ЦАРЬ (стучит кулаком). Да ты что – со мной шутки шутить вздумал? Так я с тобой пошучу – до новых веников не забудешь! Взять его!
Генералы схватили и ведут Кисельвроде.
КИСЕЛЬВРОДЕ (отбиваясь, кричит). Ой, ваше! Ой, царское! Ой, вели! Ой, че! Ой, ство!
В дверях шествие сталкивается с ПЛАТОВЫМ – Платов, припечатывая сапогами, прет по-военному.
КАМЕРГЕРНЫЙ ГЕНЕРАЛ. Куда, куда – без докладу? Стой!
ПЛАТОВ (поднимает страшенный кулак). Ммалчать! (Мимо остолбеневших Генералов проходит во дворец.) Так и так: честь имею – к Царю, экстренно. Донской казак Платов.
ЦАРЬ (сердито). Какая такая еще экстра? Не видят: у Царя – делов до сих пор.
ПЛАТОВ. Как, значит, в Петербурге народное волнение, что-де обнаружена неизвестная блоха, то обязаны мы про блоху доложить согласно присяге!
ЦАРЬ (Платову). А, про блоху-у? Это дело другое. А ну, подойди сюда. Кто такой?
ПЛАТОВ. Так и так: донской казак Платов. Здра-жла-ваше-цар-ство!
ЦАРЬ. Ну, здравствуй, что ли. Чего ж тебе от меня, мужественный старик, надобно? Говори да поживее – у нас тут дела государственные.
ПЛАТОВ (гаркает). Так точно, ваше-цар-ство!
Генералы шарахаются.
Как, значит, я пью-ем, что хочу, и всем доволен, согласно присяге, то нам собственной надобности никакой нету. (Ест глазами Царя.)
ЦАРЬ. А коли без надобности – так чего ж ты?
ПЛАТОВ. Так и так: как, значит, народное волнение, согласно присяге, по причине неизвестной нимфозории в вашего царского величества казне. То я, честь имею, про это государственное дело очень все знаю! (Ест глазами.)
ЦАРЬ. О, неужли знаешь? Ну-ну-ну, докладай.
ПЛАТОВ. Честь имею: как, значит, мы с вашим папашей по разным Европам ихние диковины ездили смотреть в называемой Англии, город Лондон, жители мужского и женского полу не нашего вероисповедания...
ЦАРЬ. Что же ты, по-французски, что ли, умеешь – ездил-то?
ПЛАТОВ (гаркает). Так точно, ваше-цар-ство! По-французски мы этого не можем, как я, человек женатый, согласно присяге, и стал-быть, нам французские разговоры для единственно зазрения совести, а опричь того...
ЦАРЬ. Стой: про блоху говори!
ПЛАТОВ. Так и так: эти ихние англичане вашему папаше разные свои удивления показывали зловредно. Местность, называемая кунсткамера, где ихние витрины и разные прочие изваяния мужского и женского полу, а также эта самая ним-фозория под видом стальной блохи... честь имею!
ЦАРЬ. Ну-ну-ну-ну?
ПЛАТОВ. И, стал-быть, эта самая блоха изволила вашему папаше понравиться так, что ни взад – ни вперед, и взахались ваш папаша ужасно. Как, значит, ихние англичане, а наша мать – Расея, то обязаны мы, для престол-отечества, согласно присяге...
ЦАРЬ. Да знаю, знаю! Про блоху-то говори.
ПЛАТОВ (гаркает). Так точно, про блоху, ваше-царство! И, стал-быть, ваш папаша приказали выдать англичанам приходо-расходно миллион рублей серебряными пятачками. Впоследствии чего ихние англичане эту блоху, конечно, в дар поднесли, а при блохе ключик бесплатный.
ЦАРЬ. Ну, скаж-жи ты, пожалуйста! Вот оно что! А ключик-то зачем же? И где он?
ПЛАТОВ. Так и так: дозвольте бриллиантовый орех мне в собственные руки взять.
ЦАРЬ. Бери, сделай милость.
ПЛАТОВ (берет, показывает Царю). И здесь, стал-быть, на благоусмотрение, щелочка – не щелочка, а по-нашему комариная... (Поперхнулся.) И в щелочке ключик.
ЦАРЬ. Чтой-то не видать.
ПЛАТОВ. Так точно, ваше-цар-ство. В размерах – техническое удивление. Но ежели тем невидимым ключом у блохи в пузичке брюшную машинку завесть, то, осмелюсь доложить, произойдет даже сверх естества.
ЦАРЬ. Да что ты?
ПЛАТОВ. Как перед истинным! Так что от заводу начинает блоха скакать в каком угодно пространстве и дансе делать, и даже две верояции направо и две налево.
ЦАРЬ. Ну, ей-богу?
ПЛАТОВ. Ей-богу. Дозвольте попробую.
ЦАРЬ. Не врешь?
ПЛАТОВ. Кабы врал!
ЦАРЬ. Попробуй, сделай милость.
ПЛАТОВ (пробует взять страшенными своими пальцами невидимый ключик). Ф-фу ты, окаянный! Никак не ухватить.
ГЕНЕРАЛЫ. Снизу, снизу подковырни! – Сбочку! Вот-вот-вот! – Ну-ка! – Ну-ка! – Эх!
ПЛАТОВ. Тьфу! Нет, тут женская полезность надобна: у них пальцы вроде блошиных, которые даже могут нитку в иголку вздеть. А мы этого не можем.
ЦАРЬ (глядит кругом). Ну-ка... Малафевна! Эй!
ГЕНЕРАЛЫ. Малафевна! Малафевна!
МАЛАФЕВНА. Я.
ЦАРЬ. Вот что: тут ключик лежит, попробуй-ка, возьми его вот эдак – пальчиком.
МАЛАФЕВНА. С мальчиком? Что ты, что ты, что ты? Христос с тобой!
ЦАРЬ. А, глухая тетеря! Да объясните ей руками как-нибудь.
Генералы и Кисельвроде наперебой объясняют Малафевне руками, что-де блоху надо завесть, и она-де пойдет танцевать.
МАЛАФЕВНА. А-а, слышу, слышу! Сейчас, сейчас.
Заводит блоху. Блоха под музыку прыгает на полу. Царь, Кисельвроде, Генералы, Малафевна – за ней на корточках, ползком, на четвереньках. Платов – как был – стоит во фрунт.
ЦАРЬ. Ах, нечистая сила! Ведь и впрямь скачет! Гляди, гляди: танцует! Ах-ах-ах! Вот это я понимаю! Это работа тонкая! Это – мастера-а! Да.
СКОРОХОД-КУРЬЕР (Царю). Что, удивили? То-то и оно-то. Я вам докладаю: захвастали англичане – не продыхнуть. А он (передразнивает Кисельвроде) – «Вре-ет, вре-ет»!
ЦАРЬ. Верно. (Чешет в затылке.) Как тут быть? Что делать? (К Кисельвроде.) Ты как же это допустил, чтоб англичане над русскими предвозвышались?
КИСЕЛЬВРОДЕ. Я... я не я... (На Платова.) Это – вот он.
ЦАРЬ (Платову). Ну-ка, ты? Отвечай!
ПЛАТОВ. Так и так: согласно присяге, на поле-брани-отечестве...
ЦАРЬ. Да про блоху, про блоху... Экой ты, брат!
ПЛАТОВ. Честь имею, что нам этому удивляться с одним восторгом чувств никак не следует. Как, значит, мы англичан ничем не хуже, а даже напротив и в полном виде.
ЦАРЬ. Ну-ну-ну?
ПЛАТОВ. И стало быть, надобно эту самую нимфозорию подвергнуть русскому пересмотру в городе Туле нашего отечества. Так что наши тульские мастера ихних перешибут. А касательно ежели что – так во... ччесть имею! (Кажет страшенный кулак.)
Генералы шарахаются.
ЦАРЬ. Это дело! Ну, мужественный старик, спасибо тебе, утешил. Бери ты эту самую шкатулку, а в шкатулке – бриллиантовый орех, а в орехе – блоха, и кати себе на Тихий Дон. А как через Тулу будешь ехать, отдай аглицкую нимфозорию тульским мастерам на пересмотр. Ну, только помни, чтоб был обратно через сорок дней – сорок ночей. И ежели перешибут англичан твои тульские – проси чего хочешь, а не перешибут – быть тебе без головы.
ПЛАТОВ (гаркает). Так точно – без головы, ваше-цар-ство! (Невоенным голосом.) А только ежели при вашем папаше у меня голова на плечах удержалась, так авось и теперь уцелеет.
ЦАРЬ. Храбер! А это слыхал: не хвались, идучи на рать?
ПЛАТОВ. Так точно, ваше-цар-ство. А едучи с этого... ратного поля-брани-отечества...
ЦАРЬ Знаю, знаю! Будет! Когда же едешь-то?
ПЛАТОВ. Сейчас еду. Вот только сбегаю водки выпью и бубликом закушу. Так и так: приятного аппетиту.
1-Й ХАЛДЕЙ (публике). И вам того же, почтеннейшие господа.
Занавес
Тула. Игрушечные – по пояс человеку – церквушки. Слева на сцене деревянный заборчик. Входят три ХАЛДЕЯ. 1-й Халдей скидывает из-за спины и устанавливает на палке ящик-раёшник.
1-Й ХАЛДЕЙ (публике). Пред-ста-вление продолжается! Почтенные господа, милости прошу к нашему грошу со своим пятаком. По копейке с рыла – пожалуйте!
БОЙКАЯ ДЕВКА (вбегает, увидела Халдеев – кличет). Эй, сюды, сюды! Девки, девки, скорея! Удивительные Люди пришли, с ящиком! Сюды, сюды!
С разных сторон – быстро – ТУЛЯКИ, стар и млад. Отдельно – Левша, идет с гармошкой, пиликает. Ему подставляют ногу – он падает. Смех. Встает, снимает картуз, сморкается в него, опять надевает на голову. Девки толкаются локтями, кажут пальцами на Левшу.
1-Й ХАЛДЕЙ. По копейке с рыла – по копейке с рыла, пожалуйте!
Несколько туляков глядят в стекла раёшника.
Вот-т, извольте видеть, господа, очень прекрасный вид: донской казак Платов из самых из царских палатов на тройке летит, елки-палки из-под копыт, сзади пыль столбом, на столбу – фонарь, под фонарем объявление: «Никому от меня нет спасения».
