Ознакомительная версия.
СТРОНЦИЛЛОВ. Тщ-щ… Ну что вы. Дело добровольное.
НОТАРИУС. У меня мало времени.
СТРОНЦИЛЛОВ. Иван Андреевич, мы задерживаем человека.
ПАШКИН. Зачем вам моя квартира?
СТРОНЦИЛЛОВ. Какая вам разница?
НОТАРИУС. Покойник! Автограф давай.
ПАШКИН. У меня ручки нет.
НОТАРИУС. Прошу!
Пашкин медлит.
Где галочка. Здесь и здесь.
Пашкин ставит подпись.
СТРОНЦИЛЛОВ. Ну вот и слава Богу.
конец первого акта
Та же квартира, пару часов спустя. СТРОНЦИЛЛОВ дремлет в кресле; ПАШКИН неподвижно сидит у стола, глядя в одну точку. На столе — следы застолья. За окном начинает звучать сигнализация. Стронциллов просыпается.
СТРОНЦИЛЛОВ. Из сто тридцать пятой, «жигули»?
Пашкин кивает.
СТРОНЦИЛЛОВ (послушав еще). Вот же, действительно, гад.
Пауза.
ПАШКИН. Когда он придет?
СТРОНЦИЛЛОВ. Кто? А-а… На рассвете. Да не бойтесь вы.
ПАШКИН. Расскажите мне еще.
СТРОНЦИЛЛОВ. Про то, что — за пределом?
ПАШКИН. Да.
СТРОНЦИЛЛОВ. А надо? Успеете еще привыкнуть. Тем более, я же вам пообещал — крайностей с вами не случится. Ада не будет.
ПАШКИН. А что: ад — он какой?
СТРОНЦИЛЛОВ. Кому какой. Босха видели?
ПАШКИН. Кого?
СТРОНЦИЛЛОВ. Ах ну да. И слава богу, что не видели. Потому что нет этого ничего. Кипящей смолы, костров, чертей с вилами… То есть — есть, но это уже экзотика. Туристические туры для верующих, наглядная агитация. А вообще все гораздо интереснее.
ПАШКИН. Как?
СТРОНЦИЛЛОВ. Я же сказал: кому как. Шелупонь всякая и мучается по-мелкому, а для VIP-клиентов — отдельное обслуживание. Цезарь, например, в каморке маленькой обитает. Там и правит.
ПАШКИН. Кем?
СТРОНЦИЛЛОВ. В том-то и ад его, что — некем. Тараканами руководит. Испанский король Филипп, напротив, во дворце, но пятый век в дыму. Астма у него чудовищная, а дым все валит из-под обоев. И поверите ли: пока все костры, на которых протестантов жарили, по очереди не прогорят, дым не пройдет.
ПАШКИН. Ох ты!
СТРОНЦИЛЛОВ. А вы как думали? Каждому — свое. Мессалина живет в строгом воздержании, Геббельс — среди евреев. Представляете? Геббельс, а вокруг — свитки Торы, семисвечники, пейсы, маца.
ПАШКИН. Мучается?
СТРОНЦИЛЛОВ. Геббельс-то? Пол грызет.
ПАШКИН. А евреи?
СТРОНЦИЛЛОВ. А они его не видят и не помнят его. Они — в раю.
ПАШКИН. А чего это у вас евреи — в раю?
СТРОНЦИЛЛОВ. Не беспокойтесь, не все. Только те, у которых ад был при жизни.
ПАШКИН. А нотариус? Ваш нотариус — с ним что будет?
СТРОНЦИЛЛОВ. Во-первых, нотариус этот — не мой, а по большому счету — ваш… А будет он, я полагаю, пересчитывать деньги. Много денег, мелочью, все время. А время там не кончается. Уставать будет сильно, но сна не наступит. За этим последят.
ПАШКИН. Кто?
СТРОНЦИЛЛОВ. А вот кто сейчас его курирует, тот и потом последит.
ПАШКИН. Поделом гаду.
СТРОНЦИЛЛОВ. Не стоит злорадствовать. У каждого свой скелет в чулане.
ПАШКИН. У меня нет скелета. У меня и чулана нет.
СТРОНЦИЛЛОВ. Я, Пашкин, про человеческие пороки говорю.
ПАШКИН. А-а. Человеческие пороки у меня есть.
СТРОНЦИЛЛОВ. У всех есть. Хотя, конечно, нотариус — особая статья. Он как раз по завещаниям специализируется… Мне его в аренду дали.
ПАШКИН. Кто дал?
СТРОНЦИЛЛОВ. Какой вы, Иван Андреевич, любознательный! «Кто дал»… Кто надо, тот и дал! И не надо так на меня смотреть — что вы, как маленький, честное слово! Да, мы все в контакте — по вертикали, до самого что ни на есть низу. Этажи разные — система одна.
ПАШКИН. То есть Сатана —?..
СТРОНЦИЛЛОВ. Посол Бога по особым поручениям. (У Стронциллова звонит мобильный.) Пардон. (Всовывает в ухо наушник и нажимает кнопочку.) Алло! «Семнадцатый» на проводе. Да, Пашкина — подтверждаю. Оформляемся помаленьку. (Пашкину.) Вы никуда не торопитесь?
ПАШКИН. Нет!
СТРОНЦИЛЛОВ. Тогда еще посидим. (В микрофон.) К пяти утра прилетайте. (Дает отбой.)
ПАШКИН. Это —?
СТРОНЦИЛЛОВ. Он самый, ангел-ликвидатор. Да не бойтесь вы! Я должен бояться, а не вы.
ПАШКИН. Чего вам бояться?
СТРОНЦИЛЛОВ. Еще не знаю. По обстоятельствам.
ПАШКИН. По каким обстоятельствам? (Пауза.) Что у вас за обстоятельства? Зачем вам моя квартира?
СТРОНЦИЛЛОВ. Слишком много вопросов. Даже не знаю, с какого начать.
ПАШКИН. Кто вы?
СТРОНЦИЛЛОВ. Это, Иван Андреевич, самый трудный вопрос. Спросили бы вы меня чего полегче.
Включает радио, шарит по эфиру. Звучит обрывочная околесица.
Никогда не понимал, как это устроено.
ПАШКИН. Что?
СТРОНЦИЛЛОВ. Ну вот, я верчу колесико, а оттуда откуда-то — слова, музыка. У нас там этого никто не понимает…
Замолкает, продолжая шарить по эфиру. Пашкин неотрывно смотрит на Стронциллова.
Ну хорошо, если вы настаиваете на ответе… В настоящий момент официально я — падший ангел. Слышали про такое?
ПАШКИН. Да.
СТРОНЦИЛЛОВ. Что слышали?
ПАШКИН. Ну… Так, вообще.
СТРОНЦИЛЛОВ. Понятно. Ничего не слышали. Тоже хорошо. Потому что все обстоит не вполне так, как описано в художественной литературе. Я, например, не бунтовал против Господа, а пытался исправить положение в рамках существующей системы мироздания.
ПАШКИН. Типа перестройка?
СТРОНЦИЛЛОВ. Ну примерно.
ПАШКИН. И что?
СТРОНЦИЛЛОВ. А вот что видите. Низвергнут на Землю на общих основаниях. (Усмехается.) Решаю жилищный вопрос.
Пауза.
ПАШКИН. То есть вы теперь как бы человек?
СТРОНЦИЛЛОВ. Не как бы, а человек. Сдам вас с рук на руки, закрою ведомость — и всё. Конец ангельской жизни. Линию отключат, дар провидения отнимут — и вперед!
ПАШКИН. А жилищный вопрос вы уже решили.
СТРОНЦИЛЛОВ. Интересно! А что мне было делать? Бомжевать на троллейбусной остановке? Вам бы хотелось жить на троллейбусной остановке, зимой?
ПАШКИН. Нет.
СТРОНЦИЛЛОВ. Вот и мне не захотелось.
ПАШКИН. Зимой, конечно, лучше жить здесь. А летом — на даче в Фирсановке.
СТРОНЦИЛЛОВ. Так получилось.
Наливает в два стакана и один протягивает Пашкину. Тот стакана не берет.
ПАШКИН. Значит, не компьютер.
СТРОНЦИЛЛОВ. Что? А-а. Ну не компьютер.
ПАШКИН. Значит, это вы меня выбрали.
СТРОНЦИЛЛОВ. Началось.
ПАШКИН. Вы?
СТРОНЦИЛЛОВ. Ну я.
ПАШКИН. Дачу я бы вам и так отдал. Она теплая.
СТРОНЦИЛЛОВ. Хватит про это, Пашкин! Сколько можно! Забудьте. У вас впереди — вечность. И благодаря мне не
в самых плохих условиях содержания.
ПАШКИН. Мне хотелось еще — здесь.
СТРОНЦИЛЛОВ. С этим — всё! Здесь буду я! Пейте.
ПАШКИН. Не хочу.
СТРОНЦИЛЛОВ. Хозяин — барин.
Выпивает свой стакан.
ПАШКИН. Только — насчет картошки — прямо сейчас попросите, а то. Вы сказали: вам линию отключат.
Пауза.
Нет, вы не думайте — мне вас тоже жалко.
СТРОНЦИЛЛОВ. Иван Андреевич! Насчет Брагиной — всё под контролем, а вот жалеть меня не надо. У меня большие планы на жизнь. (Беря бутылку.) Еще?
ПАШКИН. Давайте.
СТРОНЦИЛЛОВ. На ты?
ПАШКИН. На ты.
Выпивают и целуются.
А как тебя звать-то?
СТРОНЦИЛЛОВ. Это неважно. Так вот, Ваня, на земле я намереваюсь жить вполне благополучно. Хотя недолго.
ПАШКИН. Почему недолго?
СТРОНЦИЛЛОВ. А что я тут забыл?
ПАШКИН (тихо). Самоубийство?..
СТРОНЦИЛЛОВ. Ну уж нет. Как-нибудь по-другому организуем мое возвращение на небеса, не переживай. Вернусь из этого штрафбата чистый, как капля божьей росы. Есть наметки. А пока — работать, работать и работать!
ПАШКИН. Хочешь, я тебя на фирму устрою, на свое место? Я утром позвоню, договорюсь.
СТРОНЦИЛЛОВ. Не стоит трудов. У меня всё придумано. Пойду в Храм всех святых на Гребешках, церковным нищим. Я уже и местечко на паперти присмотрел. Работа — день через два; от паствы — подаяние, от отцов — гонорар.
ПАШКИН. За что гонорар?
СТРОНЦИЛЛОВ. Я же уникальный специалист, Ваня! Там (кивает наверх) все входы-выходы знаю… Я уж мосты навел — буду инструктировать патриархат. Визы в рай, решение кадровых вопросов… Они меня на паперть на руках выносить будут. И на земную жизнь заработаю, и загробную обеспечу.
ПАШКИН. Два в одном, как шампунь.
Ознакомительная версия.
