Ознакомительная версия.
Жанна. Ясно.
Виталий. Да, и за ноги эти я всю жизнь себя грызу. Что женился на ногах, а жить пришлось с человеком. Мы с ней ругались, так ругались, что там посуда, – стулья летали. Но вроде двое малолеток у нас, живем, значит, мычим только, не дергаемся. Дети выросли. Я от нее уходить уже собрался. Влюбился в одну из отдела по связям, молодая девочка, она мне вазу в кабинете расхерачила еще. Задела нечаянно. Ваза вдребезги, конечно. Японская там хрень была, сухоцветы какие-то. А девочка эта меня любила, я же не слепой, видел. Таленькой звала. У нас с ней любовь прямо, серьезно все, свиданья-встречи, секс в обеденный перерыв. И тут мне моя – беременна. В сорок пять лет, ёкарный бабай! Ну, пошли по врачам – врач говорит, все возможно. Денег дали ему, он подсуетился, все анализы, неусыпный контроль. Родила она, сама причем. И даже легко как-то, говорит. Растолстела только потом сильно. Но это другое уже. Я весь раздраженный по ее поводу ходил. Думал, ладно – подожду, потом что? Не приговорен же я к ней. Все ей оставлю, на ребенка буду давать, естественно – няню, все оплачу. И тут приносят ее. Варюшеньку. Я сначала даже не понял. Лежит такой комок в пеленках. Ну, ребенок твой, говорят, ты теперь трижды отец. С родней посидели, выпили. Я как на иголках, девочке моей втихаря пишу – завтра, пишу, увидимся, не скучай, зая. Потом спать легли. Варюшка в кроватке рядом. Лежу и думаю – это как же я, дурак, живу, что ничего не чувствую. Рядом дочь моя родная лежит, а я от нее к девчонке уходить собрался. А потом думаю – ну и что, думаю, ну, любовь же там у нас. Хоть напоследок поживу в радости. Вырастет, думаю, без меня. Старшие же выросли, а меня, считай, и дома никогда не было, на работе зашивался. И эта вырастет, думаю. Я же ее не бросаю. Просто жить буду отдельно. И тут Варюшенька в кроватке так тихонечко во сне вздохнула. Так – ах…. И по-детски так, и так осознанно. И все… И тогда вот я понял, что никакой любви у меня не будет больше, и никакой девушки из отдела по связям больше не будет. А будет только она – Варюшенька, доченька. Потому что роднее нее никого у меня в жизни нет. Потому что мне ее один-единственный вздох вдруг дороже всего на свете стал. Ты не поверишь, я впервые расплакался тогда. Последний раз плакал в шесть лет, когда новый мяч под колеса угодил. Но это не считается.
Пауза.
Жанна. А что стало с той девушкой?
Виталий. Ничего. Наверное, где-то счастлива сейчас. Уволил я ее без объяснения причин. Сердце разрывалось. Но тут уже не до выбора. Без вариантов, как теперь говорят.
Жанна. Бывает же….
Виталий. А я не жалею, Жанна, ты знаешь. Ни о чем не жалею. Девушки у меня есть. Увлечения разные. Я с работы приеду, мы с Варюшенькой поужинаем, поиграем. Я ее искупаю, книжку ей на ночь читаю, Карлсона она любит и сказки Пушкина. Умная девочка, да? Пушкина уже понимает, представляешь? Потом спать ее уложу. И все – дальше свободен. У нас с женой договоренность такая – каждый своей жизнью. Мы с ней вообще не разговариваем уже два года. Вообще. Слова за неделю не скажем друг другу.
Жанна. Ад, наверное?
Виталий. Ад – не ад, а привыкли. Мне стареть нельзя, Жанна. Пойдет Варюшка в школу, а ей скажут – это дедушка тебя забирает? Она стесняться меня потом будет. Мне этого никак нельзя, Жанна. Я никому этого не позволю. Я все сделаю, чтобы все видели, я – ее отец, а не кто-то там. Надо будет – всему научусь. И моде, и подтяжки сделаю, если надо.
Жанна. Да… Дети – такое дело….
Виталий. Я еще моложе всех юнцов выглядеть буду. Чтобы Варюшка моя мной гордилась! Чтобы всем заявляла – это не дед старый, это мой отец молодой идет! И чтобы видели все! Что отец Варюшки! Молодой! Станет она постарше, я ее заберу, мы с ней в Италии дом построим, и будем там жить! А этих никого не возьмем с собой. Вдвоем с ней уедем! Ты понимаешь меня, Жанна?
Жанна. Может, кофе сварить?
Виталий. Одна ты меня, Жанночка, понимаешь. Да кровинушка же ты моя! Тянет к Жанне руки.
Жанна. Сейчас сварю.
Жанна уходит. Виталий достает айфон, что-то ищет в нем. Входит Жанна.
Жанна. Ты какой любишь? Со сливками, крепкий, с сахаром?
Виталий. Иди сюда, Жанночка.
Жанна подходит к Виталию.
Жанна. Может, музыку другую поставить? У меня еще один диск есть, романтик-коллекшн называется.
Виталий обнимает Жанну за талию.
Виталий. А я тебе свою музыку сейчас, Жанночка, поставлю.
Жанна. Давай… Я бы под медленную потанцевала еще….
Виталий. Сейчас… Такая песня, я прямо плачу.
Из айфона звучит песня «Спят усталые игрушки».
Виталий. Под эту песню моя Варюшенька засыпает. Прямо глазки закроет, а сама хитренькая, подглядывает – сидит с ней рядом папа или нет. Зорко следит, чтобы никуда папа не ушел, пока она не заснет. А я ведь и не собираюсь… Я на посту, сон ее охраняю. У нее вот тут ямочки на щеках, и волосики такие мягонькие, светленькие, как пух…. Ни у одного ребенка таких волосиков не видел.
Тут Виталий принимается громко подвывать, пытаясь выговорить все слова песни. Жанна уходит на кухню. Берет телефон, набирает номер.
Жанна. Алло! На Карла Маркса 12 будьте добры, пожалуйста, на текущее время. Куда поедет? А он вам сам все расскажет. (Сбрасывает вызов.)
Смотрит в окно. За окном ночь, фонари, реклама, звуки проезжающих машин, крики подвыпившей молодежи. Везде жизнь.
Жанна. Ну ты и дура, Жанна….
Жанна достает из буфета сигареты, зажигалку, закуривает.
4Та же съемная Квартира Кати и Андрея. Катя с Андреем сидят на диване, прижавшись друг к другу. У Андрея на коленках книга, на книге лежит лист бумаги. Андрей что-то расчерчивает на этом листке.
Андрей. Значит, в этом углу у нас детская….
Катя. Я до сих пор не верю, что у нас будет квартира. Это как будто не по-настоящему. С мамой жили в одной комнате в доме, потом в общаге вчетвером, а теперь – своя кухня, своя комната, свой балкон…. Можно голой ходить – хоть заходись, и никто слова не скажет…
Андрей. Я только за!
Катя. Посуду можно на ночь оставить, и с утра помыть. Я посуду с детства мыть ненавижу. А все из-за этого дурацкого – у нас закон простой, поел – убери за собой. Когда так говорят, мне всегда кажется, что я в лагере или в школе.
Андрей. А я вот наоборот. На кухню первый всегда бежал, и посуду мыл, и готовил, с бабушкой шарфики вязал разные, носки. Даже свитер один раз! Красный такой, с полосками. Бабушка и та удивилась.
Катя. Сам связал? Серьезно?
Андрей. Ну да. Из школы приду, поем, и к бабушке в комнату – ниточки у нее там всякие на журнальном столике, шерсть, спицы – интересно! Она мне истории из жизни рассказывает, а я слушаю и вяжу, никакого телевизора не надо. Потом мы с ней пойдем ужин на кухню готовить. Приготовим, посидим еще, чаю попьем. Потом уже мама с батей придут. Поужинаем все вместе, и я опять к бабушке в комнату вязать. И так пока уроки не погонят делать. Батя ругался только на меня, что я с пацанами не дружу, и бабой расту. А бабушке и маме нравилось. Мама вообще думала, что я с ними жить останусь, не поеду никуда, потому что я хозяйственный и голова у меня на плечах, не то, что у других парней.
Катя. Почему ты уехал тогда?
Андрей. Да работы у нас в поселке никакой не было. А в училище в Ишим не хотелось как-то. И тут отец насел на меня – ты должен доказать, что мужик, всего в жизни добиться. Чуть ли не с кулаками меня гнал, пока мать с бабушкой не слышали. Я так-то уезжать не хотел, и добиваться тоже – вот непонятно, чего добиваться, да? А тебе кулаком по столу – иди и добейся. Батя у меня суровый, че ему скажешь? Решил – поеду вот сюда, ну, всяко тут вариантов больше…. Пробовал поступать, да на бюджет провалился че-то. Не знаю, наверное, куплено там все было, или, может, сам дурак.
Катя. Меня мама последний год в школе прямо веником била, чтобы я училась. Говорила, ты у меня дурочка, поэтому учи все наизусть. С учебниками рядом стояла и сверяла. Говорила, хоть у тебя в жизни что-то получится. Ну вот, на втором курсе уже получилось… (Гладит себя по животу.) Я поступать боялась, просто кошмар. У меня даже тик от нервов начался. Но самое ужасное, это осенью, когда мы с мамой приехали, она мне в общагу помогла заселиться и домой этим же вечером поехала. Я прямо на кровати лежала и ревела, что так темно за окном, а она уехала, и я одна в этом огромном некрасивом городе осталась. На этой скрипучей койке, с тремя сумками и соседки еще не приехали никто. За окном торговый центр весь светится, а я такая тощая, маленькая, лежу в темной комнате и даже пошевелиться от ужаса не могу.
Ознакомительная версия.