в Восточной Пруссии, под Гольдапом.
Л и з а (в состоянии потрясения). Отец, он же убийца!
М а т ь. Господи! Святая богородица! Что же это происходит, а?
Б а ж е н о в. Хватит, Евдокия, причитать!
Л и з а. Это он, отец, убил нашу Катерину!
Е в л а м п и й. Ложь! Отец, мать, я никого не убивал, я…
Л и з а. Ее же часть сражалась под Смоленском, и под Оршей, и под Минском, и в Восточной Пруссии, под Гольдапом.
Е в л а м п и й (в страхе). Я никого не убивал!
Л и з а. Да, но ты же стрелял в своих? Стрелял?..
Б а ж е н о в. Стрелял?..
Евлампий молчит.
А я-то думал — брехня… И ты что ж, так на протяжении всей войны ни разу не задумался над тем, что тебя ждет? А может быть, ты считал, что тебе и твоим дружкам все сойдет? Кончится война — и с вас как с гуся вода, а?
Е в л а м п и й. Мои друзья попытались перейти на сторону Красной Армии…
Б а ж е н о в (перебивает). А ты?
Е в л а м п и й (уходит от ответа). И немцы всех до одного расстреляли…
Б а ж е н о в. Усмирили, значит, хозяева?
Е в л а м п и й. Я не смирился, отец. Я все дни выжидал подходящий момент. Правда, этот момент у меня появился только в Праге, — мы обезоружили командиров и целиком перешли на сторону восставших. Меня даже медалью наградили в Чехословакии.
Б а ж е н о в. По ошибке, Евлампий.
М а т ь (мягко, просительно). Да, но ведь все-таки наградили…
Б а ж е н о в. Как ты не понимаешь? Ты же против своих шел, в Катерину стрелял!..
М а т ь (после раздумья). Отблагодарил, сынок! За все отблагодарил!.. Что ж, наступило время пожинать нам свои плоды. Я учила его, отец, только хорошему.
Б а ж е н о в. Я с себя вины не снимаю. Я тоже виноват!
Е в л а м п и й. Это неправда, отец! Мать здесь ни при чем.
Б а ж е н о в. Ни при чем? Хорошо! Ты вот сказал, что ты избрал жизнь, а для чего? Чтобы спасти свою шкуру? Ты ее спас. Ну, а дальше что?
Е в л а м п и й. Отец, я понимаю, я виноват, но я еще искуплю свою вину.
Б а ж е н о в. Каким образом?
Е в л а м п и й. Я буду работать…
Б а ж е н о в. Просто жизнь прожить, Евлампий, — дело не хитрое. А вот прожить с ясным пониманием того, во имя чего ты живешь на земле, — совсем другое дело.
Е в л а м п и й. Отец, скажи, как мне теперь? Как скажешь, так и будет… Я еще могу быть полезным.
Б а ж е н о в. Нет, Евлампий, я тебе не советчик. Ты вот сказал, что еще можешь быть полезным. А ты не подумал о том, кому нужны сегодня твои руки? Жизнь строится чистыми руками. Ты думаешь, твоя сестра Катерина не хотела жить? Нет, не советчик я тебе.
Е в л а м п и й. Хорошо, тогда я сам решу. Я, можно сказать, уже решил. Пусть меня судят, пусть приговаривают! Прощайте! (Быстро встает и уходит.)
М а т ь. Тихон, куда он?.. Лиза, его надо вернуть!
Л и з а. Мама, не проси! И с места не сойду. И вообще — я под одной крышей с ним жить не останусь. Катя была права! «Самое страшное — это потерять веру в близкого тебе человека».
М а т ь. Тихон, он же твой сын!
Б а ж е н о в. Нет у меня, Евдокия, сына. (Кричит.) Нет! Нет! Нет!..
В избе появляются генерал-майор Ч е г о д а е в, бывший комиссар полка П о я р к о в, В а р я С а н ь к о, С е н я Б е л е н ь к и й и В а с и л е к.
Ч е г о д а е в. Разрешите?
М а т ь (вытирая слезы). Милости просим!
Ч е г о д а е в. Евдокия Семеновна?
М а т ь. Так, родимый!
Ч е г о д а е в. Будем знакомы! Чегодаев! А это боевые друзья Катюши. Комиссар Поярков… Варвара Сергеевна Санько… Семен Ильич Беленький… Ну, и Василек.
П о я р к о в. Так вот, Евдокия Семеновна и Тимофей Иванович! Мы приехали, чтобы сказать вам большое солдатское спасибо за дочь! Она была верным товарищем и настоящим, храбрым бойцом.
С а н ь к о. Андрей Никанорович, а верно, Лиза чем-то похожа на Катю?
Ч е г о д а е в. Не очень! Но что-то общее есть…
З а н а в е с.
НА КАПИТАНСКОМ МОСТИКЕ
Пьеса в трех действиях, семи картинах
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Т и х о н И л ь и ч П л а т о н о в.
Т а м а р а Н и к о л а е в н а П л а т о н о в а — его жена.
Л ю б а — их дочь.
Ю р и й М и х а й л о в и ч М а р а с а н о в.
М а р и й к а.
А п о л л о н Ф е о к т и с т о в и ч Ж а р о в.
Н а д е ж д а С е р г е е в н а М о р о з о в а.
С е р г е й И в а н о в и ч Е г о р о в.
М а к а р Г р и г о р ь е в и ч Д о б р о х о т о в.
А л е к с е й В а с и л ь е в и ч А г а ф о н о в.
Ш у р а Ч е р е п а н о в а — медсестра.
К л а в а К а н д а к о в а — связистка.
К о п о р о в — старшина.
Р я б у х а — перебежчик.
Г р и г о р и й Г р и г о р ь е в и ч Ф е к л е н к о.
В а р в а р а С е р г е е в н а.
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Вечер. Квартира Платонова. В комнате Л ю б а и М а р а с а н о в. Перед открытием занавеса слышен звон бьющейся посуды. Марасанов торопливо укладывает в чемодан вещи. Поодаль от него, у входной двери, стоит Люба.
М а р а с а н о в. Не сердись, Люба. Я ненароком.
Л ю б а. Говорят, посуда бьется к счастью.
М а р а с а н о в. Да, да, к счастью… Ты галстук мой в крапинку не видела?
Л ю б а. В гардеробе, наверное. Я сейчас найду.
М а р а с а н о в. Нет-с! Я сам. (Достает галстук.) Итак, судьбы свершился приговор!
Л ю б а. Не надо так говорить. Никакого приговора тебе никто не выносил.
М а р а с а н о в. Никто? Наивно и смешно.
Л ю б а. Нам необходимо расстаться. Так лучше будет и для тебя, и для меня.
М а р а с а н о в. Что ж, очень возможно, что ты права, но я хотел бы знать: что за причина толкнула тебя на этот шаг?
Л ю б а. Человек однажды в жизни должен найти в себе мужество, чтобы сказать «нет».
М а р а с а н о в. Да, но это же не ответ.
Л ю б а. Ответ ты найдешь сам, когда попытаешься взглянуть на себя, на свою жизнь, на то, как ты вел себя.
М а р а с а н о в. Ну, я самоанализом не занимаюсь. Скажи, ты была обделена вниманием? Я о тебе не заботился?
Л ю б а. Не понимаю, зачем ты меня об этом спрашиваешь?
М а р а с а н о в. Как зачем? Хочу знать правду.
Л ю б а. Твое внимание было сосредоточено, Юрий Михайлович, на бесконечном приобретении банок, склянок.
М а р а с а н о в. Но позволительно спросить, для кого я это делал? Для себя?..
Л ю б а. Не знаю! Только мне ничего этого не надо. Ты приходил домой, мне порою хотелось с тобой поделиться, но как только я начинала говорить, тебе становилось скучно и неинтересно. И, если ты заметил, я перестала с тобой делиться. Ты проявлял интерес только тогда, когда дело касалось тебя. Мы прожили с тобой два года, а где мы были за это время? Что мы видели? Так, одна суета сует. Нет, не о такой жизни я мечтала, Юрий Михайлович. Да и ты, как мне кажется, был другим.
М а р а с а н о в. Переменился, значит?
Л ю б а. Видимо, просто ты всегда был таким, а я, по наивной простоте, принимала тебя за другого. Не надо усмехаться. Ты не помнишь, видимо, забыл, а я помню, как ты читал Блока, Есенина, Маяковского. Ты мог часами стоять у хорошей картины. Тебя раньше все интересовало. Мне тогда казалось, что я нашла настоящего человека.
М а р а с а н о в. Ошиблась, значит?
Л ю б а. Да, я ошиблась. (Отвернулась в сторону.) Странно,
