На стук выходит Хоботов.
М а р г а р и т а. Что это значит?
Хоботов пожимает плечами.
Орловичи ждут.
Х о б о т о в. Пусть их теперь принимает Савва.
М а р г а р и т а. Хоботов, это мелко.
Х о б о т о в. Пусть.
М а р г а р и т а. Я полагала, что ты, мой друг, не уподобишься обывателю.
Х о б о т о в. Ты знаешь, что я их терпеть не мог.
М а р г а р и т а. Ты в шорах своей предубежденности.
Х о б о т о в. Прости, но я не имею возможности полемизировать на эту тему. У меня — гости.
М а р г а р и т а. Да? Их много?
Х о б о т о в. Это не имеет значения.
М а р г а р и т а. Велюров что-то мне говорил. Она какая-то воспитательница.
Х о б о т о в. Велюров — сплетник.
М а р г а р и т а. Так вот оно что. У тебя — рандеву.
Х о б о т о в. Марго, довольно.
М а р г а р и т а. Что же она в тебе нашла? Прости, но при всей своей инфантильности для детсада ты слишком громоздок.
Х о б о т о в. Во-первых, она — медицинский работник. А во-вторых, я давно уже взрослый.
М а р г а р и т а. Ты взрослый? Без меня и без Саввы ты пропадешь.
Х о б о т о в. Это дело мое.
М а р г а р и т а. Несчастный.
Выбегает Людочка.
Л ю д о ч к а. Я лучше пойду.
Х о б о т о в. Нет, нет!
М а р г а р и т а. Хоботов, не галди. Ну, здравствуйте. Если не ошибаюсь, Раиса…
Л ю д о ч к а. Людмила.
М а р г а р и т а. Ну да. Я так и думала. Я, милочка, вам хотела сказать…
Х о б о т о в. Людочка, а не Милочка!
М а р г а р и т а. Тише. Меня зовут Маргарита Павловна. В недавнем прошлом жена Льва Евгеньевича. Мы перестали быть супругами, но остались родными людьми. Поэтому нет ничего удивительного, что я принимаю близко к сердцу его интересы.
Х о б о т о в. Прошу тебя…
М а р г а р и т а. Однако речь сейчас не о том. Видите ли, у Льва Евгеньича есть свои небольшие странности. Он не способен сосредоточиться. Зная, что вечером будут гости, он, не моргнув, приглашает вас.
Л ю д о ч к а. Да, да. Я уже все поняла. Я ухожу.
Х о б о т о в. Людочка… Что же вы… Людочка… это недоразумение!
Л ю д о ч к а. Вы очень рассеянный… До свидания! (Убегает.)
Хлопнула дверь.
Х о б о т о в. Подождите! Невыносимо.
М а р г а р и т а. Мой друг, ты смешон.
Х о б о т о в. Почему — смешон? Допустим даже, я полюбил. Так это не смешно, а прекрасно.
М а р г а р и т а. Ты хочешь сказать, что эта модисточка внушила тебе великое чувство?
Х о б о т о в. Я запрещаю так говорить!
М а р г а р и т а. А я говорю — не обольщайся. Ты, мой друг, любить не способен. Как все тайные эротоманы.
Х о б о т о в. Нет, это слишком!
М а р г а р и т а. Сейчас не время для теоретических дискуссий: повторяю, если ты встретишь женщину, которая внушит мне доверие и которой я со спокойной совестью смогу тебя поручить, буду счастлива. Идем. Неудобно перед Орловичами.
Х о б о т о в. О господи…
М а р г а р и т а. Хоботов, поворачивайся. Совсем ни к чему, чтоб они сочли, будто и в нашей семье происходят эти мещанские катаклизмы. (Идет.)
Хоботов, вздыхая, плетется за ней. Коридор пуст. Бьют часы.
Из комнаты Велюрова негромко доносится его голос. Он поет на мотив «Ласточки».
Голос В е л ю р о в а.
«Я мозаики страшный любитель
И к тому же приличный поэт,
посылаю тебе, милый зритель,
Свой сердечный эстрадный привет».
По коридору несколько раз пробегает Савва, то с блюдом, то с чайником. То скрывается в комнате, то появляется вновь.
«Пой, ласточка, пой,
Мир дышит весной.
Пусть поджигатель вопит и шипит,
Голубь летит!»
Тихая мелодия. Бьют часы. Появляются Маргарита, Орлович и Савва. Позади мерцает Хоботов.
С а в в а (чуть навеселе). Штихель штихелю рознь. Одно дело спицштихель, и совсем другое — больштихель.
Н и н а. Признаюсь, я не знала.
С а в в а. Для рельефных работ употребляется только больштихель.
М а р г а р и т а. Савва Игнатьич, помоги одеться. (Орловичу.) Это фанатик своего дела.
О р л о в и ч. Да, за ним ощущается нечто подлинное.
С а в в а. И не вздумайте обойтись без рифлевки и шаберов.
М а р г а р и т а. Одержимый.
Н и н а. В этом его обаяние.
С а в в а. Я имею в виду — при рельефных работах.
Н и н а. До свиданья. Спасибо. Чудесный вечер. Лев Евгеньич, не забывайте нас. (Тихо.) И мужайтесь.
Х о б о т о в (вздрогнув). Что?
Н и н а. Вы — молодчина. Уважаю вас.
Х о б о т о в (нервно). Вы — о чем?
О р л о в и ч (Маргарите). Доброй ночи. Мне нравится ваш избранник. Я человек ироничный и злой, но не могу не согласиться, в нем действительно есть начиночка. (Хоботову.) Коллега, мой нижайший поклон. (Молча, но выражая взглядом высшую степень участия, несколько раз трясет его руку, которую Хоботов безуспешно старается освободить.)
М а р г а р и т а. Вы на трамвае — до метро?
Н и н а. Авось попадется зеленоглазик.
В с е в м е с т е. До свидания. Заходите. Спасибо за вечер. Спасибо вам.
Орловичи уходят.
М а р г а р и т а. Как я устала. (Савве.) Что это вдруг тебя понесло со штихелями?
С а в в а. Тонкая вещь, Маргарита Павловна. Поспешишь — людей насмешишь.
М а р г а р и т а. Мера, мой друг, — великое дело. (Хоботову.) А ты мог держаться чуть поживей.
С а в в а (осторожно). Надо понять. Человек тоскует.
М а р г а р и т а. Убеждена, что с этой Милочкой ты не в пример красноречивей.
Х о б о т о в. Во-первых, с Людочкой! А во-вторых, убедительно прошу не поминать ее имени всуе.
М а р г а р и т а. Ву зэт ридикюль.
Х о б о т о в. И тем не менее. Всуе прошу не поминать.
М а р г а р и т а. Милый, надо тебе поколоться.
Хоботов хочет что-то сказать.
Спать, спать. Меня ноги не держат.
С а в в а. Сей момент. Разочек курну.
Маргарита уходит.
Х о б о т о в (опускаясь на сундук). Савва! Я на грани отчаянья!
С а в в а (садится рядом, кладет руку ему на плечо). Лев Евгеньич, не убивайся. Право слово, все образуется. Дай срок, мы с Маргаритой распишемся. К весне квартира будет готова. Съедем — гуляй в свое удовольствие.
Х о б о т о в. Много воды утечет до весны.
С а в в а. Женщину тоже надо понять. Девушек водишь. Ей неприятно.
Х о б о т о в. Да не вожу я! Это другое! Савва, об этом не говорят!… Имеющие глаза да видят! Если б ты знал, чего мне стоил этот проклятый вечер! (Кладет голову ему на плечо.)
С а в в а (гладит его волосы). Ну, успокойся. И не тоскуй. Ты потерпи. Иногда приходится.
Голос М а р г а р и т ы. Савва Игнатъич!
Надо идти. Понял, Левушка? Потерпи. (Уходит.)
Хоботов встает, еле передвигая ноги, заходит к себе и закрывает дверь.
По коридору проходит Алиса в халатике, тушит большой свет и уходит. Теперь коридор освещает тусклая лампочка. Бьют часы. Раз, два, три, четыре. Тишина. Далекая, еле слышная мелодия. Осторожный поворот ключа, скрип двери. Входит Костик.
К о с т и к (оглядев коридор). Спит родимый аквариум, спит… (На носках проходит в свою комнату.)
Дверь Велюрова приоткрывается. Высовывается голова артиста. С горькой усмешкой Велюров смотрит вслед Костику, потом, тяжело вздохнув, возвращается к себе. Коридор пуст. Тишина.
Голос Костика.
Спит Москва,
Спят Химки, и спят Сокольники.
Окна темны, и дома молчат.
Улеглись мысли, устали страсти.
Тишина.
Тишина над Покровскими воротами,
От Николоворобинского до Хохловского,
На аллеях Яузского бульвара
Уже не видно ни стариков,
Ни тревожных девушек…
Только ветер
Мягкой шваброй сгребает листву,
И лишь мне одному не спится
В час перед осенней зарей.
Занавес
Голос Костика.
Москва… Пятидесятые годы…
Старый друг, мы молоды были…
На Чистых прудах играла музыка,
И девушки в цветных свитерах
Коньками писали свои автографы.
Уже унесли январские елки,
Спрятали елочные игрушки.
Февраль. И сретенские морозы
Уже совсем на носу. Февраль.
Нахлобучьте плотнее шапки!
Мой приятель на Разгуляе
Отморозил правое ухо.
Но девушки ничего не слышат,
Лишь песенку «Догони — догоню»…
Но девушки ничего не видят,
Лишь разноцветные фонарики…
На Чистых прудах играла музыка,
Играла музыка на Чистых прудах.
