Медведь. Я очень этому рад. Боже мой, что же это я делаю? Вы, наверное, устали с дороги, проголодались, а я все болтаю. Садитесь, пожалуйста. Вот молоко. Парное. Пейте! Ну же! С хлебом, с хлебом!
Девушка повинуется. Она пьет молоко и ест хлеб, не сводя глаз с Медведя.
Девушка. Скажите, пожалуйста, вы не волшебник?
Медведь. Нет, что вы!
Девушка. А почему же тогда я так слушаюсь вас? Я очень сытно позавтракала всего пять минут назад – и вот опять пью молоко, да еще с хлебом. Вы честное слово не волшебник?
Медведь. Честное слово.
Девушка. А почему же, когда вы говорили… что я… понравилась вам, то… я почувствовала какую-то странную слабость в плечах и в руках и… Простите, что я у вас об этом спрашиваю – но кого же мне еще спросить? Мы так вдруг подружились! Верно?
Медведь. Да, да!
Девушка. Ничего не понимаю… Сегодня праздник?
Медведь. Не знаю. Да. Праздник.
Девушка. Я так и знала.
Медведь. А скажите, пожалуйста, кто вы? Вы состоите в свите короля?
Девушка. Нет.
Медведь. Ах, понимаю! Вы из свиты принцессы?
Девушка. А вдруг я и есть сама принцесса?
Медведь. Нет, нет, не шутите со мной так жестоко!
Девушка. Что с вами? Вы вдруг так побледнели! Что я такое сказала?
Медведь. Нет, нет, вы не принцесса. Нет! Я долго бродил по свету и видел множество принцесс – вы на них совсем не похожи!
Девушка. Но…
Медведь. Нет, нет, не мучайте меня. Говорите о чем хотите, только не об этом.
Девушка. Хорошо. Вы… Вы говорите, что много бродили по свету?
Медведь. Да. Я все учился да учился, и в Сорбонне, и в Лейдене, и в Праге. Мне казалось, что человеку жить очень трудно, и я совсем загрустил. И тогда я стал учиться.
Девушка. Ну и как?
Медведь. Не помогло.
Девушка. Вы грустите по-прежнему?
Медведь. Не все время, но грущу.
Девушка. Как странно! А мне-то казалось, что вы такой спокойный, радостный, простой!
Медведь. Это оттого, что я здоров как медведь. Что с вами? Почему вы вдруг покраснели?
Девушка. Сама не знаю. Ведь я так изменилась за последние пять минут, что совсем не узнаю себя. Сейчас попробую понять, в чем тут дело. Я… я испугалась!
Медведь. Чего?
Девушка. Вы сказали, что вы здоровы как медведь. Медведь… Шутка сказать. А я так беззащитна с этой своей волшебной покорностью. Вы не обидите меня?
Медведь. Дайте мне руку.
Девушка повинуется. Медведь становится на одно колено. Целует ей руку.
Пусть меня гром убьет, если я когда-нибудь обижу вас. Куда вы пойдете – туда и я пойду, когда вы умрете – тогда и я умру.
Гремят трубы.
Девушка. Боже мой! Я совсем забыла о них. Свита добралась наконец до места. (Подходит к окну.) Какие вчерашние, домашние лица! Давайте спрячемся от них!
Медведь. Да, да!
Девушка. Бежим на речку!
Убегают, взявшись за руки. Тотчас же в комнату входит хозяйка. Она улыбается сквозь слезы.
Хозяйка. Ах, боже мой, боже мой! Я слышала, стоя здесь, под окном, весь их разговор от слова и до слова. А войти и разлучить их не посмела. Почему? Почему я и плачу, и радуюсь, как дура? Ведь я понимаю, что ничем хорошим это кончиться не может, – а на душе праздник. Ну вот и налетел ураган, любовь пришла. Бедные дети, счастливые дети!
Робкий стук в дверь.
Войдите!
Входит очень тихий, небрежно одетый человек с узелком в руках.
Человек. Здравствуйте, хозяюшка! Простите, что я врываюсь к вам. Может быть, я помешал? Может быть, мне уйти?
Хозяйка. Нет, нет, что вы! Садитесь, пожалуйста!
Человек. Можно положить узелок?
Хозяйка. Конечно, прошу вас!
Человек. Вы очень добры. Ах, какой славный, удобный очаг! И ручка для вертела! И крючок для чайника!
Хозяйка. Вы королевский повар?
Человек. Нет, хозяюшка, я первый министр короля.
Хозяйка. Кто, кто?
Министр. Первый министр его величества.
Хозяйка. Ах, простите…
Министр. Ничего, я не сержусь… Когда-то все угадывали с первого взгляда, что я министр. Я был сияющий, величественный такой. Знатоки утверждали, что трудно понять, кто держится важнее и достойнее – я или королевские кошки. А теперь… Сами видите…
Хозяйка. Что же довело вас до такого состояния?
Министр. Дорога, хозяюшка.
Хозяйка. Дорога?
Министр. В силу некоторых причин мы, группа придворных, были вырваны из привычной обстановки и отправлены в чужие страны. Это само по себе мучительно, а тут еще этот тиран.
Хозяйка. Король?
Министр. Что вы, что вы! К его величеству мы давно привыкли. Тиран – это министр-администратор.
Хозяйка. Но если вы первый министр, то он ваш подчиненный? Как же он может быть вашим тираном?
Министр. Он забрал такую силу, что мы все дрожим перед ним.
Хозяйка. Как же это удалось ему?
Министр. Он единственный из всех нас умеет путешествовать. Он умеет достать лошадей на почтовой станции, добыть карету, накормить нас. Правда, все это он делает плохо, но мы и вовсе ничего такого не можем. Не говорите ему, что я жаловался, а то он меня оставит без сладкого.
Хозяйка. А почему вы не пожалуетесь королю?
Министр. Ах, короля он так хорошо… как это говорится на деловом языке… обслуживает и снабжает, что государь ничего не хочет слышать.
Входят две фрейлины и придворная дама.
Дама (говорит мягко, негромко, произносит каждое слово с аристократической отчетливостью). Черт его знает, когда это кончится! Мы тут запаршивеем к свиньям, пока этот ядовитый гад соблаговолит дать нам мыла. Здравствуйте, хозяйка, простите, что мы без стука. Мы в дороге одичали, как чертова мать.
Министр. Да, вот она, дорога! Мужчины делаются тихими от ужаса, а женщины – грозными. Позвольте представить вам красу и гордость королевской свиты – первую кавалерственную даму.
Дама. Боже мой, как давно не слышала я подобных слов! (Делает реверанс.) Очень рада, черт побери. (Представляет хозяйке.) Фрейлины принцессы Оринтия и Аманда.
Фрейлины приседают.
Простите, хозяйка, но я вне себя! Его окаянное превосходительство министр-администратор не дал нам сегодня пудры, духов келькфлер и глицеринового мыла, смягчающего кожу и предохраняющего от обветривания. Я убеждена, что он продал все это туземцам. Поверите ли, когда мы выезжали из столицы, у него была всего только жалкая картонка из-под шляпы, в которой лежал бутерброд и его жалкие кальсоны. (Министру.) Не вздрагивайте, мой дорогой, то ли мы видели в дороге! Повторяю: кальсоны. А теперь у наглеца тридцать три ларца и двадцать два чемодана, не считая того, что он отправил домой с оказией.
Оринтия. И самое ужасное, что говорить мы теперь можем только о завтраках, обедах и ужинах.
Аманда. А разве для этого покинули мы родной дворец?
Дама. Скотина не хочет понять, что главное в нашем путешествии тонкие чувства: чувства принцессы, чувства короля. Мы были взяты в свиту как женщины деликатные, чувствительные, милые. Я готова страдать. Не спать ночами. Умереть даже согласна, чтобы помочь принцессе. Но зачем терпеть лишние, никому не нужные, унизительные мучения из‑за потерявшего стыд верблюда?
Хозяйка. Не угодно ли вам умыться с дороги, сударыни?
Дама. Мыла нет у нас!
Хозяйка. Я вам дам все что требуется и сколько угодно горячей воды.
Дама. Вы святая! (Целует хозяйку.) Мыться! Вспомнить оседлую жизнь! Какое счастье!
Хозяйка. Идемте, идемте, я провожу вас. Присядьте, сударь! Я сейчас вернусь и угощу вас кофе.
Уходит с придворной дамой и фрейлинами. Министр садится у очага. Входит министр-администратор. Первый министр вскакивает.
Министр (робко). Здравствуйте!
Администратор. А?
Министр. Я сказал: здравствуйте!
Администратор. Виделись!
Министр. Ах, почему, почему вы так невежливы со мной?
Администратор. Я не сказал вам ни одного нехорошего слова. (Достает из кармана записную книжку и углубляется в какие-то вычисления.)
Министр. Простите… Где наши чемоданы?
