Фереоль. Нет, нет. Это именно так.
Дени. Почему я об этом думаю, особенно последнее время? Потому ли, что я старею? Или потому, что я немного переутомился и легче волнуюсь?
Фереоль. Я тоже часто думаю об этом времени.
Дени, с большей живостью. Правда? Ты тоже? (Пауза). И ты вспоминаешь наши беседы, эти долгие споры шепотом? Все, что мы понимали? Все, о чем мы судили? Да? Требовалось заключить с жизнью как бы основной договор, и надо было спорить, отстаивать статью за статьей. И пение органа, которое нас поддерживало. А главное — ощущение, будто между нами и миром — какая-то исключительная близость, какая-то легкость общения, которая потом прервется, или еще — что мы располагаем известным сроком, как астрономы; что истина, ты понимаешь, что я разумею под этим словом, не так уж быстро проходит в перигее. (Пауза). Фереоль, когда ты думаешь об этом времени, почему ты о нем думаешь? Я хочу сказать, чего ты в нем ищешь?
Фереоль, помолчав. Советов.
Дени. А! Тоже советов. (Помолчав). Таких же?
Фереоль. Может быть.
Дени, не сразу. Тогда откуда же это расстояние, которое я чувствую между нами?
Фереоль. Оно тебе кажется большим?
Дени, многозначительно. Возрастающим, а это хуже.
Фереоль. И тебе кажется, не правда ли, что это я удаляюсь? (Пауза). Что касается тебя, то у тебя совесть совершенно спокойна?
Дени. Что я сделал, чтобы ей не быть спокойной?
Фереоль. Как долго ты еще будешь вправе говорить так?
Дени, оживляясь. Опять этот твой странный тон со мной, эта атмосфера неуловимого осуждения, которую я ощущаю теперь всякий раз, когда мы вместе! Это невероятно! Я возвращаюсь оттуда, где я вел упорную борьбу за всех вас, час за часом. Наши враги воображают, что эта неожиданная победа вскружит нам головы, что меня захлестнет ваш восторг. Если бы они видели нас с тобой! Если бы они нас слышали!
Фереоль. Нашим врагам следовало бы знать, что мы любим простоту и чтим не столько людей, сколько идеи.
Дени. Представь себе нас в прежние времена и что вот я прихожу к тебе с такой вестью, что я являюсь к тебе, неся в руках такую огромную возможность. (При слове «возможность» Фереоль внимательно смотрит на Дени). А сейчас я готов думать, что я виновен и что меня только из снисхождения не упрекают открыто.
Фереоль. Ты искажаешь.
Дени, с силой и живостью. Да нет же! Я откровенно указываю на недуг нашей дружбы, который становится, наконец, нестерпим. Он тянется слишком долго. Еще когда я вступал в Палату, тому тринадцать лет, мне так и не удалось узнать, что ты об этом думаешь. Одобрял ли ты меня? Нет, потому что сам ты отказывался поступить, как я. Не одобрял? Нет, по-видимому. Ты даже помог мне победить остававшиеся у меня еще сомнения. Во время последних выборов, когда экстремисты требовали массового воздержания и снятия всех кандидатур, ты сам добился от них уступчивости. А между тем казалось так, будто за ними стоишь ты и что самая их брань выдает, немного неуклюже, твою заднюю мысль. Три недели тому назад, когда я излагал комитету этот проект молчаливого соглашения с левыми, которое должно было привести к падению министерства, ты, правда, возражал мне, ты указывал на опасные стороны этого маневра, но как человек, с которым можно столковаться, который не считает, что здесь затронуты принципы. А между тем, я не могу ступить шагу, я не могу сделать ни малейшего движения без того, чтобы не натолкнуться на это незримое осуждение, которое от тебя исходит. С меня довольно. Так как ты скрываешь от меня твою истинную мысль, я тебе ее выскажу. Вот она: я ренегат, а ты, неподкупный свидетель, вот уже двадцать лет следишь за тем, как я шаг за шагом отрекаюсь.
Фереоль, довольно вяло. Это нелепо.
Дени. Да, нелепо, что ты так думаешь. Но ты так думаешь.
Фереоль. Я даже лишен возможности объясниться, потому что, по-твоему, ты лучше читаешь мои мысли, чем я сам!
Дени, с пафосом. Хорошо, чему я неверен? Не нашей молодости. В те годы мы не занимались политикой. Мы не принадлежали ни к какой партии. Самая мысль об этом отравила бы нам будущее.
Фереоль. Само собой, в этом весь вопрос: в чем наша верность? В чем наш закон? (Мягко). В конце концов, важны лишь поступки. Отдельный поступок нередко темен, но ряд поступков постепенно рождает свет. Что ты теперь намерен делать?
Дени, пристально глядит на Фереоля, потом хмуро. Не знаю.
Фереоль. Как? Ты не знаешь?
Дени. Нет.
Фереоль, мягко. Это великое напряжение, которое ты вынес, эти кулуарные переговоры, эта многочасовая речь — все это впустую? Ты свалил министерство от нечего делать?
Дени, с легким вызовом. Есть люди, которым хотелось бы нас уверить, будто они строят планы, рассчитанные на долгий срок. Я — нет. Мои поступки возникают один из другого, как части растения. И чтобы они росли хорошо, я должен себя хорошо чувствовать. Да не далее, как сегодня, во мне назревал поступок.
Фереоль. Какой?
Дени, задумчиво. Большой поступок. (Он смотрит перед собой). Все равно!
Фереоль. Почему ты от него отказываешься?
Дени. Я от него не отказываюсь. Мне больше не хочется о нем думать. Сейчас я не могу о нем думать.
Фереоль. Что тебе мешает?
Дени, почти резко. Ты. (Он делает несколько шагов. Фереоль пожимает плечами и улыбается. Дени возвращается, потом, указывая на домик). Нас там ждут.
Фереоль, мягко. Да, пора бы идти.
Дени, мрачно. Мне им нечего сказать.
Фереоль. Что за шутка!
Дени. Они не хуже моего знают положение.
Фереоль. Но твое мнение о нем! Что ты думаешь о событиях, о наилучшем способе их использовать!
Дени, со смехом. Ах, мое мнение! (Он пожимает плечами, становится перед Фереолем, смотрит ему прямо в лицо). А ты, твое мнение? «Твое» мнение у тебя есть?
Фереоль, отвечает не сразу, потом твердо. Конечно.
Дени. Я бы рад был его узнать.
Фереоль. Ты его услышишь через несколько минут.
Дени, настойчиво, с вызовом. Ну, так вот! Будь другом, скажи мне его сейчас.
Фереоль, который сделал было отрицательный жест. Почему бы и нет? (Самым спокойным тоном). Прошлый четверг я высказывался в том смысле, что мы должны воспользоваться парламентскими осложнениями и вызвать брожение. Осложнения превратились в острый кризис, благодаря тебе. Мы должны идти в ногу. Простого брожения уже недостаточно.
Дени. Чего же ты хочешь? (Фереоль делает жест: «Ясно чего!»). Серьезных событий?
Фереоль, улыбаясь. Самых что ни на есть серьезных.
Дени, опускает голову, шаркает по земле ногой, потом, стараясь придать голосу спокойствие. Люди скажут: «Чтобы их удовлетворить, свергают правительство. А их это приводит в ярость!»
Фереоль. Когда принимаешь имя «революционера», то раз навсегда отказываешься от репутации пай-мальчика.
Дени. Но и не приносишь обета прошибать стену лбом. Я никогда не рассматривал революцию как отчаянную выходку.
Фереоль. Мне, наоборот, обстоятельства кажутся очень благоприятными.
Дени. Этого мало. Такую игру можно начинать, только имея в руках все шансы.
Фереоль. Ну, знаешь! Собиратель шансов не человек дела. Ты всегда прозеваешь лучшую игру, если намерен играть только так. (Весело). Я не очень-то полагаюсь на революционера, который желает делать революцию не иначе, как наверняка. Такой господин кончит академиком или послом при Ватикане.
Дени, кусая губы. И все-таки надо знать, куда идешь.
Фереоль. Вот как? Ты только что скорее пренебрежительно отзывался о всякого рода планах. Я лично ими не склонен пренебрегать. И даже собираюсь предложить один план комитету. (Дени смотрит на него). Да, да. И охотно скажу тебе о нем в двух словах. (Очень спокойно, без всякого ораторского подъема). Вот: вы, парламентарии, делаете все возможное для того, чтобы растравить кризис в самом парламенте, ввести в него задержки, осложнения, обманчивые надежды на соглашение, словом, вы ял, парализующий мозг врага. Мы же, с нашей стороны, отдаем сегодня же вечером первые распоряжения о забастовке — те, которые уже заготовлены: транспорт, доки, металлургия, — мы присоединяем к ним секретные инструкции: дать движению обнаружить свое подлинное лицо; не препятствовать личной инициативе, не уклоняться от столкновений с полицией. Завтра и следующие дни новые стачки, группами, так, чтобы к концу недели добрая половина предприятий участвовала в волнениях. Тем временем мы обрабатываем армию, не придерживаясь в этом отношении никакой заранее установленной программы. Так, например, местные беспорядки целесообразны только в том случае, если в данном пункте уже пролилась кровь.
