Калигула. А чтобы сделать работника из сенатора, боюсь, не хватит и двадцати.
Геликон. Рано или поздно это придет. У них есть способности. Услужливость у них в крови.
Один из сенаторов утирает пот со лба.
Ого, уже начали потеть! Это достижение.
Калигула. Хорошо. Не будем слишком требовательны. По справедливости говоря, все не так уж плохо. Кстати о справедливости: нам нужно поторопиться; я должен присутствовать на казни. О! Руфию повезло, что я проголодался. (Доверительно. ) Руфий – тот всадник, который должен умереть. (Пауза. ) Вы не спрашиваете, за что?! (Общее молчание. Во время паузы рабы приносят кушанья. Калигула, добродушно. ) Я вижу, вы поумнели. (Грызет оливку. ) Наконец-то вы поняли, что для того, чтобы умереть, не обязательно провиниться. Воины! Я доволен вами! Не так ли, Геликон?
Оставляет оливку и насмешливо смотрит на сенаторов.
Геликон. Конечно. Отличная армия. Но если ты хочешь знать мое мнение, они стали слишком умны. Они не хотят больше воевать. Если так будет продолжаться и дальше, империя рухнет.
Калигула. Логично. Ну, давайте отдохнем. Рассаживайтесь кто как хочет. Не нужно формальностей… Однако этому Руфию повезло, хоть, я уверен, он и не оценит отсрочку. А ведь несколько часов, выигранных у смерти, следовало бы ценить. (Ест. За ним остальные. Выясняется, что Калигула плохо ведет себя за столом. Он позволяет себе бросать косточки оливы в тарелку соседа, выплевывать на блюдо объедки, ковыряться ногтями в зубах и шумно чесаться. И этим он не ограничивается. Вдруг он перестает есть и вперяется взглядом в Лепидия. ) У тебя плохое настроение? Не потому ли, что я убил твоего сына?
Лепидий (поперхнувшись). Нет, Кай, наоборот.
Калигула (широко улыбаясь). Наоборот! О, как я люблю, когда выражение лица противоречит заботам сердца! Твое лицо печально, но твое сердце – наоборот, не так ли, Лепидий?
Лепидий (решительно). Да, Цезарь.
Калигула (все более веселясь). Ах, Лепидий! Никто не дорог мне так, как ты. Давай посмеемся вместе! И – не расскажешь ли ты мне какую-нибудь забавную историйку?
Лепидий (который переоценил свои силы). Кай!
Калигула. Ну ладно. Тогда я расскажу. Но ты будешь смеяться, договорились, Лепидий? (Внезапно нахмурившись. ) Про твоего второго сына, а? (Снова веселясь. ) Впрочем, разве у тебя плохое настроение? (Пьет, потом подсказывает. ) "На…", "на…" Ну, Лепидий?
Лепидий (бессильно). Наоборот, Кай.
Калигула. В добрый час. (Пьет. ) Слушай теперь. (Мечтательно. ) Жил да был бедный император, которого никто не любил. Он же, любя Лепидия, казнил его младшего сына, чтобы вырвать из его сердца и эту любовь. (Меняет тон. ) На самом деле это неправда. Забавно, не так ли? Но ты не смеешься! Никто не смеется! Ну, слушайте! (Злобно. ) Я хочу, чтобы все смеялись. Ты, Лепидий, и остальные. Встаньте! смейтесь! (Бьет кулаком по столу. ) Я хочу – слышите? – я хочу видеть, как вы смеетесь!
Все встают. В продолжение этой сцены актеры, кроме Калигулы и Цезонии, могут двигаться, как марионетки. Калигула, откинувшись на ложе, безудержно смеется.
Взгляни на них, Цезония! Ничего нет! Честь, совесть – как там еще? мудрость нации – все исчезло перед лицом страха! Страх, Цезония, это прекрасное чувство; без примесей, чистое, бескорыстное, животное чувство! Одно из тех редких чувств, которые лишают человека всякого благородства. (Проводит рукой по лбу. Пьет. Дружески. ) Поговорим о чем-нибудь другом. (Керее. ) Что-то ты сегодня молчалив, Керея.
Керея. Я готов говорить, Кай, – как только ты позволишь.
Калигула. Чудесно. Тогда помолчи. Я лучше послушаю нашего друга Муция.
Муций (через силу. ) Как прикажешь, Кай.
Калигула. Ну, расскажи нам о своей жене, Муций. А для начала пусть она идет ко мне.
Жена Муция идет к Калигуле.
Ну, Муций? Мы ждем.
Муций (растерявшись. ) Моя жена?… Я… я ее люблю…
Общий смех.
Калигула. Конечно, дружок, конечно. Но это так банально!
Женщина ложится рядом с ним. Он рассеянно целует ее в левое плечо. Все более приходя в хорошее расположение духа:
Правда ведь, когда я вошел, вы составляли заговор? Хотели немножко побунтовать, а?
Старый патриций. Кай, как ты можешь!
Калигула. Это не имеет значения, моя радость. Нужно чем-то заниматься на старости лет. Но все это не имеет значения. Вы не способны к решительным действиям… Кстати, мне пришло в голову, что нужно еще урегулировать несколько государственных дел… Но вначале отдадим дань тем властительным желаниям, коими наделила нас природа.
Поднимается и уводит жену Муция в соседнюю комнату.
Сцена шестая
Муций порывается встать.
Цезония. Ах, Муций! Я бы выпила еще этого прекрасного вина.
Муций покорно наливает ей. Общее неловкое молчание. Сиденья поскрипывают. Следует несколько натянутый диалог.
Цезония. Так. Керея. Может быть ты теперь скажешь, почему вы дрались?
Керея (холодно). Все началось, дорогая Цезония, с того, что мы заспорили, может ли быть поэзия опасной.
Цезония. Это ужасно интересно. Хоть и недоступно моему женскому пониманию. Все же меня восхищает, что ваша страсть к искусству довела вас до драки.
Керея (так же). Да; к тому же Калигула говорил мне, что истинная страсть не бывает без некоторой жестокости.
Геликон. Равно как и любовь – без капельки насилия.
Цезония (ест). Вполне справедливо. А вы что думаете, господа?
Старый патриций. Калигула бесстрашный психолог.
Первый патриций. Он красноречиво говорил нам о мужестве.
Второй патриций. Он должен обобщить свои идеи. Это будет бесценное сокровище.
Керея. К тому же это его займет. Он явно нуждается в развлечениях.
Цезония (продолжая есть). В таком случае вам приятно будет узнать, что он думал об этом и сейчас пишет объемный труд.
Сцена седьмая
Входят Калигула и жена Муция.
Калигула. Муций, я возвращаю твою жену. Она опять принадлежит тебе… Извините, господа, мне нужно сделать несколько распоряжений.
Быстро выходит. Муций, побледнев, подымается на ноги.
Сцена восьмая
Цезония (Муцию). …Без сомнения, это будет один из величайших научных трудов.
Муций (по-прежнему глядя на дверь, за которой скрылся Калигула). И о чем в нем будет говориться, Цезония?
Цезония (равнодушно). О, это выше моего понимания.
Керея. Надо думать, это будет труд об убийственной силе поэзии.
Цезония. Я думаю, что да.
Старый патриций (игриво). Что ж, это его займет, как сказалКерея.
Цезония. Да, моя ненаглядная… Но вас, должно быть, смутит название этого произведения.
Керея. И как же оно называется?
Цезония. "Меч".
Сцена девятая
Быстрым шагом входит Калигула.
Калигула. Извините, но дела государства тоже не терпят отлагательств. Управитель, ты прикажешь закрыть хлебные склады; я только что подписал указ. Ты найдешь его в спальне.
Управитель. Но…
Калигула. Завтра будет голод!
Управитель. Но народ возмутится!
Калигула (громко и отчетливо). Я сказал: завтра будет голод! Что такое голод знают все. Это – бич. Завтра все почувствуют, как он бьет. И я остановлю его когда мне вздумается. (Объясняет остальным. ) В конце концов, у меня не так уж много способов доказать, что я свободен. Человек свободен всегда за счет других. Это досадно, но естественно. (Бросает взгляд на Муция. ) Применяя это правило к ревности, сразу видишь, как уродливо это чувство. (Мечтательно. ) Страдать из-за собственного воображения и тщеславия! Видеть, как твою жену… (Муций сжимает кулаки и открывает рот. Калигула, очень быстро. ) Ну, давайте есть, господа. Кстати, мы с Геликоном много работали в последнее время и завершили небольшой трактатец о казнях… Вы для него еще добавите материала.
Геликон. При том условии, что у вас спросят мнение.
Калигула. Будем великодушны, Геликон. Откроем им наши маленькие секреты. Давай: раздел третий, параграф первый.
Геликон (встает, читает монотонно, нараспев). "Казнь облегчает и освобождает. Как в теории, так и на практике казнь является универсальным и общеукрепляющим средством. Люди умирают, ибо они виновны. Виновны они потому, что они – подданные Калигулы. Подданными Калигулы являются все. Следовательно, все виноваты. Откуда вытекает, что все умрут. Это вопрос лишь времени и терпения".
