– Нет, еще не скоро. Ну а даже если… У нас же будут твои глаза.
– Она вдруг улыбнулась:
– А собственно, почему бы и нет?
– Конечно. Хотя говорят, что в прошлое страшно возвращаться.
– Это в свое. А в чужое… – она подняла голову и сказала Капустину: – Будь добр, кинь мне плащ.
– Это твой муж? – румын был обескуражен.
– Нет… Это… сосед по номеру.
– Сосед? Мужчина?
– У нас не хватило номеров…
– Но как же вы?…
– Ах, полноте, в нашем-то возрасте…
С лоджии спустился плащ. Он был привязан к ночной рубашке, которая, в свою очередь, была привязана к красному галстуку.
– Зубная щетка в кармане, – сказал Капустин. – Вот только галстук, извини, не совсем пионерский.
Когда они шли к машине, им встретилась Кремнева. Она оглядела их осуждающе и сказала Светлане Николаевне:
– Вы, конечно, как хотите, но я бы вам не советовала…
Светлана Николаевна вернулась вечером. Румын подвез ее на машине к подъезду отеля, вышел, открыл дверцу, помог выбраться. Она взглянула наверх – Капустина в лоджии не было. Но он смотрел на нее сквозь стеклянную стену холла.
– Ну вот, – сказал румын, – совсем не страшно. Грустно скорее.
– Да. Грустно.
– А вам почему? Если это не ваше прошлое?
– А может, мое…
– Но вы же говорили…
– Оно не наше, не наше с вами. Оно отдельно ваше и отдельно мое. И мы побывали в нем. Хотя мое – было не здесь, и не в лагере… Это был детский сад, и он был не директором, а физкультурником, но он тоже говорил что-то похожее, что-то насчет солнца и пасмурной погоды… И насчет моей тройки по педиатрии. Я вообще думаю теперь, что у всех людей одно прошлое. Только будущее у всех разное… – Она протянула ему руку. – Спасибо вам, что напомнили мне об этом. – Он склонился и поцеловал ей руку. А она вдруг, неожиданно даже для самой себя, коснулась губами его седого виска. – А без усов вам лучше, – сказала она смущенно и вошла в подъезд отеля.
Теплоход шел по морю.
Капустин сидел в шезлонге – одетый в брюки и рубашку с длинными рукавами, чем заметно выделялся среди загорающих пассажиров. Светлана Николаевна была в купальнике.
По судовому радио объявили:
– Уважаемые пассажиры, наш теплоход прибывает в болгарский порт Варну. Желающие посетить международный фестиваль песни запишитесь у руководителя круиза…
– Ты желаешь? – спросил он ее.
– Что? – Она открыла глаза.
– Посетить фестиваль. Объявили только что.
– Да?
– Витаешь? – Он усмехнулся. – Все еще в Румынии. – Она не ответила. – Может, попросишь своего первого мужа, чтоб он обратно повернул? Ко второму.
– Олег, в конце концов…
– Конечно, теперь это не имеет значения…
– Это никогда не имело значения. Не может иметь значения то, чего не было. Это совпадение. Шалости памяти. Не знаю, что еще…
– У двоих сразу? Шалуны…
– Слушай, ну, чтоб покончить с этим… Ну как ты думаешь, стала бы я теперь говорить тебе неправду?
– А раньше, значит, стала бы?
Она вдруг обнаружила, что злится, и сказала:
– Ну а собственно, что я оправдываюсь…
И замолчала, отвернулась.
Он протянул руку, дотронулся до ее руки. Она руку не отняла. Оба словно замерли. Потом он тихо спросил:
– А с этим вот, седым?…
Она резко поднялась и пошла.
Он пожал плечами, закрыл глаза. Потом открыл, почувствовав, что кто-то на него смотрит. В соседнем шезлонге сидела Неля. У нее был такой вид, будто она сидит тут очень давно.
– Вы? – удивился Капустин. – Откуда вы взялись?
– Из будущего, – загадочно улыбнулась Неля.
– Из какого будущего?
– Из вашего.
Он засмеялся.
– Хорошо, что предупредили.
– Я девушка честная.
– Ну, если вы честная, – попытался перевести разговор Капустин, – то скажите мне честно: стоит идти на этот фестиваль?
– Конечно.
– А что там особенного будет?
– Особенного? Моя сестра будет петь.
– Тоже певица?
– Она? Это я – тоже. Я вон все по круизам, а она давно солистка радио.
– Ну, не знаю, я, может, не большой специалист, но мне очень нравится, как вы поете.
– Это вы мою Элку не слыхали…
Традиционный летний фестиваль эстрадной песни проходил в огромном концертном зале под открытым небом. Только сцена находилась под навесом.
Пробираясь по проходу. Капустин увидел Нелю, разговаривающую с Димой и музыкантами ансамбля. Неля помахала ему рукой и подошла. Светлана Николаевна сказала: «Я сяду», – и пошла на свое место.
– Ну как? – спросил Капустин. – Видели сестру?
– Не прилетела еще. – Неля нахмурилась. – Поезд не переносит, всегда самолетом, и вот – пожалуйста. Должна была еще утром, а до сих пор нет.
– Рискованно. Она в каком отделении?
– Да уж перенесли во второе.
К ним стремительно подошел полный мужчина с затравленными глазами.
– Слушай, – сказал он Неле, не обратив на Капустина внимания – слушай, полный кошмар. Не успеет. Я практически
уже с выговором.
– Познакомьтесь, – сказала Неля Капустину, – это товарищ Васюков, представитель Министерства культуры.
– Бывший представитель, – сказал Васюков.
– Бедная Элка, – сказала Неля, – она так готовилась.
– При чем здесь Элка? По одному певцу от страны.
– Что же делать?
– Надо рисковать. Хуже не будет. Лучше так, чем никак.
– Как – так?
– В конце концов, ты тоже Кострова. А в лицо они ее не знают.
– Да ты что, ты в уме?
– __ Не знаю. Это решит начальство.
– Да не пойду я! Надо же такое придумать. Я ж не готовилась.
– Артист готовится всю жизнь, а не три дня.
– И в таком зале никогда не пела. Тут же несколько тысяч.
– А там, – Васюков кивнул назад, – двести восемь миллионов. И они не поймут тебя, если ты откажешься.
– Да, – подтвердил Капустин, – не поймем.
– Вот, – обрадовался Васюков, – и товарищ соврать не даст. А вы кто? – вдруг спросил он с подозрением.
– Один из них. Из миллионов, – ответил Капустин.
– Но мне не в чем петь, – сказала Неля. – Не могу же я в этом…
Васюков поглядел на ее тельняшку и шорты.
– Да, это серьезно…
– А какой у вас размер? – спросил Капустин.
– Сорок шестой, – ответила Неля. – А что?
– Сорок шестой?… – Капустин огляделся. По проходу шла наша туристская группа. – Не ходовой. – Наконец он заметил среди зрителей худощавую женщину в длинном открытом платье. – Вот что, – сказал он Неле, – идите за кулисы и ждите.
Дима смотрел им вслед.
Худощавая женщина стояла в компании нескольких мужчин и разговаривала.
– Простите, – обратился к ней Капустин, – вы не говорите по-русски?
– Но, – ответила она. – Парле ву франсе?
– Ах, франсе?… Франсе – нет. Чего нет, того нет. Но, минуточку, сейчас. Айн момент, – добавил он для убедительности.
Он поискал глазами Светлану Николаевну и замахал ей рукой, прося подойти. Она подошла.
– Слушай, помоги объясниться. Она – только по-французски.
– А зачем тебе? – удивилась Светлана Николаевна.
– Потом. И ничему не удивляйся – просто переводи.
– Но я сто лет не разговаривала. Читать – туда-сюда…
– Ничего, напрягись. – Он улыбнулся француженке. – Извините, это моя… знакомая, она поможет нам.
– Так и сказать? – холодно осведомилась Светлана Николаевна. – Знакомая?
– Ну не объяснять же ей всю историю нашей жизни. Скажи, что у меня к ней большая просьба.
Светлана Николаевна стала переводить – медленно, поправляясь и смущаясь своих ошибок. Но француженка, похоже, все поняла.
– Скажи, что мне очень нужно… – Капустин помялся, – ее платье.
– Что?!
– Ты переведи, только дословно.
– Ты что – с ума сошел?
– Переводи, нету времени.
– Так приспичило? – Светлана Николаевна передернула плечами и перевела.
Француженка засмеялась и спросила:
– Только и всего?
Светлана Николаевна повторила ее вопрос по-русски.
– Да, – сказал Капустин. – На один час. Для певицы. – Он показал на сцену.
– Так-так, – сказала Светлана Николаевна сквозь зубы, – события развиваются не по дням, а по часам.
– Скажи ей, что наша певица должна выступать, а чемодан с ее платьем по ошибке улетел в другой город, и ей не в чем петь. А от этого зависит ее судьба.
Светлана Николаевна пожала плечами и перевела. Француженка спросила:
– А почему месье обратился ко мне?
– Потому… потому что у вас такая же, как у нее, прелестная фигура.
Светлана Николаевна бесстрастно перевела.
– О, вы очень добры, – сказала француженка.
– Нет, я просто очень наблюдателен, – галантно возразил Капустин.
– Ты меняешься прямо на глазах, – усмехнулась Светлана Николаевна.
– Я умоляю вас, мадам, – настаивал Капустин. – Это вопрос судьбы.
– Только ее? – спросила француженка.
– Нет, не только, – ответил Капустин и приложил руку к сердцу-
