняя его)
Прочь, глупец! Ты дерзок,
(Смотрит на портрет сначала с удивлением, затем все с большим и большим восторгом.)
Барах
(со скорбью)
О, горе мне! Пришла беда.
Калаф
(пораженный)
Барах,
Что вижу я? О, этот нежный облик,
И этот кроткий взор, и эта грудь
Не могут быть обителью жестокой,
Безжалостной души.
Барах
Ах, что я слышу?
Принц, Турандот еще прекрасней. Нет
Художника, который воссоздал бы
Ее красу. Я правды не скрываю.
Но красноречье всех витий на свете
Бессильно было бы изобразить
Тщеславие, гордыню, извращенность
И кровожадность этой злой души.
О господин мой, умоляю вас,
Отбросьте ядовитый этот образ!
Я заклинаю вас, не пейте взглядом
Тлетворную чуму красот жестоких!
Калаф
(продолжая любоваться портретом)
Напрасно ты меня страшишь, О вы,
Прелестные ланиты, милый взор,
Веселые уста! Счастливец тот,
Кто будет обладать всех этих чар
Живым и говорящим сочетаньем!
(Умолкает, затем решительно.)
Барах, не открывай, кто я такой.
Настало время попытать удачу.
Иль я добуду, разгадав загадки,
Прекраснейшую женщину на свете
И вместе с ней могучую державу,
Иль разом брошу бедственную жизнь,
Которую нести не в силах большее
(Смотрит на портрет.)
О милая надежда, я готов
Стать новой жертвою твоих загадок.
Будь сострадательна! Скажи, Барах:
Хоть там, в Диване, у порога смерти,
Увижу ль я живое воплощенье
Столь редкой красоты?
Из-за городской стены доносится унылый звук барабана, ближе, чем предыдущий раз. Калаф прислушивается. На стену с внутренней стороны поднимается страшный китайский палач с голыми окровавленными руками; он насаживает на одно из копий голову царевича Самаркандского, после чего удаляется.
