Мирович (в свою очередь, тоже резко). Да-с, я присылал их и желаю, чтобы замечания эти включены были в протокол, где и будут составлять мое отдельное мнение.
Толоконников (слегка раскланиваясь пред Мировичем, но, тем не менее, с явно насмешливою улыбкой). Этому желанию вашему я, конечно, никак не могу воспрепятствовать и только позволяю себе заметить, что в эти замечания вкралось много неточностей.
Мирович (гордо). А именно какие-с?
Толоконников (с прежней усмешкой и вместе с тем совершенно пунктуальным тоном). Вы-с изволите писать, что здания скреплены вместо железных гвоздей деревянными… прекрасно-с! Но надобно было указать, где именно и во скольких местах; а то, может быть, действительно какой-нибудь один дурак, пьяный рабочий, поленясь идти за железным гвоздем, и вбил деревянный, – это ничего не значит… (Приподнимает при этом плечи.)
Мирович. Нет-с, тут не один деревянный гвоздь, а их сотни, и они выкрашены черною краской, чтоб издали казались железными.
Толоконников (приподнимая еще выше плечи). Но все-таки они должны быть сосчитаны от первого гвоздя до последнего.
Мирович. Что же, мне для этого лазить по всем вашим крышам?
Толоконников (с ударением). Непременно-с!.. Непременно!.. Из этого, сами согласитесь, должен возникнуть иск к подрядчику; а потому это дело денежное, и данные для него должны быть определены с полною точностью… Далее-с потом: вы указываете, что щебенной слой только в вершок, тогда как он должен быть в четыре… На это я имею честь предъявить вам статью закона… (Раскрывает держимую им книгу и с гордостью подает ее Мировичу.) 1207 статья, параграф 2-й!..
Мирович начинает читать указанную ему статью.
(Продолжая на него по-прежнему насмешливо смотреть и как бы толкуя ему.) В статье этой прямо сказано, что даже в казне, при сдаче одним начальником дистанции другому лицу, на толщину щебенного слоя обращать внимание запрещено-с, потому что щебень-с не мука!.. Из него теста не сделаешь, чтоб он везде ровными слоями ложился!.. В практике случается обыкновенно так, что в одном месте слой этот на полвершка, а в другом и на восемь вершков.
Мирович (возвращая Толоконникову книгу). Статья эта нисколько не касается нашего случая!.. Это сказано для последующих сдач, а при первоначальном приеме всякий подряд принимается по контракту: в контракте говорится, что щебенной слой должен быть равномерный в четыре вершка, он и должен быть таким!
Толоконников (восклицает). Но этого невозможно выполнить физически, как на луну, например, прыгнуть!
Мирович (довольно хладнокровно). Если нельзя было подряд выполнить физически, так нечего было и брать его.
Толоконников (опять поднимая плечи). Что ж, нельзя было выполнить!.. Это будет, извините вы меня, прямым стеснением всякой предприимчивости… Каждый не юрист даже скажет вам, что закон выше всякого контракта… В наше время, когда все так двинулось вперед, ставить такие преграды! Мне, признаюсь, в вас, человеке образованном, очень странно встретить такие понятия.
Мирович. В моих понятиях вы, вероятно, еще многое найдете странным для вас, точно так же, как и я в ваших…
Толоконников (насмешливо расшаркиваясь перед Мировичем). Мои-с понятия самые обыкновенные, самые вульгарные! Впрочем, перейдемте лучше к делу; в записке вашей затем объяснено, что деревянные здания выстроены из одних столбов, обшитых снаружи и снутри тесом… Совершенно верно-с! Но подрядчик иных и не обязан был делать.
Мирович (отступая даже шаг назад). Как не обязан?
Толоконников (с замечательною смелостью и с некоторым как бы самодовольством). Так-с, не обязан! В контракте только сказано, что выстроить столько-то зданий, такой-то величины, но каким способом – не указано.
Мирович (выйдя, наконец, из себя и тоже сильно уже возвыся голос). Но ведь-с выстроены не здания, а бараки!
Толоконников (с прежнею смелостью). Может быть-с, и бараки!.. Но всякий подрядчик, разумеется, желает воспользоваться недомолвками контракта.
Мирович (побледнев даже от гнева). Послушайте, господин Толоконников, дайте себе хоть немного в том отчет, что вы говорите: то у вас контракт все, то ничего не значит!.. Что вы, запугать и закидать словами вашими меня думаете?.. Так, во-первых, я не из трусливых, а во-вторых, смею вас заверить, что я хоть и молод, но из молодых ранний и всякую плутню и гадость понять могу.
Толоконников (в свою очередь, распетушась). Тут-с нет плутней и гадостей, извините вы меня!
Мирович (хватая со стола тот лист, который показывал Куницыну, и тряся им почти пред носом Толоконникова). В этом деле, вы говорите, нет плутней и гадостей? В этом?
Толоконников (отстраняя от себя бумагу). Позвольте-с, позвольте… Прежде всего я просил бы вас не совать мне в лицо бумаг ваших и не кричать на меня, – я не подчиненный ваш и повторяю вам, что тут никаких нет плутней, а что если вы находите их, то (с ироническою улыбкой), вероятно, сами имеете какие-нибудь побочные причины на то…
Мирович (подступая к нему). Какие я побочные причины имею на то? Какие-с?.. Я требую, чтобы вы сейчас же мне это объяснили, или я вас заставлю раскаяться в том, что вы мне сказали, и научу вас быть осторожнее в ваших выражениях.
Бургмейер (испуганный этой начинающейся ссорой). Господин Мирович, успокойтесь! Господин Толоконников, замолчите!
Толоконников (с той же насмешливою, хоть и не совсем искреннею улыбкой обращаясь к Мировичу). Не следует ли вам самим-с прежде поучиться, как выражаться!.. Я сказал вам единственно потому, что вы сами мне гораздо больше сказали.
Мирович (в окончательной запальчивости). Я вам имею право это говорить, а вы мне нет, – понимаете ли вы это?
Толоконников (по наружности все еще как бы продолжавший усмехаться). Нет-с, не понимаю: кто, может быть, скажет, что вы имеете это право, а кто – и я… Во всяком случае, я вижу, что дальнейшие наши объяснения ни к чему не могут привести, – честь имею кланяться!.. (Раскланивается, прищелкнув каблуками.) Очень жаль, что мы всего только другой раз в жизни встречаемся с вами и должны так уж неприязненно расстаться!
Мирович. А мне вообще очень жаль, что я с вами в жизни встретился.
Толоконников (вспыхнув в лице). Взаимно и мне тоже!
Уходит, не кланяясь более с Мировичем.
Мирович, Бургмейер и Руфин.
Мирович (с сильным неудовольствием). Это никакого терпения нет! Я, наконец, велю запереть двери и никого не пускать к себе.
Бургмейер (сконфуженно и робко обращаясь к Мировичу). Господин Толоконников, Вячеслав Михайлович, собственно, хотел только объясниться с вами как техник и оправдаться перед вами в техническом отношении.
Мирович (с тою же досадливостью). Что ему было оправдываться предо мной! Я совершенно убежден, что он в техническом, умственном и нравственном отношении невежда, нахал и подлец!.. (Взглядывая на Руфина.) Но что этому господину еще угодно от меня?
Бургмейер (потупляя глаза и тем же смущенным тоном). Это новый подрядчик, который желал бы взять на себя исправление моего подряда.
Мирович (Руфину). Вы еврей?
Руфин. Еврей, господин.
Мирович. А давно ли вы купцом первой гильдии стали?
Руфин. С двенадцатого апреля, господин.
Мирович. То есть со вчерашнего числа?
Руфин. Да, господин.
Мирович (рассмеявшись). Это уж смешно даже становится!.. Что же, вы подряд господина Бургмейера готовы взять на себя?
Руфин. Готов, господин. Мне ни копейки денег не надо вперед на то, ни полушки! Вами сорок семь пунктов неисправностей найдено! Я берусь так: я исправлю первый пункт, вы заплатите мне за первый пункт из залогов господина Бургмейера. Я исправлю второй пункт, вы заплатите мне за второй пункт из денег господина Бургмейера! Я исправлю третий, вы заплатите мне за третий!
Мирович. Все это очень хорошо-с, но, к сожалению, до меня нисколько не касается.
Руфин. Как же, господин, это вас не касается? Это выгода вашего начальства.
Мирович. Да-с, но начальство мое меня на то не уполномочило… Мне велено подряд принять, если я, по моему убеждению, найду его выполненным противу всех пунктов контракта; но я его не нашел таким, а потому не принимаю, – вот и вся моя роль!
