class="p1">М а т р е ш к а. Какие там родичи! Говорю, вся деревня наша!
А л е ш к а. Не пойму! Расскажи толком…
М а т р е ш к а. Да что рассказывать! Отцов-матерей Сила-царевич в полон угнал, остались одни ребятишки малые, и я с ними на́большая. Сидят голодные, холодные… Думала выпросить мучицы на мельнице. А вишь, никого здесь нет, и крылья стоят недвижные… Ветер не дует, тучи солнце закрыли. Все злодейство Силы-царевича. Хочет уморить всех голодом!
А л е ш к а. Руки коротки! Ну, довольно слезы лить, сырость разводить. Надо за дело приниматься! (Достает зернышко.) Тут тебе и сайки, и баранки, калачи и пряники!
М а т р е ш к а. Где? Что ты меня обманываешь?
А л е ш к а. А вот! Пшеничное зернышко!
М а т р е ш к а. И не совестно тебе насмехаться? На деревне стон и плач стоит… В каждой избе детишки голодные. А он им зернышко махонькое! Уходи, покуда цел! (Сжимает кулаки.)
А л е ш к а. Ты что вздумала?!
М а т р е ш к а. За насмешки твои рассчитаться!
Алешка отходит.
Ага, испугался! Выходи на правую руку, заяц трусливый!
А л е ш к а. И ничего я не струсил! А с девчонками парню драться не пристало. Вы ведь слабее нас, мужиков!
М а т р е ш к а. Ты не гляди, что я девчонка, оттаскаю не хуже парня! Выходи на левую руку!
А л е ш к а. Хватит ребячиться! Чай, не маленькие! Чего нам драться, чего не поделили? Погоди! Сейчас мы это зернышко на жернова положим! (Идет к мельнице, кладет зерно.) А теперь я подую маленько!
М а т р е ш к а (с любопытством следит за ним). А зачем дуть?
А л е ш к а. Авось крылья завертятся…
М а т р е ш к а. Да ты что, смеешься…
Подул Алешка, и укатилось у Матрешки лукошко.
Ай, мое лукошко! Что же ты делаешь?!
А л е ш к а. Отойду подальше! (Отошел в сторону и стал дуть.)
Зашевелились крылья мельницы полегоньку, завертелись, закрутились, заскрипели жернова, мелют зернышко.
М а т р е ш к а. Вот чудо чудное! Вертятся, крутятся. И без ветру обходимся! (Подбегает к мельнице, глядит.) Мелют жернова! Мелют! Не устал? Переведи дух-то!
А л е ш к а (перестает дуть).
Крылья останавливаются.
Видала! А ты не верила!
М а т р е ш к а. Молодец, парнишечка! Мал, да удал! А я-то глупая…
А л е ш к а (перебивает). Некогда разговоры разговаривать! (Надул щеки, дует изо всех сил.)
Быстро крылья вертятся.
М а т р е ш к а. Ох, батюшки! Не муку жернова мелют! Баранки сыплются! Калачи белые! Пряники расписные! Ох, матушки! Сами в мешок складываются! Спасибо тебе!
А л е ш к а. Хватит?
М а т р е ш к а. Досыта наедятся детишки! Вот обрадуются!
А л е ш к а. А где твое лукошко?
М а т р е ш к а. Не знаю. Ты как дунул, оно и укатилось!
А л е ш к а. Эх, куда его унесло! Погоди, принесу. (Уходит.)
М а т р е ш к а. А я-то, глупая, думала, он насмехается… Обидела его.
Возвращается А л е ш к а.
А л е ш к а. Держи. (Подает лукошко.)
М а т р е ш к а. Ты прости меня… Не со зла я…
А л е ш к а. Чего вспоминать? Ишь какое лукошко — узорное… Откуда такое?
М а т р е ш к а. Сама сплела…
А л е ш к а. А ты искусница. А звать тебя?..
М а т р е ш к а. Матрешка… Матрена…
А л е ш к а. Матрена…
М а т р е ш к а. Матрена Михайловна. Я теперь за старшую! А тебя?
А л е ш к а. Алешкой… Алексеем…
М а т р е ш к а. А по батюшке?
А л е ш к а. Иваныч.
М а т р е ш к а. Спасибо вам, Алексей Иваныч, и поклон низкий. (Кланяется.) Прощайте покудова!
А л е ш к а. А что теперь делать думаете… Матрена Михайловна?
М а т р е ш к а. Ребят накормлю, напою, спать уложу. А там… утро вечера мудренее. Буду ребят приучать хлеб добывать, трудиться, не лениться! А вы, Алексей Иванович?
А л е ш к а. А я иду во дворец к Силе-царевичу.
М а т р е ш к а. К нему! Так ты ему служишь?
А л е ш к а. Нет! Одно у нас с тобой горе! И меня осиротил Сила-царевич! Решил я к нему во дворец пробраться. Там в темнице моя матушка. Забрали в полон и бабушку. Хочу выведать, в чем сила Силы-царевича, отчего он похваляется, что никто победить его не может… А как узнаю, тогда уж придумаю, как от него, проклятого, избавиться… как освободить пленников.
М а т р е ш к а. Чай, страшно идти прямо в берлогу звериную?
А л е ш к а. Что же, я трус, по-твоему? Хотя, если по совести, немного опасаюсь. Но совладаю! Нельзя мне бояться.
М а т р е ш к а. Конечно, совладаете… Мал, да удал!
А л е ш к а (перебивает). Что ж мы с вами стоим разговариваем, Матрена Михайловна? Детишки голодные…
М а т р е ш к а. Заждались, Алексей Иванович…
А л е ш к а (выносит мешки, связки баранок). Далеко идти до деревни-то?
М а т р е ш к а. Эвон, за речкою! Семь верст!
А л е ш к а. Семь верст не околица! Мигом дойдем!
М а т р е ш к а. Неужто все донесете?
А л е ш к а. И сами сверху сядете — все равно донесу… Пойдемте, Матрена Михайловна…
М а т р е н а. Пошли, Алексей Иванович!
Взялись за руки и зашагали.
З а н а в е с.
Картина пятая
Подземный дворец Силы-царевича. Стены железом обиты. На железных цепях светильники висят. В медных таганах огонь горит. Подле них Н е у л ы б а сидит. Входит Л у к а Л у к а в ы й.
Л у к а в ы й. Неулыба, у тебя все готово?
Неулыба молчит.
Неулыба! Тебя спрашиваю! (Подходит ближе.) Не слышишь, что ли?
Н е у л ы б а. Нет.
Л у к а в ы й. Я спрашиваю…
Неулыба руки поднимает. Вспыхнуло красное пламя.
Н е у л ы б а. Слушаю…
Л у к а в ы й (хрипло). Я спрашиваю… Что! Голос потерял!
Н е у л ы б а. Подойди! Верну!
Подходит с опаской Лукавый. Подняла руку Неулыба, вспыхнул зеленый огонь. Отскочил Лукавый.
Л у к а в ы й (тонким голосом). Я спрашиваю… Так это же не мой голос. Верни мой, собственный…
Н е у л ы б а. Подойди.
Опасается Лукавый, а ничего не поделаешь, подходит. Подняла Неулыба руку, вспыхнул синий огонь. Отскочил Лукавый и заговорил своим голосом.
Л у к а в ы й. Я спрашиваю… Теперь мой… (В сторону.) Вот вещунья проклятая.
Н е у л ы б а. Что?
Л у к а в ы й. Все ли готово к гаданью? Сейчас Сила-царевич пожалует.
Н е у л ы б а. Нет еще!
Л у к а в ы й. Их могущество гневается!
Н е у л ы б а. Невелика птица! Подождет!
Л у к а в ы й (в ужасе). Это о ком такие слова?
Н е у л ы б а. А ты о ком говорил?
Л у к а в ы й (торжественно). О самом Силе-царевиче!
Н е у л ы б а. И я о нем!
Л у к а в ы й. А вот я ему доложу…
Н е у л ы б а. Иди, говори…
Л у к а в ы й (идет). Ваше могущество, что я слышал…
Подняла руку Неулыба, вспыхнуло пламя синее. Онемел Лукавый, только рот раскрывает.
Н е у л ы б а. Как будешь докладывать?
Лукавый просит, чтоб расколдовала его Неулыба. Подняла руку Неулыба, взмахнула платком — заговорил Лукавый.
Л у к а в ы й. Вот напугала! Я ж так… сказал шуткою…
Н е у л ы б а. Со мной шутки коротки.
Л у к а в ы й. Вижу… Больше не буду. Что прикажешь сказать Силе-царевичу?
Н е у л ы б а Иди, зови его!
Л у к а в ы й. Слушаюсь… (Быстро уходит.)
Н е у л ы б а (задумалась. Огляделась, голову опустила). Стены железные, запоры крепкие! Ох и скучно мне, тошнехонько! Позабыла я, как светит солнышко, как сияют звезды ясные. Люди кругом жестокие… Ненавижу всех лютой ненавистью.
Слышны трубы медные. Неулыба подходит к огню. Л у к а в ы й открывает дверь. Входит С и л а - ц а р е в и ч.
О чем спрашиваешь, Сила-царевич?
С и л а - ц а р е в и ч. Людишки мне подвластные голову поднимают: были покорными — стали строптивыми. Раньше молчали, теперь разговаривают. О чем болтают, Лукавый?
Л у к а в ы й. У меня все записано. (Читает.) «Доколе терпеть будем Силу-царевича треклятого! Нет больше моченьки! Живут же люди счастливо, а мы пропадаем.
