Пьер. Да пойми ты – он освобождает пространство вокруг,
чтобы царить одному!
Франсуаза. Да, это правда. Он хотел, чтобы я разделась! О! Мой дорогой! (Замечает Эрве, входящего в дверь слева.) Нет, мсье, не подходите ко мне. Ваш отец сказал, чтобы я с вами не разговаривала.
Эрве. Правильно.
Робер. А! (Подскакивает, увидев Эрве, появившегося из двери, за которой он не наблюдал.)
Эрве (Роберу). Подскочил? Почему? Не лги! Отвечай, почему ты подскочил?
Робер. Потому, что я молод и порывист.
Эрве. Он смеется надо мной? Ты за это поплатишься! (Выходя.) Пьер, пьесу!
Робер. Вот. Попался я! Но почему всегда я – козел отпущения! Почему!!!
Hиколь. Потому что справедливость – торжествует! Тот, кто любит жвачных животных, ничего другого не заслуживает!
Робер (переводя разговор на другую тему). Перейдем к контракту Франсуазы. Сколько бы вы хотели получать, моя деточка?
Франсуаза. О!
Робер (машинально). Это слишком много.
Франсуаза. По ставке стажера.
Робер (смягчаясь). Уже такие аппетиты!
Франсуаза. Ну, тогда как на телевидении?
Робер. Вот это приемлемо.
Hиколь. Разумно.
Робер. Сейчас приготовят контракт. (Снимает телефонную трубку.) Алло, Маринетта?
СЦЕНА ДЕВЯТАЯ
Входит Эрве, за ним по пятам Пьер.
Эрве. Как удачно, мадам Люсианна запаздывает, я их оставил
самих разбираться в тексте. (Заметив Пьера позади себя.)
А у тебя какие здесь дела? Пьер. Мне, папа, надо выбрать реквизит.
Эрве отсылает Пьера в глубь кабинета, подальше от Франсуазы.
Эрве. Твои – там! В глубине! И не лезь сюда!
Робер (вешая трубку). Франсуаза, идите к Маринетте, моей
секретарше, она запишет ваши данные. Это этажом ниже. Франсуаза. Хорошо, мсье.
Эрве. А потом идите на сцену. Сюда не возвращайтесь.
Франсуаза. Хорошо, мэтр. (Выходит в левую дверь.)
Пьер, пользуясь тем, что отец сидит на диване к нему спиной и не видит его, тотчас же пробирается к правой двери.
Эрве. Дети мои, теперь, когда мы взяли Франсуазу, у нас прекрасный подбор актеров. (Не оборачиваясь, Пьеру.) Пьер, ты остаешься здесь и подбираешь свои тряпки. Я тебя предупредил, я глаз с тебя не спущу, ни днем, ни ночью.
Пьер возвращается к бутафории, жестами показывая, что ситуация будет веселенькой.
Сантъягги будет великолепным Бонапартом, а Люсианна – единственная, кто справится с ролью Жозефины! Только она одна во всем Париже сможет передать и ее легкость, и ее напористость, и ее таинственность…
Hиколь. И ее нимб.
Эрве. Какой «нимб»?
Hиколь. Спроси Робера, он считает, что у Люсианны есть нимб.
Эрве. Да нет, у нее нет нимба!
Hиколь. Мне тоже так кажется!
Эрве. У нее есть ореол.
Hиколь. Это уже что-то другое.
Эрве. А у тебя, Николь, есть нимб!
Hиколь. Ты находишь?
Эрве. Но у тебя нет ореола.
Николь. Нельзя иметь все сразу.
Эрве. Только такой темный человек, как Робер, может спутать нимб с ореолом.
Робер. Я просто счастлив, что отсталый.
Эрве. А чтобы играть Жозефину, нужен ореол.
Николь (истерично). Вот! Всегда так! У меня всегда чего-то не хватает для роли. Не одного, так другого. Есть нимб – нет ореола! Есть ореол – нет нимба! Я больше не могу! Я больше не могу!
Эрве (Роберу). Истерика?
Николь. Хватит с меня!
Робер. Нет, не истерика.
Николь. Я хочу играть!
Эрве. Да нет, истерика.
Николь. Хочу роль!
Робер. Да, ты прав, истерика.
Николь. Твоя пьеса слишком короткая! Я хочу играть перед занавесом!
Эрве. Все в порядке, я написал пролог. Я вам разве не сказал? Я его закончил сегодня ночью. Одноактовочка очень авангардистская. Я вдохновлялся сюжетом «Лисистраты».
Николь. Стофана?
Эрве. Кого?
Николь. «Лисистраты» Ари! Стофана!
Эрве. Аристофана.
Hиколь. Уменьшительные имена произносить не обязательно. Эрве. Ну, хорошо, хорошо… Итак, я вам объявляю, что закончил пьесу по мотивам Стофана – Ари для своих близких! Моя жена сейчас ее перепечатывает и скоро принесет. Я работой очень доволен.
Hиколь. Я готова играть все, что угодно.
Эрве. Ты хочешь играть, моя милая?
Hиколь расцветает от радостной надежды, но…
К сожалению, в одноактовке для тебя ничего нет.
Hиколь. Так! А поскольку и в большой пьесе для меня ничего нет, в эту зиму, как и в предыдущие, я буду сидеть в зале и смотреть, как играют другие.
Эрве. Не сгущай красок! Я считаю – Жозефина, это роль для тебя!
Hиколь. Ну, тогда в чем дело?
Эрве. Ты в высшей степени можешь передать ее парижское очарование.
Hиколь. Ну, тогда в чем дело?
Эрве. Но у Люсианны креольский темперамент, а мне думается, что в Жозефине Богарне все же преобладают креольские черты. Тем не менее если бы не было Люсианны, то эту роль, Николь, я отдал бы тебе, клянусь честью!
Hиколь. Ты мне клянешься честью!
Эрве. Клянусь. Тебе, и никому другому.
Николь. Спасибо, Эрве! Я чувствую, что ты говоришь правду. Я буду стараться быть тебе полезной на репетициях, буду суфлировать.
Звонит телефон.
Робер. Алло, это ты, Люсианна?… Да… (К Эрве.) Она хочет
с тобой говорить.
Эрве. Я не хочу с ней говорить, я хочу ее видеть.
Робер. А вот этого она не хочет.
Эрве. Что? (Берет трубку). Люсианна? Что происходит?… Слушай, перестань реветь и говори! (Наконец понимает.) Когда ты подписывала контракт, ты что, еще не знала?… Но когда ты узнала?… Да, мы уже все запустили, мы уже все запустили, теперь нам придется расплачиваться! И ты даже не сможешь отыграть премьеру, так будет видно?… Ты плохо переносишь, хорошо, но это пройдет, после четвертого месяца это проходит! (Прикрывает трубку рукой, присутствующим.) Я несу невесть что! (Снова в трубку.) Настолько?… Да, конечно. Будет выглядеть так, будто Жозефина ждет ребенка от Барраса.
Робер. Вот сюрприз для Бонапарта!
Эрве. Только ты можешь сыграть эту роль. У тебя креольский темперамент и… (Внезапно вспоминает, о чем он только что говорил Николь.)
Она смотрит на него.
(Смотрит на нее, улыбается ей, внутренне себя проклиная.) И… да, я, конечно, возмущен, Люсианна! Актриса или рожает в конце августа, или она меняет профессию… Ах! Конечно, возмущен. Все же целую тебя. До свидания. (Вешает трубку, в растерянности и ужасе от своего неосторожного обещания Николь, что если бы не Люсианна, то играла бы она.)
Николь. Эрве!
Эрве. Николь!
Николь. Я так счастлива!
Эрве. Ох! А я!
Николь. Ты не берешь свои слова обратно?
Эрве. О! Нет!
Николь. Значит, я играю эту роль!
Эрве. Ну да!
Николь. Дай я тебя поцелую!
Эрве. Да, поцелуемся!
Они целуются.
Николь. Все целуйтесь.
Все целуются.
Эрве. Николь, бери пьесу, дорогая, иди, читай со всеми роль. Николь. И все довольны: у Люсианны будет ребенок, у меня – роль! Ах! Эрве, ты увидишь, какой я буду хорошей матерью для этого новорожденного! (Качая на руках пьесу, как ребенка, выходит.)
СЦЕНА ДЕСЯТАЯ
Эрве. Как приятно видеть такую радость! (Замечает, что Николь уже ушла.) Но это не все, дети мои, нам нужно найти Жозефину. Когда ты скажешь своей жене, что она не будет ее играть…
Робер. Как, я ей скажу?…
Эрве. А что? Кто здесь директор, в конце концов?… Нужно только ей противопоставить такое имя, чтобы она не смогла возразить: «А почему не я?» Николь ведь хорошая актриса.
Пьер. Тогда в чем дело?
Эрве. Каждому свое, мой мальчик! Пьеса в трех действиях – марафон. А Николь хороша только на стометровке.
Пьер. Кто же тогда?
Робер. Жаклин Готье.
Эрве. Но у нее триумф. Ее надо будет ждать три года.
Робер. Даррьё?
Эрве. Концертное турне.
Робер. Сюзанна Флон?
Эрве. «Жаворонок».
Робер. Неразрешимая проблема: лучшие актрисы – всегда разобраны к началу сезона.
Пьер. Кроме мамы.
Эрве. Как – кроме? А ее Шекспир?
Пьер. Да, она должна была играть леди Макбет, но ей не нравится перевод. Она уже трех переводчиков сменила, и все впустую.
Эрве. Трех переводчиков! Дорогая Габриэль! я вижу, она, как всегда, в прекрасной форме! Ах!… Как жаль, что мы настолько разошлись!
Робер. Ну, ну, не «настолько»!
Эрве. Еще как! Должен тебе сказать, что я подложил ей ужасную свинью: я сказал Габриэли, что ухожу от нее, в тот вечер, когда она играла Гофолию – саму бесстрастность. Если б она играла Андромаху, слезы были бы кстати! Но Габриэль играла Гофолию, и этого мне не простила! Робер. Ах! Габриэль в твоей пьесе?!
Эрве. Молчи, это бы всех нас прославило.
Робер. Николь, конечно, стала бы вопить. Но не молчать, и зиму я уж как-нибудь пережил бы.
Эрве. Нечего и мечтать!
Пьер. Наоборот! Помечтаем!
