Беркутов. Кто умеет жить, тот везде уживется; а кто ребячится, как ты, тому везде трудно. Я уживусь.
Лыняев. Посмотрим. Значит, ты к нам надолго?
Беркутов. Нет. После, может быть, и совсем здесь поселюсь; а теперь мне некогда: у меня большое дело в Петербурге. Я приехал только жениться.
Лыняев. На ком?
Беркутов. На Евлампии Николаевне.
Лыняев. У вас разве уж кончено?
Беркутов. Еще не начиналось.
Лыняев. Еще не начиналось, а ты уж так уверенно говоришь?
Беркутов. Да никаких причин не вижу сомневаться… Ох, брат, уж я давно поглядываю.
Лыняев. На Евлампию Николаевну?
Беркутов. Нет, на это имение, ну и на Евлампию Николаевну, разумеется. Сколько удобств, сколько доходных статей, какая красивая местность. (Указывая в дверь.) Погляди, ведь это роскошь! А вон, налево-то, у речки, что за уголок прелестный! Как будто сама природа создала.
Лыняев. Для швейцарской хижинки?
Беркутов. Нет, для винокуренного завода. Признаюсь тебе — грешный человек, я уж давно подумывал: Купавин — старик старый, не нынче, завтра умрет, останется отличное имение, хорошенькая вдова… Я уж поработал-таки на своем веку, думаю об отдыхе; а чего ж лучше для отдыха, как такая усадьба, красивая жена, какая-нибудь почетная должность…
Лыняев. Мы тебя в предводители.
Беркутов. Мы! А много ль вас-то? Вы тут ссоритесь, на десять партий разбились. Ну, вот я пристану к вам, так ваша партия будет посильнее. Знаешь, что я замечаю? Твое вольнодумство начинает выдыхаться; вы, провинциалы, мало читаете. Вышло много новых книг и брошюрок по твоей части; я с собой привез довольно. Коли хочешь, подарю тебе. Прогляди книжки две, так тебе разговору-то лет на пять хватит.
Лыняев. Вот спасибо. Значит, у тебя за малым дело стало, только жениться?
Беркутов. Да, жениться, мой друг, жениться поскорей. Имение я знаю, как свои пять пальцев; порядки в нем заведены отличные; надо торопиться, чтоб не успели запустить хозяйство. Умен был старик Купавин!
Лыняев. Под старость, кажется, немножко рехнулся.
Беркутов. Почему ты думаешь?
Лыняев. Лесу накупил тысяч на сто.
Беркутов. Эка умница! Вот спасибо ему!
Лыняев. Зато чистых денег Евлампии Николаевне оставил мало, она теперь нуждается.
Беркутов. И прекрасно сделал. Оставь он деньги, так их давно бы не было, а лес-то стоит да растет еще.
Лыняев. Да куда его девать? На лес у нас никакой цены нет.
Беркутов. Лес Купавиной стоит полмиллиона. Через десять дней вы услышите, что здесь пройдет железная дорога. Это из верных источников, только ты молчи пока.
Лыняев. Ай, ай! Ловко! А вот что! Я ведь тебе говорил, бланк-то она выдала Чугунову, бланк-то.
Беркутов. Могла скверная штука выйти.
Лыняев. Как «могла»?
Беркутов. Если б бланк попался в другие руки.
Лыняев. А Чугунов помилует, что ли?
Беркутов. У Чугунова, как у всех старых плутов, душа коротка, да и потребности ограничены. Я справлялся: он тут пустошь торгует, — три тысячи просят. Вероятно, он этим и удовольствуется.
Лыняев. Значит, препятствий нет, и ты женишься. Но любопытно, как ты это устроишь.
Беркутов. Ну, как — я еще не знаю, глядя по обстоятельствам; только, во всяком случае, это будет! Женщины любят думать, что они свободны и могут располагать собой, как им хочется. А на деле-то они никак и никогда не располагают собой, а располагают ими ловкие люди.
Входит Купавина.
Явление четвертое
Лыняев, Беркутов, Купавина.
Купавина. Извините, господа!
Лыняев. Нас извините, что мы не вовремя.
Беркутов (целуя руку Купавиной). Моя торопливость простительна, я так давно не видал вас… Нетерпение мое было так велико…
Купавина (с улыбкой). Что, если б крылья…
Беркутов. Я бы прилетел еще раньше.
Лыняев. Ну, для амура ты уж немножко тяжел стал.
Купавина. Да уж и стрелы, я думаю, порастратили.
Лыняев. Нет, он еще приберег для случая.
Купавина. Уж разве немного, и то не очень острые.
Беркутов. Зато я стал бережливее и не раскидываю их понапрасну.
Купавина. А стреляете только наверное?
Беркутов. По крайней мере не трачу даром, и то хорошо.
Лыняев. Не позволите ли вы мне погулять по саду? А то, если я после обеда долго в комнате…
Купавина. Так сон клонит?
Лыняев. Угадали.
Купавина. Сделайте одолжение, поступайте, как вам угодно.
Лыняев (уходя). Чей это экипаж у вас на дворе?
Купавина. Мурзавецкая прислала за Глафирой Алексеевной.
Лыняев. Так она уезжает?
Купавина. А вам жаль?
Лыняев. Не скажу, чтоб очень. А скоро уезжает?
Купавина. Сейчас.
Лыняев. Счастливый путь, скатертью ей дорожка! (Уходит.)
Явление пятое
Купавина, Беркутов, потом лакей.
Купавина. Надолго вы к нам?
Беркутов. Нет, к несчастию, на короткое время, я приехал по делу.
Купавина. По делу?
Беркутов. Я бы мог обмануть вас, сказать, что приехал собственно затем, чтоб увидать вас, чтоб полюбоваться на вас; но, во-первых, вы этому не поверите…
Купавина. А может быть, и поверю.
Беркутов. Ну, так я не хочу вас обманывать. После двух лет разлуки, как я смею рассчитывать, что мои нежности будут вам приятны. Вы могли перемениться, да, вероятно, и переменились. Вы теперь женщина богатая и свободная, ухаживать за вами не совсем честно; да и вы на каждого вздыхателя должны смотреть, как на врага, который хочет отнять у вас и то, и другое, то есть и богатство, и свободу. Прежде — другое дело: вы были в зависимом положении, да и оба мы были помоложе. (Со вздохом.) Ах, какое хорошее время было!
Купавина. Так вы совершенно отказываетесь ухаживать за мной?
Беркутов. Совершенно. А вам хотелось помучить меня, позабавиться? Не запирайтесь! Уж я вижу по глазам вашим. Ну, Бог с вами. Поберегите кокетство для других обожателей: у вас будет много. Побеседуем как деловые люди! Я приехал продать усадьбу.
Купавина. Что вам вздумалось? Родовое имение!
Беркутов. Так что ж, что родовое? Доходов очень мало, нет выгоды иметь его; чистые деньги мне больше дадут.
Купавина. И вас ничто не привязывает к месту вашего рождения, вам ничего не жаль здесь?
Беркутов. Может быть, и жаль, да расчету нет.
Купавина. Все расчеты, расчеты, и нисколько сердца.
Беркутов. Остывает оно с годами-то, Евлампия Николаевна. Купите у меня имение!
Купавина. У меня денег нет, да я и плохая хозяйка.
Беркутов. Вы скромничаете. У вас все так хорошо, все в таком цветущем виде, везде порядок, чистота.
Купавина. Чистота дело женское и очень немудреное; а как идет хозяйство у меня, я не имею и понятия. Бывают дела, которые выше моего соображения; я должна доверяться посторонним людям и, конечно, могу быть обманута.
Беркутов. Что же, например?
Купавина. Да вот и теперь есть у меня дело, которое меня очень беспокоит.
Беркутов. Если не секрет, скажите!
Купавина. Нимало не секрет, я даже хотела посоветоваться с вами и просить вашей помощи.
Беркутов. Всей душой рад помочь вам, если только время позволит. В чем дело?
Купавина. Рассказывать долго, а вот лучше прочтите письмо. (Подает письмо Мурзавецкой.)
Беркутов (прочитав письмо, отдает его назад). Прочел-с.
Купавина. Что же вы скажете?
Беркутов. Надо узнать, как велика претензия, осмотреть документы.
Купавина. Я слышала, двадцать пять тысяч. А потом?
Беркутов. Потом поскорей заплатить деньги, чтоб не доводить до процесса. На всякий случай надо иметь тысяч тридцать. Есть у вас?
Купавина. Нет, у меня денег очень мало.
Беркутов. Это вот дурно.
Купавина. Вы меня пугаете.
Беркутов. Нисколько не пугаю; зачем мне вас пугать? Я только объясняю вам ваше положение.
Купавина. Какое же мое положение?
Беркутов. Незавидное. Вы очень богатая женщина, но эти тридцать тысяч так могут расстроить ваше состояние, что вам его никогда не поправить.
