Лиза (читает). «Формалистические выкрутасы в музыке»… Отец ничего еще не знает.
Бажов. Статью передавали по радио… я думал, вы уже знаете.
Лиза. Мы не слушали радио. (Тревожно.) Вы хотите видеть отца?
Бажов. Да, я хочу с ним поговорить об этой статье. А кроме того, мы вчера встретились, и я обещал ему сегодня заехать… Если бы я не заехал…
Лиза. Я вас понимаю. Отец мог бы подумать, что вы не заехали потому, что напечатана такая статья.
Бажов. Вот именно. Но я почему-то был в полной уверенности, что вы слушали радио.
Лиза. Нет, мы не слушали.
Бажов. Верная статья! Простая и убедительная. Вы можете мне не поверить, Елизавета Ильинична, и мне, пожалуй, будет трудно вам объяснить… но у меня такое чувство сейчас…
Лиза. Какое чувство?
Бажов. Да вот какое, Елизавета Ильинична. Прочел я эту статью и понял, что не по-большевистски относился к творчеству вашего отца.
Лиза. Я вас не понимаю, Артем Иванович.
Бажов. Ну, как бы вам сказать… Я, видите ли, относился к тому, что он писал, как к чему-то такому, что стоит выше нас, что нам надо принимать его творчество таким, каково оно есть. Илья Петрович не раз играл при мне свои новые произведения, но я как-то воздерживался от высказывания своих непосредственных впечатлений, думал, что не нам его судить. А музыку эту я не понимал, вернее она мне не нравилась! Я вам даже однажды сказал об этом.
Лиза. Я помню этот разговор.
Бажов. И признаюсь, я удивился, когда узнал вашу точку зрения. Она тогда совпала с моей.
Лиза. Я сказала вам то, что думала. С отцом я почти перестала спорить на эту тему. Я для него дочь, не больше.
Бажов (задумавшись). Да… вот видите… А на деле-то выходит, что я, пожалуй, мог бы помочь Илье Петровичу. Да, именно помочь. Как сосед… и как коммунист.
Лиза. Как же помочь, Артем Иванович? Чем?
Бажов. Помочь ему, в меру моих сил и возможностей, выйти за пределы того забора, на который я же ему тес давал. Тогда бы ему, может быть, другие мелодии послышались. Да что может быть — наверняка! Я-то ведь их каждый день слышу, только записать не могу. Так я пойду к нему.
Лиза. Только, Артем Иванович, не надо говорить ему об этом. Завтра он едет в город и там все узнает. Сегодня у него гости.
Бажов (не сразу). Хорошо… Я с ним поздороваюсь и поеду. У меня дела… Я, откровенно говоря, думал, что вы уже знаете… (Уходит.)
Входит Луша.
Луша. Пирог-то порциями нарезать или целиком подавать будем?
Лиза. Несите, Луша, я сама нарежу.
Луша. Воля ваша.
Головина (в дверях). Лиза! Накрыли на стол?
Лиза. Да.
Головина. Артему Ивановичу прибор поставлен?
Лиза. Да!
Появляются Головин, Бажов, Залишаев.
Головин. Нет, нет, Артем Иванович, вы останетесь у нас обедать. Не принимаю никаких объяснений. Сегодня я именинник.
Бажов. Сколько же лет у вас теперь за плечами?
Головина. Мы празднуем сегодня Ильин день — день ангела Ильи Петровича.
Бажов. Какого ангела?
Головин. Моего, Ильи пророка. Пережитки прошлого.
Головина. А день рождения Ильи семнадцатого декабря.
Бажов. Семнадцатого декабря? Запомним.
Головин. Так останетесь? Что у вас дома? Жена? Дети плачут? Мы же знаем, что вы холостяк. И притом со стажем.
Бажов. Благодарю за приглашение, но у меня сегодня еще есть дела. Я ведь и заглянул-то к вам на одну минуту, по пути. Поскольку вчера обещал. Как-нибудь в другой раз специально выберу время и заеду к вам на часок-другой, если разрешите!
Головина. Помилуйте, Артем Иванович! Мы вам всегда рады!
Головин. Как жалко… А я хотел вам наш участок показать. Постепенно приводим все в порядок. Что у нас наделали гитлеровцы! Сад весь перекопали, блиндажей понастроили, лучшие деревья повырубили… Какие были экземпляры! Уникумы!
Головина. А потом здесь какая-то наша воинская часть стояла, так тоже кое-что поломали. Нам это больших затрат стоило, Пришлось новую беседку ставить.
Головин. Теперь все уже сделано и незачем об этом вспоминать. Артем Иванович нам тогда так помог…
Головина (Бажову, восторженно). Вы наш друг! Наш спаситель!
Бажов (сдержанно). Ну что вы! Какой же я спаситель! Вот солдаты наши, что вашу беседку поломали, те действительно были вашими спасителями.
Головина. Вы всегда идете нам навстречу. Вы так всегда любезны.
Бажов. Делаю, как ваш сосед, все от меня зависящее и в пределах возможного, Илья Петрович…
Головина (перебивая Бажова). Вы хотите сказать, что Илья Петрович знатный человек, что он живет в нашем районе, что его знает вся страна. Нет, нет! Когда бы не вы…
Залишаев. Головина знает весь цивилизованный мир! (Перелистывает журнал «Америка».)
Бажов. Для нас вполне достаточно, что его уже знает такая страна, как наша!
Залишаев. Не скажите, но скажите. Композитор Головин стоит в первом ряду корифеев современной музыкальной культуры, И я считаю, что нам — именно нам — не может быть безразличным то, что его произведения выходят на мировую сцену искусства! Вы, надеюсь, слышали Четвертую симфонию?
Бажов. Нет, я не слыхал этой симфонии.
Залишаев. Жаль, жаль, что вы ее не слышали. Так жаль. Это большое упущение с вашей стороны. Обязательно послушайте.
Головин. Игорю Минаевичу свойственна восторженность. (Смеется.)
Залишаев. Да. Не скрою, я человек увлекающийся, но тем не менее…
Головин. Тем не менее соловья баснями не кормят! Артем Иванович! Раз вы не хотите, верней не можете с нами отобедать, то вы не откажетесь просто выпить рюмку водки? (Залишаеву.) Дорогой друг, нате нам всем по рюмке! Федя! Дамам — вина!
Залишаев. С превеликим удовольствием. (Разливает вино и водку.) Так сказать, «а ля фуршет», по-дипломатически, стоя.
Бажов. На дипломатических приемах не бывал, не знаю, как там пьют, а у нас это называется «посошок на дорожку».
Головин. Друзья и домочадцы! Прошу, прошу — минуту внимания! У меня есть маленький тост. Садись, Тина.
Головина. Сяду, милый, сяду.
Головин. На географической карте не обозначен уголок, затерянный в лесной тиши, в стороне от шоссе, уголок, отвоеванный художником у самой природы для того, чтобы творить свое искусство. Я поднимаю этот бокал, вернее эту рюмку водки…
Головина. Неподражаем, неподражаем!
Головин. За великое слово «Искусство»!
Бажов (серьезно). За искусство великого народа!
Залишаев. Присоединюсь.
Головин (подумав). Скажу так за настоящее искусство и за его настоящих друзей!
Бажов (чокается со всеми по очереди). За советских композиторов… артистов… художников…
Залишаев. Критиков! (Чокается с Головиной.) За наших подруг, вдохновляющих нас на творчество!
Головин (Залишаеву). За твой талант!
Выпили, закусили. Головин протягивает руку к графину с водкой.
Головина. Люсик, тебе довольно.
Бажов. Спасибо… Мне пора… Благодарю за угощение.
Головин. Мы вас проводим, Артем Иванович.
Все, кроме Лизы и Майи, выходят провожать Бажова.
Майя. Мне почему-то вино сразу ударило в голову. (Смеется.) Ой, как голова кружится! А у тебя не кружится? Лиза! Лиза! Что с тобой? Почему ты какая-то такая…
Лиза. Какая?
Майя. Как будто что-то случилось.
Лиза. Ничего не случилось… Просто голова болит. Душно сегодня…
Девушки уходят. Появляется Луша. Она подходит к столу.
Луша (про себя). У каждой осы свой аппетит, вот она и летит… (Отгоняет от пирога ос. Видит на рояле газету, берет ее и, развернув, накрывает ею блюдо с пирогом.)
Появляется Залишаев. Луша выходит. Залишаев подходит к столу, осматривает сервировку. Взгляд его случайно останавливается на одном из заголовков газетной статьи. Залишаев, заинтересовавшись, начинает читать статью. Выражение его лица становится растерянным. Слышны приближающиеся голоса. Залишаев берет со стола газету и, продолжая читать статью, отходит в сторону. Возвращаются Головины.
