что в газете или где там нас похвалят?
П а в е л И в а н о в и ч. Возможно, и похвалят, только я не могу догадаться — за что. Вы, товарищи, обегите жильцов и скажите, чтобы они хоть временно себя не проявляли. Пресса на дому… И шут ее знает, еще под каким углом она на тебя взглянет? А вдруг под острым? А тут, как нарочно, управдом ногу себе поломал, а я, сирота, заменить его согласился!
Входит С е р г е й С е р г е е в и ч Г р и ф е л е в.
С е р г е й С е р г е е в и ч. Я к вам, Павел Иванович.
П а в е л И в а н о в и ч. Сергей Сергеевич, вы про нашу домработницу слышали?
С е р г е й С е р г е е в и ч. Ничего не слыхал. И, простите, не стремлюсь услышать. Инцидент с Семеном Семеновичем меня доконает. Я окончательно болен! У меня и так радикулит, миокардит, не сегодня-завтра начнется астма — это вам любой врач подтвердит, — и вот пожалуйста!
На пороге — С е м е н С е м е н о в и ч.
С е м е н С е м е н о в и ч. Что ж замолчали? Понимаю: на меня жаловались? (Иронически.) Ах, вас обидели!.. Вы — цветок, мимоза! Нежнее мимозы: вас еще не тронули, а вы уже осыпаетесь. А сами…
С е р г е й С е р г е е в и ч (сдержанно, гордо). Или я уйду, или (жест) попросите этого гражданина.
С е м е н С е м е н о в и ч. Вот! До сих пор не забыли старого лексикона! Недаром вы на все иронически подмигиваете!
Сергей Сергеевич, Это тик, тик у меня! И притом — наследственный. И мой отец и мой дед — все подмигивали.
С е м е н С е м е н о в и ч. Если ваш дед при Николае Первом подмигивал — это даже похвально, а вам в наше время — стыдно!
С е р г е й С е р г е е в и ч. Довольно. Я сейчас же еду! Еду персонально!.. Вы попадете в печать!
П а в е л И в а н о в и ч. Опоздали. Эта самая печать здесь проживает.
С е р г е й С е р г е е в и ч. Какая печать? Где проживает?
П а в е л И в а н о в и ч. На кухне. Наша Ольга — никакая не домработница, а писательница, журналистка!
С е м е н С е м е н о в и ч. Павел Иванович, вам бы прилечь. У вас как с давлением?
П а в е л И в а н о в и ч. Это у жены давление, а я здоров, здоров на свою голову! Да, журналистка. Спросите Андрея Степановича, Застрелихина. Прасковью Ивановну, всех спросите! Мы потихоньку и статью глядели: «Анализ мелких людей». Очень правдиво написано.
С е р г е й С е р г е е в и ч. Нет, это невозможно! Хотя…
С е м е н С е м е н о в и ч (Сергею Сергеевичу). Позвольте, эта девчонка во дворе что-то записывала…
С е р г е й С е р г е е в и ч. Не знаю. Я на девчонок не смотрю.
С е м е н С е м е н о в и ч. Значит, я смотрю? Вы на что опять намекаете?
П а в е л И в а н о в и ч. Уважаемые, вам не ссориться, а мириться надо.
С е р г е й С е р г е е в и ч. Я печати не боюсь.
С е м е н С е м е н о в и ч. А я боюсь? Вот я! Набирайте любым шрифтом.
П а в е л И в а н о в и ч. Уважаемые! Вас можно печатать на первое странице, среди достижений. Зачем же вы в отдел мелких происшествий проситесь? Такие люди и вдруг изобретение закончить не можете! (Семену Семеновичу.) А вы о советском младенце жестоко говорили. Помиритесь, хотя бы для виду помиритесь!
Входит П р а с к о в ь я И в а н о в н а.
П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Всех обежала!.. (В изнеможении садится.)
С е р г е й С е р г е е в и ч. Нет, не верю. Это дикое недоразумение. Она не может быть журналисткой!
Вбегает М и ш а.
М и ш а. Вспомнил! (Указывает на Семена Семеновича и Сергея Сергеевича.) Она про вас и про вас спрашивала! Фамилию, профессию, все!
С е м е н С е м е н о в и ч. Где? Когда?
М и ш а. Во дворе, после вашей стычки.
П а в е л И в а н о в и ч. Вот!
Сергей Сергеевич и Семен Семенович садятся. Вбегает Е в д о к и я П е т р о в н а.
Е в д о к и я П е т р о в н а. Маркетри! Помните? Маркетри — весь дом не знал, она одна знала!
П р а с к о в ь я И в а н о в н а (слабо). Говорит, у художника служила.
Е в д о к и я П е т р о в н а. Вздор! Я замужем была за художником и то маркетри не слыхала! «Плакат», «интрига», «аванс». Все!
Вбегает С а м о з в а н ц е в а.
С а м о з в а н ц е в а. Снимки она делала?
П а в е л И в а н о в и ч. Какие еще снимки?
С а м о з в а н ц е в а. Фоторепортерские!
П а в е л И в а н о в и ч. Много чести. Новая домна вы, что ли? Женщинам только бы сниматься: в кино ли, в гробу ли — им все равно. Вам не сниматься, а репутацию поправлять надо.
П р а с к о в ь я И в а н о в н а (прислушиваясь). Ш-ш-ш.
П а в е л И в а н о в и ч. Она!
Все устремляются к выходной двери.
Не давите друг друга. Выходите погуманнее! (Уходит последним.)
Из внутренней двери входят О л я и Н и к о л а й.
Н и к о л а й. Оля, куда вы собираетесь?
О л я. Надо уходить. Ваши родители меня прогнали. И по-своему правы. Им нужна домработница, а вы мне помогать стали, потом мы читали вместе, потом…
Н и к о л а й. До «потом» им нет никакого дела. Ах, простая девушка их «не устраивает»!.. А сами они кто? Отец — комендант здания, кажется, даже одного этажа. Мама была белошвейкой. И откуда у них этот «аристократизм» паршивый? Не-ет, я без вас тут не останусь!
О л я. Не смейте делать глупости.
Н и к о л а й. Оля, дорогая, куда же вы пойдете?
О л я. Придется вернуться к дяде. А я ему столько «гордых» слов наговорила!.. Так была самоуверенна!.. И вдруг — являюсь… с корзинкой… Вы дядю Костю не знаете… «Как! Тебя выгнали? Рассчитали? За что?» — «Хотела соблазнить хозяйского сына». Ужасно! Нет-нет! Я в другой дом работницей поступлю.
Н и к о л а й. Ничего итого не будет. Сейчас же, немедленно выходите за меня замуж… Простите, что так делово, грубо говорю, но… Отсюда мы уходим вместе. У меня есть друзья, устроимся. А родители пускай сидят одни и мечтают. О генеральской дочке, о княжне Таракановой! И пока они оба не придут просить у вас прощения, мы к ним не вернемся!
Степенно входят П р а с к о в ь я И в а н о в н а и П а в е л И в а н о в и ч. Прасковья Ивановна держит в руке бумажку.
П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Оленька! Я женщина старой продукции.
П а в е л И в а н о в и ч. Формации.
П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Вот именно. Оленька! Простите, если что грубо сказала. Не пишите каждое лыко в строку. У меня плохой характер от преувеличенного давления. (Протягивает бумажку.) Вот справка от районного доктора. Я и хочу, хочу быть ласковой, но (встряхивает бумажку) против заключения врача идти не могу.
Оля и Николай изумлены.
П а в е л И в а н о в и ч. Ольга Васильевна! Не делайте скороспелых выводов: «что написано пером»… (Хитро подмигнул.) Ну что ж, Николашка, я тебя понимаю: сам был молод, сам много раз влюблялся…
Прасковья Ивановна бросает взгляд на мужа.
…вот — в Прасковью Ивановну. Что ж, если вы друг другу понравились в плане… здорового реализма, я не возражаю. «Сейте разумное, доброе, вечное!»
Занавес
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Ранний светлый вечер. Двор. А н д р е й С т е п а н о в и ч и Н и к о л а й.
А н д р е й С т е п а н о в и ч. Ну, счастлив?
Н и к о л а й. Конечно, счастлив.
А н д р е й С т е п а н о в и ч. А родители твои?
Н и к о л а й. Как будто их подменили. Со вчерашнего дня так за Олей ухаживают!.. Ничего не понимаю!
Из дома выходят П о л я и В а л е н т и н.
В а л я. Николай, в чем дело? Зачем ты от нас-то скрывал?
Н и к о л а й. Что скрывал?
П о л я. Про Олю, про Олю!
Н и к о л а й. Кто же вам сказал?
В а л я. Все говорят.
Н и к о л а й. Черт!.. От кого ж они узнали? Ну да, верно. Она окончила
