Декрет (Преамбула).
«Что этот договор, отменяя договор от 3 апреля сего года, лишает французское правительство каких бы то ни было гарантий, которые могли бы обеспечить ему покупку и доставку оружия…»
Обвиняемый.
Здесь обнаруживается полное незнание фактов; случилось как раз обратное; ибо по первому договору на меня налагалась лишь пеня в пятьдесят тысяч франков, если в силу препятствий, возникших по моей вине, партия оружия не прибудет в срок, предписанный договором. И весь мой второй этап был потрачен на то, чтобы доказать (с помощью документов, которые должны были быть переданы моему обвинителю министрами), что тогдашние министры, Клавьер и Серван (Дюмурье был исключением), неизменно отказывали мне в малейшем содействии, чтобы добиться снятия эмбарго, наложенного Голландскими штатами на вывоз ружей, пренебрежительно предоставляя мне полную возможность делать с оружием что угодно! А весь мой третий этап достаточно подтверждает, что второй договор нисколько не лишил нацию гарантий, обеспечивающих покупку и доставку в порт оружия.
Трем объединенным комитетам, напротив, было доказано, что это оружие более трех месяцев тому назад куплено и оплачено мной для Франции.
Комитетам было доказано, что мне, как негоцианту, было бы чрезвычайно выгодно порвать апрельский договор, чтобы перепродать это оружие другим; что я, как добрый гражданин, не только не хотел этого, но, напротив, предоставлял все возможности закрепить этот договор, не поднимая цену на ружья и увеличивая гарантии.
Комитетам было доказано, что вместо пени в размере пятидесяти тысяч франков, предусмотренной договором от 3 апреля, каковая была недостаточно весома при такой крупной сделке, если даже и не принимать во внимание множество доказательств того, что препятствия возникли не по моей вине, я, отказываясь от огромных преимуществ, предлагаемых мне в Голландии, и выдвигая условия, которыми этот отказ закреплялся, — я соглашался на немедленную передачу своего права владения (тут меня поймали на слове) и тем самым давал нашему правительству все разумные гарантии, которые честь, патриотизм и полное бескорыстие могли предложить нации!
И вот сегодня я изобличен, оскорблен, обвинен, дискредитирован, разорен — и именно за то самое, за что тогда был удостоен самых лестных похвал со стороны трех комитетов. Нет, не вы сочинили этот доклад, гражданин Лекуантр, вы ведь порядочный человек.
Декрет (Преамбула).
«Что этот договор свидетельствует со всей очевидностью о намерении не только не поставить это оружие, но, напротив, заведомо зная, что оно не будет поставлено, воспользоваться договором как возможностью получения значительных и противозаконных доходов» и т. д.
Обвиняемый.
Разумеется, я был бы уверен, что ружья не будут вам доставлены, если бы я тогда мог предвидеть, что теперешние министры, пагубные для общественного блага, займут свои посты раньше, чем будет осуществлен договор! Но в этом случае я не подписал бы злосчастного июльского договора, даже если бы мне предложили на миллион больше!
Нет, они не прочли договора, который осуждают! Иначе как могли бы они утверждать, что он свидетельствует со всей очевидностью о намерении не поставить оружие, меж тем как там совершенно ясно сказано, что я передаю мое право владения на него и предлагаю вручить немедленно купленные и оплаченные ружья, требуя для неукоснительного выполнения этого обязательства только залога, уже данного Дюмурье, но не выплаченного Огером и Грандом, нашими амстердамскими банкирами, отказавшимися сделать это для французской нации (не было оскорбления, которого не нанесли бы нам в этой стране); этот злосчастный залог, неизменно задерживаемый с тех пор всеми нашими теперешними министрами, и был тем мошенническим трюком, которым они воспользовались, чтобы попытаться похитить у меня это оружие, прибегнув к Константини, к моему аресту, к моему бессмысленному путешествию, — все для того, чтобы продать вам ружья по цене, угодной им!.. Если я не доказал этого, значит, я не доказал ничего в моей записке!
Что касается доходов, которые Лекуантр именует незаконными и которые, как он утверждает, я получил, то мой третий этап как нельзя лучше доказал, что:
1. Я вовсе не стремился получить их, поскольку эти доходы не шли в сравнение с теми, которые я принес вам в жертву. Я не торговал своим гражданским долгом!
2. Вполне можно было избежать даже уплаты мне торгового процента, рассчитавшись со мной наличными, когда я передал право владения; я только говорил об этом и только этого просил, и не по моей воле расчет отсрочили до конца войны, которая может продлиться десять лет и разорить меня дотла; а теперь, в довершение нелепости, сочинители доклада гражданина Лекуантра приписывают мне эти доходы, из которых я не получил ни единого су и к которым отношусь почти с таким же презрением, как и к злобной глупости доносчиков.
Декрет (ст. 1).
«Сделка, которую заключил 3 апреля сего года… Пьер Грав… а также соглашение, подписанное 18 июля того же года между Бомарше, Лажаром и Шамбонасом, расторгаются» и т. д.
Обвиняемый.
Как! Оба? Однако между преамбулой и статьей 1 есть явное противоречие: вы расторгаете договор от 18 июля, так как он, говорите вы, лишает правительство гарантий, обеспечивающих покупку и доставку оружия, содержавшихся в первом акте! А этим гарантиям вы, очевидно, придаете большое значение! Но почему же вы в таком случае расторгаете договор от 3 апреля, который вам давал эти гарантии? Почему вас заставляют расторгнуть этот договор? Это вам неизвестно, гражданин! Сейчас я раскрою Вам секрет, который они от вас утаили. Дело в том, что они еще питают безумную надежду, прижав меня к стенке, заставить уступить им это оружие за бесценок; ибо теперь, когда я обвинен декретом (и, пуще того, возможно, убит), они уже не намерены дать по семь флоринов восемь су за штуку. Но, пусть я даже буду вынужден бросить это оружие в океан, им не видать ни одного ружья! Вас, конечно, попытаются избавить от всех этих идиотских противоречий второй статьей декрета, поскольку из первой ничего нельзя понять.
Декрет (ст. 2).
«Учитывая мошенничество и преступный сговор, проявившиеся как в сделке от 3 апреля, так и в соглашении от 18 июля… П.-О. К., именуемый Бомарше, предается суду».
Обвиняемый.
Следственно, если нет ни сговора, ни мошенничества, декрет должен быть отменен! По этому поводу я скажу лишь одно: почему же, упоминая о сговоре между тремя министрами и мной (печальный факт, который выдуман ими или из которого вас злостно заставили исходить, хотя у вас и нет никаких доказательств, и вы решительно ничего об этом не знаете), вы забываете о трех объединенных комитетах, дипломатическом, по военным делам и Комитете двенадцати? Разве я не заявил вам, не доказал в моем третьем этапе, что эти комитеты были нашими сообщниками при заключении договора от 18 июля, и не только сообщниками, но и повелителями, более преступными, следственно, чем все остальные, если был преступен хоть один из нас? Почему же вы о них забываете? Или у вас две меры, два подхода?
Почему вы забываете, осуждая договор от 3 апреля, о Комитете по военным делам той поры? Вы располагаете доказательствами, что он был сообщником Пьера Грава (если даже вы сами и не были его членом)! Вот эти доказательства. Когда Шабо в своем доносе, столь же праведном, сколь правильном, обвинил меня в том, что в подвалах моего дома, как он утверждал, находится пятьдесят тысяч ружей, Лакруа, как вы хорошо помните, ответил: «Нам известно, что́ это за ружья; нас в свое время поставили в известность о договоре; вот уже три месяца, как эти ружья поставлены правительству». Только это и спасло меня от разграбления и убийства!
Всё, таким образом, было тогда доложено Комитету по военным делам! Значит, этот комитет был тогда тоже в сообщничестве и в сговоре с министром де Гравом и со мной? И вы, однако, забываете об этом, диктуя эти обвинения! Это и непоследовательно, и неточно, и несправедливо! Значит, декрет составлен не вами! Вы куда сильнее во всем, что мне доводилось видеть! Либо у вас две меры, два подхода, Лекуантр!
