В каждом доме телевизор!
С т е п а н А н д р е е в и ч. Что ты нужного, полезного из него извлек! Ротозей!
Наверху появляется Б а с а р г и н.
Вон церковь у нас закрыли. Бросили! Осквернили! Ты, как учитель истории, что сделал?
Л у к о в. Я учитель, а не поп!
С т е п а н А н д р е е в и ч. Можно, а может, даже и нужно быть атеистом, но не безбожником!
П о л и н а. Вы так кричите, что Егор Андреевич не сможет работать.
Б а с а р г и н. Спасибо, Полина, но я не работаю. (Спускается вниз.)
Л у к о в. В каком-то смысле Степан Андреевич прав. Я хоть с ним и спорю, но только по частностям. Потому что в главном он того… Вот я поначалу свиней завел, двух бычков! Огородище размахнул соток на сто! И что? Книжки забросил, сейчас свиней не держу.
С т е п а н А н д р е е в и ч. И книжки не читаешь!
Б а с а р г и н. Вы как два резонера. А Полина зритель.
С т е п а н А н д р е е в и ч. А ты трагический герой?
Б а с а р г и н. Ничто так не портит человека, как постоянное пребывание в домашних тапочках! (Садится за стол.) Полина, будь любезна, налей чаю, покрепче. До чего здорово. Скоро двенадцать, а ни одного телефонного звонка! Ощущение счастья! Так вот… Со мной в институте учился один человек. Он всегда ходил в тренировочных штанах, в домашних тапочках, причем на босу ногу. Говорил «чо» вместо «что». Эдакий мужичок из народа. И что же? Он пробился в науку. И сейчас даже большой авторитет. Но как ученый он реакционер! Он и в науке «чокает». Тебя, Степан, среда заела.
Входит А л е к с а н д р а П р о к о ф ь е в н а.
Б а с а р г и н а. Господи! Егорий! Чего делать-то станем? Окромя консервов да макарон, ничего в магазине!
С т е п а н А н д р е е в и ч. Все, что нужно, я купил.
Б а с а р г и н а. Ой, господи! Я и не вижу, что Степан дома. Так ты разве не за водкой ездил?
С т е п а н А н д р е е в и ч. Водку и сюда привозят.
Б а с а р г и н а. Как все было, так все и осталось.
Б а с а р г и н. Кто еще из наших в деревне остался?
С т е п а н А н д р е е в и ч. Никого. Ты, я да Митька Хомутов. А все умерли.
Б а с а р г и н. Как это умерли?
С т е п а н А н д р е е в и ч. Вот так… Ты же двадцать шесть лет… вру. Двадцать восемь лет в селе не был.
Б а с а р г и н. Я чаю просил!
П о л и н а. Извини, пожалуйста! (Быстро подает чай.)
Б а с а р г и н. А вам сколько лет, Петр Лукич?
Л у к о в. Мне? Тридцать. Жене тоже тридцать.
Б а с а р г и н. Дети есть?
Л у к о в. Нет. Да и, по правде, не надо. Чужие надоели.
П о л и н а. Степан Андреевич, может, и вам чаю?
С т е п а н А н д р е е в и ч. Спасибо, не хочу. Вон вы лучше Петьку угостите.
П о л и н а. Я уже предлагала, но он отказался.
С т е п а н А н д р е е в и ч. Петя, зачем? Налейте ему, Полина Сергеевна, налейте. Чай мозги прочищает.
Б а с а р г и н а. Все, поди, повыгорит, а?
С т е п а н А н д р е е в и ч. Не все. Люди останутся. (Подает стакан с чаем Лукову.) Пей. Теперь модно в России чаи гонять.
Б а с а р г и н а. Кушать станеь, Егорий?
Б а с а р г и н. Мне все равно.
С т е п а н А н д р е е в и ч. Дашка все сделает. Задание дано. Приехали в гости, гостюйте, а не по магазинам носитесь.
Б а с а р г и н а. Ты что так с матерью-то?
С т е п а н А н д р е е в и ч. Интересно, как?
Б а с а р г и н а. Ты, видно, завидуешь, что вот, мол, мать на белых хлебах живет? Так что? Коли бог дал! А как вас ростила, так того…
С т е п а н А н д р е е в и ч. Ладно, что было, то быльем поросло.
Б а с а р г и н. Интересно, а что было?
С т е п а н А н д р е е в и ч. А то было, что, пока ты учился, я вламывал! Думал, после и ты мне поможешь! Помог! Дашку и ту не вытащил! (Встает и уходит.)
П о л и н а. Егор, надо домой ехать.
Б а с а р г и н. Куда домой? А это что? Не мой дом? Это мой дом!
Л у к о в. Зачем он вам?
Б а с а р г и н. Он мне просто завидует! А кто ему мешал выучить Дашу? Где она, между прочим?
Б а с а р г и н а. Утром приходила. На ферме работает.
Б а с а р г и н. Я, что ли, виноват! Что ты так на меня смотришь, Полина?
П о л и н а. Тебе показалось.
Б а с а р г и н. Нет, не показалось.
Входит Х о м у т о в. На нем светлая, с засученными по локоть рукавами рубашка. Он крепкий, резкий. Говорит с азартом и громко.
Х о м у т о в. Чего шумишь, академик? Ишь ты какой! Ну, здорово!
Б а с а р г и н. Дмитрий? Ты?!
Х о м у т о в. Я… (Обнимает Басаргина.) Извини, небритый. Вишь как: лето только началось и какая жара? Людей на бригады разбил… Все равно не работают! Я говорю: вам что — денег не надо? Не надо, — говорят. Да и то верно. Черта на них купишь? У тебя-то как, в Москве?
Б а с а р г и н. Нормально.
Х о м у т о в. Ну? Где бывал, что видел? Люди-то как живут?
Б а с а р г и н. Люди везде живут по-разному.
Л у к о в. А вот в Париже. В Париже как?
Х о м у т о в. Ты с женой-то познакомь.
Полина протягивает руку.
П о л и н а. Полина Сергеевна. А о вас наслышана. Егор часто вас вспоминает.
Х о м у т о в. И на этом спасибо. (Достает бутылку водки.) Ну? За приезд, что ли?
Б а с а р г и н. Не пью.
Х о м у т о в. Совсем?
Б а с а р г и н. Совсем.
Х о м у т о в. А ты, Петр Лукич?
Л у к о в. Не! С утра нет…
Х о м у т о в. Ну ладно… Верно… Слушай, Егор, мне в райком надо. Потом… Это… В общем, давай к вечеру, да?
Б а с а р г и н а. А меня не признал, Митяй?
Х о м у т о в. Елки-моталки! Александра Прокофьевна? А я думаю: что это за девица стоит? Совсем городская стала?
