(Порывается быстро уйти.)
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Открывается задняя дверь; входят два синагогальных прислужника с большими зажженными свечами. За ними раввин Сантос с книгой в руках.
Сантос (в сторону)
Де-Сильва
Иохаи(в сторону)
Сантос
Останьтесь здесь
Еще немного, Уриель Акоста,
Чтоб цель — прихода моего узнать.
Де-Сильва
Вы, рабби, с поручением? А свечи?
Сантос
Еще светло, а свечи зажжены.
Их бледный свет — Акосты гордый разум,
Что мнит себя светлее откровенья.
Уриель
Вам что же — свечи заменяют солнце?
Зачем я вам? Что должен я узнать?
Сантос
Де-Сильва, вам, познавшему сполна
Всю мудрость, все истоки нашей веры,
Трактат Акосты синагога шлет.
Община вам повелевает ныне
Свой вынести о книге приговор
Не с точки зренья формул философских —
О, нет! И трижды нет! — судить должны
О связях книги этой, о созвучьи
С Израиля учением святым.
Решить должны, достоин ли сей автор
Среди сынов Иакова остаться,
Надежды о спасении питать?
Де-Сильва
Повиноваться будет честью мне.
Сантос
(указывает на свечи)
обозначает душу
Того, кто книгу эту написал,
То синагога знать теперь желает,
Дозволено ль, чтоб в будущем сей свет
Вливался в море чистого сиянья?
Сужденье ваше в семидневный срок
Совету Трех хотелось бы услышать.
Вот здесь трактат! Расписку дайте мне.
(Де-Сильва берет книгу, открывает ее и с ужасом видит, что это сочинение Акосты.)
Уриель
Признайтесь, Сильва, что теперь обязан
Из ревности религиозной я
Своей души сиянье погасить!
Де-Сильва
Ах, Уриель, над вами обвиненье!..
Сантос
Тон состраданья слышу я? Пред вами
Одна лишь книга, автор вам неведом!
Де-Сильва (Сантосу)
Возьмите, рабби. Вот расписка в том,
Что тяжкое я принял порученье.
(Акосте.)
Трепещет человек, когда ему
В великой благости господь вручает
Бразды его же собственной судьбы;
Но много, много тяжелей тому,
Кого всевышний сделал судией
И, трепетным рукам вручив весы
Чужой судьбы, ее судить заставил!
Мне очень жаль, Акоста, но вполне
В призванье свыше верю я и часто
Перст божий в том, что человек велит,
Я прозреваю. Книгу эту ныне
Израиль мне прислал. Ее судить
В согласьи с Торой и Талмудом буду.
(Уходит.)
За ним следуют Сантос и прислужники.
Иохаи
Встревожились вы, Уриель? К чему!
Кто в путь спешит, ведь для того заботы
Рассеются, как утренний туман.
С тех пор, когда обычаи другие
И говор чуждый в мир вас примут свой,
Покажется вам все, что совершится,
О чем тогда вам в письмах сообщат,
Лишь басней жалкой. Поезжайте с богом!
(Уходит.)
Уриель
Иль думаешь — тебе в угоду я
Теперь за тридевять земель уеду?
Ты, верно, мнишь, что если малодушно
Избавить нас с Юдифью я решил
От мук и от борьбы сердечной, то
Пред битвой духа побегу я тоже?
Ошибся ты! Кто ратовать готов
За истину, тот не страшится битвы
И славных дел, что истина несет.
Что из того, что мне грозит проклятье?
Пусть сердце разорвется — остаюсь!
Занавес
Сад загородного дома Манассе. В глубине сцены покрытая ковром терраса, на которую ведет несколько ступенек.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ.
Манассе (читает какую-то бумагу), Симон.
Манассе
Немыслимо! Ему притти нельзя!
Де-Сильва… Иохаи… Ван-дер-Эмбден…
Де-Кастро… Хорошо… Но это имя…
Симон
В число гостей вписала ваша дочь.
Манассе
Неужто о судьбе его не знает?
Симон
Вот и она, спросите у нее.
(Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Юдифь, Манассе.
Юдифь
Добро пожаловать, отец! Как долго
Совсем одних вы оставляли нас!
Давно пора вам в загородном парке
Пыль амстердамской биржи отряхнуть.
Манассе
И здесь меня преследуют заботы.
Юдифь
В конце недели праздничный прием
Устроила не так, как вы привыкли?
Не позвала гостей обычных я?
Манассе
Как ты решилась пригласить Акосту?
Юдифь
Уже семь дней, как не был он у нас!
Манассе
Ему ведь отлучение грозит.
Юдифь
Вот именно поэтому его
Я позвала.
Манассе
Юдифь
Манассе
Он не придет, — уверен в этом я.
Поймет, что приглашенье — дело такта,
Еще ж тактичней не принять его.
Юдифь
Друг Рубенса, Ван-Дейка, Вандерстратен —
Столь набожен? С каких же это пор?
(Обращаясь к статуям.)
Илья-пророк и прочие пророки
Разбили б в прах вас, статуи богов.
Ведь вас закон священный отвергает!
Отец! Я все ж поверить не могу,
Что нет в вас мужества, чтобы не мрамор,
А человека под защиту взять.
Манассе
Свободомыслием известен всюду
Манассе Вандерстратен, и никто—
Чем я горжусь — в рубашке покаянья
В день иом-кипура не видал его.
Скрывать не стану, — это ведь известно:
Я примыкаю к вере вольнолюбцев,
Которые из лучшего всегда
Черпают лучшее — из дум Сократа,
Из слов Христа, из торы Моисея.
Но там, где прах в борьбе за предрассудки
Навеки завладевшие толпой,
Вздымают люди, — ратую за веру
Своих отцов; да, я не в состояньи
Обязанности внешние презреть.
Юдифь
Художники — в почете, но трусливо
Здесь от мыслителей бегут!
Манассе
Юдифь,
Приходится мне слышать, что причина
Вниманья к нам Акосты — это вы.
Ведь мне на свете дороги две вещи.
Не смейся же! Сейчас о них скажу:
Во-первых, счастье в собственных владеньях
Покой благополучия в семье,
А во-вторых, общественное мненье.
Я не ценю, но слушаюсь его.
Юдифь
Так правда и искусство — несовместны?
Манассе
И жизни и морали строг закон.
Ах, выслушал я без большой охоты,
Чему меня де-Сильва поучал.
В согласии с обычаем народным,
Ты Иохаи с детства отдана.
В кругу родных ты с ним должна быть рядом.
Юдифь
Манассе
Юдифь
Манассе
Тебе — я знаю — Иохаи
Не кажется, конечно, женихом
Из «Песни Песней»; но таков обычай!
Раз сговор был, то любящею парой
Пред светом появляться вы должны;
Сердечные ж — сводите счеты сами.
Юдифь
И думаете вы, что этот счет
Легко свести, как сводите балансы?
Манассе