ВАНЯ. Не знаю. Боюсь я, дядя Егор… Вот пропал же один…
ОПИЛКИН. Да кто пропал-то?!
САНЯ (пожимает плечами). Четвертый.
ВАНЯ. Прямо как в школе: задачка с одним неизвестным!
ОПИЛКИН (свирепо). Сейчас мы ее решим! Становись в шеренгу по одному!
Ведмедев, Ваня и Саня выстраиваются в шеренгу.
ВЕДМЕДЕВ. Один!! (Тычет кулаком в грудь Ведмедеву.) Два!! (Тычет кулаком в грудь Ване.) Три!! (Тычет в грудь кулаком Сане.) Четыре!! (Бьет обеими руками себе в грудь.) Четыре!! Четыре!! Четыре, неучи!!
Ваня вдруг громко всхлипывает. Опилкин подходит к нему.
ВАНЯ (еле сдерживая слезы). Сам… потерялся… и сам же… обзывается…!
ОПИЛКИН (мягче). Разве я обзываюсь? Я ласково. (Со скрежетом в сторону.) Не так вас еще бы надо! (Командует.) Разойдись!
Шеренга распадается, Ведмедев снова подходит к Опилкину.
ВЕДМЕДЕВ (Опилкину). Ты, Гриша, как хочешь… А у нас на чащу рука не поднимается. Побыл поленом, ну и хватит! Мало тебе?
ОПИЛКИН. Фокусы это, загипнотизировали.
ВАНЯ. А лягушки в кепке? Тоже фокусы?
ОПИЛКИН. Конечно.
САНЯ. А избушка на курьих ножках?
ОПИЛКИН. Не видал. А вам померещилось.
ВЕДМЕДЕВ. Ну, а карлица?!
ОПИЛКИН. Какая карлица?
ВЕДМЕДЕВ. С рогами! Глаза — во! (Показывает черные очки, которые надевала Уморушка.) Больше этих!
ОПИЛКИН. И карлица померещилась.
ВЕДМЕДЕВ. Это она ночью мне мерещилась, когда я с тобой, с деревяшкой упрямой, сидел! Не пойду на делянку! Домой уйду!
ВАНЯ. И я!
САНЯ. И я!
ОПИЛКИН (сердито передразнивает их, подражая крику осла). Ия! Ия! Ия!
Опилкин садится на землю, обхватывает горестно голову руками. Ведмедев садится рядом, кладет руку на плечо Опилкина.
ВЕДМЕДЕВ (Опилкину). Гриша… Мало, что ли, лесных массивов осталось? Много! Не все заповедники… (Опилкин обиженно стряхивает руку приятеля со своего плеча.) А то сами в лесники бы подались… Хорошо лесником быть! Рубить не надо, карауль только таких, как мы… Рыбку ловили бы…
ОПИЛКИН. Ага… рыбку… А водяного не хочешь?
ВЕДМЕДЕВ. А мы не здесь. В Муромской чаще без лесников жители обходятся. (Тихо.) Опять кто-то подглядывает…
ВАНЯ. Вроде Уморушка…
САНЯ. Точно — она!
Уморушка робко выходит к лесорубам.
ВЕДМЕДЕВ (тихо, с ужасом). Как на карлицу похожа…! Только рогов нет и глаза как пуговки…
УМОРУШКА. Я тут постою… Что надумали?
ВАНЯ. Еще думаем!
САНЯ. Дядя Егор в лесники зовет.
УМОРУШКА. Скорее думайте. А то дедушка вернется — он такое придумает! А Березко ваш страшный?
ОПИЛКИН. Бр-р! Не напоминай мне о нем!
УМОРУШКА. Страшный… Ладно, не буду напоминать. И зачем только дедушка решил его сюда притащить? Мы с вами и так бы справились.
ОПИЛКИН. Березко притащить?! Сюда?!
УМОРУШКА. Сюда. Вы же никого не боитесь, только его боитесь?
ВЕДМЕДЕВ (прислушивается). Тихо! (Все замирают. Слышен отдаленный шум летящего вертолета.) Вот и дождались! Березко летит!
УМОРУШКА. Ай, страхи какие! Огнем дышит?
ВАНЯ. Кто?
УМОРУШКА. Березко ваш? Который летит?
ВАНЯ. Нет. Он на вертолете летит. А ты испугалась?
УМОРУШКА. Вот еще! А вертолет не кусается?
ВАНЯ. Нет. Не мешай!
Все громче и громче шум вертолета. Наконец он совершил по садку. Шум двигателей смолк.
УМОРУШКА. Деда-а! (Бежит встречать Калину Калиныча.)
На полянке появляются Калина Калиныч, Березко и его секретарша Таня.
КАЛИНА КАЛИНЫЧ (показывая на лесорубов). Вот они, самовольники!
БЕРЕЗКО (лесорубам). Ну, здравствуйте…
УМОРУШКА. И — прощайте…
Ваня прячется за Саню, Ведмедев прячется за Ваню, а Опилкин прячется за Ведмедева. Здороваясь с Березко, каждый поочередно выглядывает из-за плеча стоящего перед ним человека.
САНЯ (бодро). Здравствуйте, Алексей Иванович!
ВАНЯ (робея). Здрасьте, Алексей Иваныч…
ВЕДМЕДЕВ. Здравствуйте…
ОПИЛКИН. Здра… здра… здра…
БЕРЕЗКО. Достаточно. Голос потерял? Очень жаль, он тебе сегодня пригодится. Ответ держать придется, Григорий Сазонович!
ОПИЛКИН. Как лучше хотел… Лес тут какой! Древесины сколь ко! И все так просто стоит, для красоты только… (Вздыхает.) Эх, пусть пропадает…
КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Пропадает?! А вырубить все — тогда не про падет?!
ТАНЯ. Вырубка заповедников в наши планы пока не входит.
БЕРЕЗКО (Тане). Слово «пока» — лишнее. (Опилкину.) Это правда, Григорий Сазонович?
ОПИЛКИН. Что?
БЕРЕЗКО. Гражданин Лешак (жест в сторону Калины Калиныча) нас проинформировал. Будто бы вы, Григорий Сазонович, вели себя здесь так, что даже потеряли человеческий облик.
ТАНЯ. Превратились в бесчувственное полено!
УМОРУШКА. Это не он в полено… Это его в полено!
БЕРЕЗКО (Уморушке). Не защищай его, девочка.
УМОРУШКА. А я не защищаю. Я хочу, чтобы вы правду знали.
ТАНЯ. А мы знаем, у нас все записано. (Показывает блокнот. Читает.) «Братья Разбойниковы, Иван и Александр, из хулиганских побуждений вывели из строя транспортное средство пожилой женщины — жительницы здешней местности. Вместо того чтобы наказать виновных, Опилкин Г. С. стал всячески выгораживать и прикрывать хулиганов. Получился скандал, в результате которого у местных жителей создалось впечатление, будто Опилкин Г. С. не человек, а бесчувственный пень, неспособный понять их просьб и требований».
БЕРЕЗКО. Как видите, Григорий Сазонович — обыкновенный человек, а вовсе не полено и даже не…
КАЛИНА КАЛИНЫЧ (подсказывает). Деревянный истукан.
БЕРЕЗКО. И даже не деревянный истукан. А вот почему у местных жителей создалось о нем такое мнение, он сам нам расскажет.
ОПИЛКИН (с негодованием). Я буду рассказывать и объяснять, как я стал деревянным?! Это они пусть объяснят мне, как я стал чурбаном!
ТАНЯ. Расскажут, расскажут… А мы поможем… И вам постараемся разъяснить, как вы дошли до жизни такой.
БЕРЕЗКО. До самоуправства и самодурства! (Калине Калинычу.) Собирайте жителей, уважаемый, не будем терять время!
КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Это мы мигом? (Зовет.) Шустрик!
ШУСТРИК. Я здесь!
КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Зови народ! Вот дела: каждый день заседать стали! От людей научились, что ли?…
Затемнение.
На поляне вновь накрыли пень скатертью. За «столом» сидят Калина Калиныч, Березко и Таня. Чуть в стороне от «стола» сидят на «скамье подсудимых» Опилкин, Ведмедев, Ваня и Саня. Шустрик и Уморушка устроились около любимых кустиков. Неподалеку стоит нечто, напоминающее вешалку, на которой висят красочные плакаты.
БЕРЕЗКО (Калине Калинычу). Можно начинать?
КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Молодежь вся собралась, а вот одной уважаемой гражданки что-то не видно… (Прислушивается.) Никак летит!
Слышны крики Бабы Яги: «Тут я! Стой, проклятая! Ну куда тебя ведет, куда ведет…! Стой, проклятущая!» Раздается громкий стук упавшей на землю ступы. На поляну выходит, еле держась на ногах, Баба Яга.
БАБА ЯГА. Вот это я летанула! На старости лет — такой балет! (Ване и Сане.) Конструкторы! Механики! Простую вещь толком сделать не можете!
БЕРЕЗКО. Простите, уважаемая, но у нас тут совет…
БАБА ЯГА. Знаю, на него и летела. А она то вверх, то вниз, то вверх, то вниз, а то и совсем в сторону!
ВАНЯ. Центр тяжести не рассчитали…
БАБА ЯГА. Зачем же вы мне ее нерассчитанную подсунули?
ВАНЯ. Думали, так полетит.
САНЯ. Она и полетела.
БАБА ЯГА. Это я из нее полетела, когда под облака поднялась! У, ступоломы! (Замахивается помелом на Ваню и Саню, но тут же успокаивается и как ни в чем не бывало обращается к Березко.) Давно начали? Простите за опоздание! (Садится на свободный табурет.)
БЕРЕЗКО. Григорий Сазонович, скажите нам всем, пожалуйста, зачем вы увлекли своих друзей сюда, в заповедное место? Разве вас сюда звали?
ОПИЛКИН. А где написано «заповедник»? Нигде не написано!
БЕРЕЗКО. А народные легенды о Муромской чаще? А песни о ней? Вы их не слышали? (Калине Калинычу.) Сейчас мы вам расскажем, как он докатился до жизни такой!
