сада.
Прямо напротив двери в просторном помещении три эшафота, выкрашенных в темно-зеленый цвет. Основания эшафотов высотой более двух метров закрыты брезентом. Двенадцать ступенек ведут наверх. Оттуда с чугунных блоков спускаются толстые веревки. У двух виселиц лежат какие-то ремни и черные колпаки…
Полковник Эндрюс. Капюшоны в последнюю минуту будут наброшены на головы казнимых. Казни будут проходить на двух виселицах. Третья – «резервная». На всякий случай. Веревки манильские, легко выдерживают до двухсот килограммов. Под каждой виселицей – люк с двумя створками, которые открываются нажатием рычага. Казненный падает в отверстие на глубину 2 метра 65 сантиметров. Смерть будут констатировать врачи. Приговор будет приводить в исполнение сержант Вуд…
Эндрюс показывает на среднего роста, коренастого мужчину, который деловито осматривает свое хозяйство.
Один из корреспондентов. Господин полковник, а зачем вон тот угол отгорожен брезентом?
Полковник Эндрюс. Туда будут сносить тела казненных. А теперь, господа, вам надо вернуться в отведенные вам комнаты и ждать.
Два советских журналиста в небольшой комнате. Фотограф возится с аппаратурой, пишущий смотрит в окно, курит.
Журналист. Столько лет ждали этого часа! Сказал бы мне кто в Сталинграде, что я вот так буду в Нюрнберге присутствовать на их казни! Жалко все-таки, Гитлера нет…
Из коридора доносится шум. Журналисты бросаются к двери. В коридоре запыхавшийся полковник Эндрюс в сопровождении столь же возбужденных солдат. Он обводит взглядом высыпавших их комнат журналистов.
Полковник Эндрюс. Господа, вынужден сообщить, что заключенный Геринг мертв в результате совершенного им самоубийства. Он принял яд. (Помолчав, удрученно добавляет.) Он должен был быть повешен первым.
Один из корреспондентов. И что теперь, господин полковник? Все отменяется?
Полковник Эндрюс. Ни в коем случае. Распорядок остается в силе. Скоро вас пригласят.
Полковник, нервно махнув рукой, исчезает. Журналисты, оживленно переговариваясь, расходятся по комнатам.
Вскоре они занимают свои места на расстоянии трех-четырех метров от эшафота.
Затем входят члены четырехсторонней комиссии, офицеры американской охраны…
У виселиц на эшафоте, в ярком круге неестественно белого света занимают место палач Вуд и военный переводчик…
В двери появляется первый осужденный со связанными руками за спиной в сопровождении двух солдат. В полумраке лица его не видно…
74. Нюрнберг. Дворец юстиции. Бар при пресс-руме
Андрей сидит за столиком в углу. Вваливается шумная компания, в центре которой Пегги. Рядом с ней веселый Крафт. Увидев Андрея, Пегги бросается к нему.
Пегги. Бог ты мой, Андрей, что вы такой кислый? Все закончено, мы победили! Какое счастье, что я больше не увижу этих рож, не услышу их постные голоса, уверяющие, что они ничего не знали!
Крафт. Пегги, детка, ты же хотела сообщить нашему русскому другу что-то очень важное?
Пегги. Важное?.. Господи, какая я балда! Эта чертова казнь отшибла мне мозги! Андрей, ведь я была в Париже, делала интервью с Марлен Дитрих и встретила… Марию!
Андрей меняется в лице.
Пегги. Ну да, нашу милую княжну… Я сказала ей, что, возможно, увижу вас, и спросила, не надо ли что передать. Она сказала только два слова… Чистый понедельник… (Вспоминает). Да-да, именно чистый понедельник. Говорят, для русских в этом скрыт какой-то особый смысл?
Андрей каменеет, молчит.
Крафт (смеется). Пегги, тебе этого не понять! Чистый понедельник – это первый день Великого поста в православии. В этот день верующие стараются бороться с греховными страстями… Очищают себя.
Пегги. Господи, Алекс, а ты откуда это знаешь?
Крафт. Я несколько лет жил рядом с русской семьей… Они мне все объяснили.
Пегги. Но это еще не все! Здесь работал переводчиком барон Розен… Помните такого? Во французской делегации? Так вот он… повесился!
Андрей изумленно вскидывает глаза на Пегги.
Пегги. Да-да, повесился! Мне сказали, от угрызений совести… Ох уж эти русские! Повеситься после войны, когда все веселятся и танцуют…
Вологдин (вставая). Мне пора. Жаль, если мы больше не увидимся.
Пегги (обнимая его). Андрей, ты не сердишься на меня?
Вологдин. Нет, конечно.
Пегги целует его. Крафт жмет руку.
75. Восточный Берлин, 1959 год. Здание госбезопасности ГДР
На экране появляются фотографии. Бравые гитлеровские вояки сменяют друг друга…
Голос комментатора
Самый известный диверсант рейха оберштурмбаннфюрер СС Отто Скорцени. Был арестован американцами 15 мая 1945 года. После многочасовых официальных допросов и тайных бесед американский военный трибунал оправдал его. Очевидно, в ответ на предоставленные сведения. Затем Скорцени был арестован в ходе процесса денацификации, помещен в лагерь для интернированных лиц в Дармштадте. Из лагеря он бежал при таинственных обстоятельствах… По некоторым данным бежать Скорцени помог бывший член его диверсионной группы Гюнтер Тилковски…
На экране сменяют друг друга фотографии Гюнтера Тилковски, мужчины со шрамом, разного времени, в том числе и во время Нюрнбергского процесса среди пленных «Эдельвейс»…
Голос комментатора
Во время Нюрнбергского процесса Тилковски, скрываясь среди пленных эсэсовцев, работавших во Дворце правосудия, выполнял задания нацистского подполья, пытавшегося сорвать процесс… В частности, есть основания считать, что он причастен к самоубийству Германа Геринга, которое помогло тому избежать петли, доведении до самоубийства Лея и к ряду других диверсий…
В полумраке зрительного зала лицо Андрея Вологдина, он смотрит на Тилковски времен Нюрнбергского процесса…
В дверь зала заседаний заглядывает молодой советский офицер, подходит к Вологдину.
Офицер. Товарищ генерал, вас к телефону.
Вологдин выходит из зала, идет в свой кабинет.
Вологдин. Что случилось?
Офицер. Не знаю, товарищ генерал. Но говорят – очень срочно.
Вологдин (берет трубку). Слушаю.
Голос в трубке. Андрей Николаевич, это генерал Свистун. Тут нам позвонили с контрольно-пропускного пункта рядом с берлинским автобаном. Говорят, у них объявился мужчина, который заявляет, что он советский разведчик. Может, подошлете кого, взглянете…
Вологдин. Имя он не назвал?
Голос в трубке. Нет. Просит о встрече с представителями нашей разведки.
Вологдин. Хорошо. Я сейчас сам подъеду…
76. Восточный Берлин. Контрольно-пропускной пункт
Навстречу Вологдину выходит немецкий офицер-пограничник. Отдает честь.
Вологдин. Я – генерал Вологдин. Где мужчина, о котором вы сообщали?
Офицер. Он завтракает. Прошу…
Вологдин распахивает дверь. В небольшой комнате за столом сидит заросший щетиной человек и с аппетитом пьет кофе с бутербродами. Поднимает глаза на Вологдина.
Вологдин. Господи, Крафт, это вы! Ну, наконец-то! А мы уже совсем потеряли вас!..
Крафт (вскакивая). Андрей? Вологдин! А вы здесь как? Вот уж не рассчитывал! Неужели прибыли специально для моей торжественной встречи?
Вологдин. Нет, я в Берлине по делам, сегодня вечером должен был улетать. Это судьба!
Крафт (смеется). Хоть в этом мне повезло!
Вологдин. Что с вами было? Куда вы пропали? Мы уже не знали, что думать!
Крафт. Месяца три назад я вдруг понял, что мне сели на хвост, причем очень плотно. Пасли каждый мой шаг. И хотя никаких доказательств у них не было, стало ясно, что дела мои плохи. Они
