Станционная смотрительница. Карл! Опять позабыл поставить солонку! Посмотри на стаканы! Это называется вымыты? Надо бы их разбить о твою голову, да ты не стоишь того, что стоит стакан.
Входит Фернандо.
Та особа вернулась. Она сейчас сядет за стол.
Фернандо. Кто она?
Станционная смотрительница. Не знаю. На вид из хорошей, но несостоятельной семьи. Она будет жить в камеристках у баронессы.
Фернандо. Вы говорите, молодая?
Станционная смотрительница. Совсем молоденькая и бедовая. Ее матушка тоже здесь.
Входит Люция.
Люция. К вашим услугам!
Фернандо. Я счастлив сидеть за столом в таком приятном обществе.
Люция кланяется.
Станционная смотрительница. Сюда, мамзель! А вы, будьте любезны, сюда!
Фернандо. А вы, хозяюшка, не окажете нам честь?
Станционная смотрительница. Где мне сидеть сложа руки, — тогда и все в доме сложат руки. (Уходит.)
Фернандо. Значит — tête-à-tête!
Люция. И между нами стол, — одобряю.
Фернандо. Вы решили поступить в камеристки к баронессе?
Люция. Приходится!
Фернандо. А ведь вам нетрудно было бы найти компаньона более увлекательного, чем баронесса.
Люция. Мне он не нужен.
Фернандо. Совершенно честно?
Люция. Сударь, я замечаю, вы такой же, как и все мужчины.
Фернандо. То есть?
Люция. То есть вы очень самоуверенны. Все вы, мужчины, считаете, что без вас не обойтись. Уж не знаю, я-то ведь выросла без мужчин.
Фернандо. У вас уже нет отца?
Люция. Я, можно сказать, почти не помню, что у меня был отец. Я была маленькой, когда он нас оставил, поехал в Америку, и, как мы слышали, его корабль потонул.
Фернандо. И вы так равнодушно об этом говорите?
Люция. А как еще я могу говорить о нем? Он ничем не поступился из любви ко мне; и хотя сейчас я и простила ему, что он нас бросил, — ведь ничего не может быть для человека дороже свободы, — но все же я бы не хотела быть на месте моей матушки, она убита горем.
Фернандо. И вам не на кого опереться, не у кого искать помощи?
Люция. А зачем? Наше состояние с каждым днем становится все меньше, зато я с каждым днем становлюсь все больше. Я не боюсь, что не смогу прокормить свою мать.
Фернандо. Меня поражает ваше мужество!
Люция. Ах, сударь, мужество приобретается. Когда часто чувствуешь себя на краю гибели и всякий раз удается спастись, начинаешь верить в свои силы!
Фернандо. А поделиться этой уверенностью со своей матушкой вы не можете?
Люция. К сожалению, она его потеряла, а не я. Я благодарна отцу уже за то, что родилась, я люблю жизнь и радуюсь ей. Но матушка… ведь ему она отдала все надежды, ему в жертву принесла цвет своей юности и теперь покинута, покинута так внезапно… Чувствовать себя покинутой — это, должно быть, ужасно!.. Я еще ничего не теряла, судить об этом я не могу… Вы как будто задумались?
Фернандо. Да, дорогая, кто живет, тот теряет (вставая), но он и приобретает. Дай вам бог сохранить мужество! (Берет ее руку.) Вы удивили меня. О, дитя мое, какое счастье!.. Мне тоже пришлось так много, так часто терять… и надежды… и радости… Ведь всегда… И…
Люция. Что вы хотите сказать?
Фернандо. Всего хорошего! Самые лучшие, самые теплые пожелания вам счастья! (Уходит.)
Люция. Что за странный человек! Но, кажется, хороший!
Стелла. Слуга.
Стелла. Ступай, ступай туда поскорее. Скажи, я жду ее.
Слуга. Они обещались сейчас же прийти.
Стелла. Ты же видишь, она не пришла. Девушка очень мне полюбилась. Ступай!.. И ее матушку тоже проси!
Слуга уходит.
Кажется, я просто не дождусь ее. Сколько желаний, сколько надежд связано с появлением нового человека столь приятного облика! Стелла! Ты ребенок. А разве мне запрещено любить?.. Чтобы заполнить пустоту сердца, мне надо так много! Так много? Бедняжка Стелла! Так много? Прежде, когда он еще любил тебя, когда еще лежал в твоих объятиях, его взглядом была полна твоя душа и… о, отец наш небесный! Пути твои неисповедимы. Когда я, оторвавшись от его поцелуев, обращала взоры к тебе, когда сердце мое пылало у его сердца, когда я трепетными устами впивала его большую душу, а затем со слезами блаженства устремляла взор в небеса и от полноты сердца молила тебя: «Отче, оставь нам наше счастье! Ты дал нам столько счастья!» Но на то не было твоей воли. (Впадает в минутную задумчивость, затем быстро поднимается и прижимает обе руки к сердцу.) Нет, Фернандо, нет, это не упрек!
Входят мадам Зоммер и Люция.
Наконец-то вы тут! Милая девочка, теперь ты моя… Мадам, благодарю вас за доверие, с которым вы отдаете в мои руки ваше сокровище. Милая моя упрямица, добрая своевольная душа. О, я уже узнала тебя, Люция.
Мадам Зоммер. Вы чувствуете, что я отдаю, что я оставляю вам.
Стелла (после паузы, во время которой она вглядывается в мадам Зоммер). Простите! Мне рассказали вашу историю; я знаю, что передо мной особа из хорошей семьи; но с первого же взгляда вы поразили меня. Я чувствую к вам доверие и глубокое уважение.
Мадам Зоммер. Сударыня…
Стелла. Не возражайте! Что у меня на сердце, то и на устах. Я слышала, вы нездоровы. Как вы себя чувствуете? Прошу вас, садитесь!
Мадам Зоммер. Ах, сударыня, путешествие весной, перемена обстановки и чистый благодатный воздух, и раньше так часто дававший мне силы, — все это оказало такое хорошее, такое отрадное действие, что даже воспоминание об ушедших радостях было мне приятно, в моей душе забрезжили отблески золотой поры юности и любви.
Стелла. Ах, эти дни, эти первые дни любви!.. Нет, золотая пора, ты не отлетела на небеса! Ты еще витаешь у каждого сердца в те минуты, когда в нем раскрывается цветок любви.
Мадам Зоммер (беря ее руки). Какие возвышенные, какие прекрасные слова!
Стелла. Ваше лицо сияет, как лик ангела. Ваши щеки порозовели!
Мадам Зоммер. А сердце! Как оно переполнено, как раскрывается перед вами!
Стелла. Вы любили! О, слава богу! Вы понимающая меня душа. Вы можете мне сочувствовать! Не взираете холодно на мои горести!.. Мы же не виноваты, раз мы такие!.. Чего только я не делала, за что только не бралась! Разве это помогло! Сердце жаждало только этого… одного этого… не суетного света и вообще ничего другого на всем свете… Ах, любимый всегда и везде с тобой, и все помыслы только о любимом.
Мадам Зоммер. Само небо говорит вашими устами.
Стелла. Не успею опомниться, как его образ опять передо мной!.. Вот так, будучи где-либо в гостях, он оглянулся и посмотрел на меня… вот так он скакал на коне по полю и у калитки бросался мне в объятия… Я видела, как он уезжал отсюда, уезжал… и вновь возвращался, возвращался к той, что ждала его!.. Обращусь ли я мысленно к шумному свету — и там опять он! Сидя в ложе, я знала, что, вижу ли я его или нет, все равно, где бы он ни сидел, он с любовью следит за каждым моим движением — как я встаю, как сажусь! Я чувствовала, что покачивание моего эгрета привлекает его сильнее, чем сверкающие вокруг глаза, и что музыка для него только повторяет мелодию его сердца, печную его песню: «Стелла, Стелла! Как я люблю тебя!»
Люция. Любить так друг друга — разве это возможно?
Стелла. Ты спрашиваешь, девочка? Ответить тебе я не могу… Но чем я вас занимаю!.. Пустяками… Значительными пустяками… Поистине мы взрослые дети, и как это отрадно… Совсем как дети — закроют лицо фартучком и кричат: «Ку-ку!» — чтобы их искали!.. И как переполняется сердце, когда ты, обидевшись, решаешься сгоряча покинуть предмет своей любви. С какими терзаниями, в каком изнеможении встречаешься ты с ним снова, как вздымается у тебя грудь и как все проходит от одного взгляда, от одного прикосновения его руки!
Мадам Зоммер. Счастливая! В ваших чувствах столько молодости, чистоты, столько человеколюбия!
Стелла. Тысячелетия слез и скорби не могут перевесить блаженства первых взглядов, трепета, робкого шепота, близости, покорности… самозабвения… первого быстрого, обжигающего поцелуя и успокоенных вздохов первого объятия… Сударыня, дорогая моя, вы задумались! Где сейчас ваши мысли?
Мадам Зоммер. Ах, мужчины, мужчины!
