– Я не знаю. Попробую. Но не обещаю. У меня у самой… – Катя вздохнула и пошла к лифту.
В банкетном зале прием подходил к концу. Французский гость и Орлов стояли у открытого окна, курили, разглядывали стоящий на маленьком столике компактный прибор в красивом кожаном чемодане. Орлов не без сожаления закрыл крышку.
– Прибор прекрасный, но и цена… Французский гость стал возражать. – Ладно, мы к этому еще вернемся, – заключил Орлов и обернулся поглядеть, как идет приготовление к кофе. Официанты сноровисто убирали со стола.
В зал заглянула Катя. К ней подошел референт Орлова.
– Простите, здесь прием.
– Я знаю. Мне Вадима Сергеевича.
– Он занят.
– Я знаю. Мне на минуту.
– Он приглашал вас?
– Нет. То есть, да.
– Когда?
– Когда был у нас. В прошлом году.
– Где у вас?
– В Верхнеярске.
– Куда он вас приглашал? – теряя терпение, но все еще вежливо осведомился референт, тесня Катю в коридор.
– Заходить. Когда буду в Москве. Я вот приехала… И вот… Референт ласково улыбнулся.
– Вы позвоните завтра. В министерство.
– Это очень срочно.
– А кто вас вообще привел сюда?
– Евдокимов.
– Из Госплана? – изумился референт.
– Дядя Миша.
– Это ваш дядя? Что же вы сразу не сказали…
Орлов, услыхав голоса, спросил:
– Что там?
Катя не дала ответить референту и первая сказала:
– Здравствуйте, Вадим Сергеевич.
– Здравствуйте, – удивленно ответил Орлов. – Вы кто?
– Котова я. Катя.
Орлов вопросительно поглядел на референта. Катя снова не дала тому ответить. – Вы меня не узнали?
– Нет, – неуверенно сказал Орлов. – А мы знакомы?
– Да. Конечно. Вы меня открывали.
– Как открывал? Где? – Орлов строго поглядел на переводчика, который собрался было переводить происходящее зарубежному гостю.
– В Верхнеярске. На Доске почета. Мой портрет.
– А-а, да-да, действительно. Что-то было.
– Ну это я и есть. Котова. Третья слева.
– Где?
– На доске. Там.
– Ну, хорошо. А что тебе здесь? Ты видишь, я… – он покосился на гостя. Тот развел руками: мол, прошу вас, я не тороплюсь.
– Понимаете, – сказала Катя и покосилась на референта, – понимаете… У меня такая ситуация… И если сегодня… То я просто не знаю…
– Какая ситуация?
– А вы не будете сердиться?
– Слушай, Котова… Тебя как зовут?
– Катя.
– Ты пришла в ресторан… Ты что, тут живешь?
– Нет.
– Значит, специально пришла. Отрываешь нас от дела. У нас переговоры. Если у тебя ерунда какая, поговорим в министерстве.
– Нет, это очень срочно.
– Ну, давай тогда, не тяни.
– Вы меня знаете?
– Ну, Котова ты, выяснили уже.
– Нет, ну скажите – знаете?
– Ну, знаю, третья слева.
– Ну вот. Тогда помогите мне – отпуск за свой счет… За мой, в смысле.
– Слушай, Котова, – подошел к ней референт, – ты что, с ума сошла?
– Я понимаю, что вы… – Катя не замечала референта. – Но к кому мне?! Ведь пока я туда… А время… Вы же все можете. Ну что вам стоит?…
Евдокимов сидел в коридоре у сервировочного столика и показывал официантам фокусы. Он брал из вазы апельсин, делал пас, и тот исчезал на глазах у изумленной публики. Когда таким образом исчез четвертый апельсин, один из официантов забеспокоился:
– Э-э, хватит. Что я подам на стол? Где они?
Евдокимов сказал:
– У вас. Поищите.
Официант похлопал себя по карманам, посмотрел по сторонам, пожал плечами.
Тогда Евдокимов нагнулся, вытащил из-под стола портфель и высыпал из него на стол восемь апельсинов. – А мы, оказывается, коллеги, – сказал он насмешливо.
Официант смутился.
– Вот, – закончила Катя. – Понимаете? Это, может быть, вопрос жизни.
– К вопросам жизни так не относятся, – сказал Орлов. – А если б ты меня не нашла?
– Ну что вы, нашла бы.
– Это несерьезно, – сказал референт. – Самая горячая пора, пусковой год, я не знаю, как вообще тебе дали отпуск в это время. Надо еще проверить.
– Бывают же обстоятельства, пошли навстречу… И потом, – Катя снова поглядела на Орлова, – я же вашу просьбу удовлетворила.
– Мою? Какую? – удивился Орлов.
– Ну, когда вы тогда, на митинге, просили за наш счет поработать. В субботы, в воскресенья… Чтоб фундамент – досрочно. Кто ж пошел бы, если б ребята дома. Я же – пожалуйста.
Орлов посмотрел на Катю так, словно только что ее увидел, покачал головой.
– Интересно вопрос ставишь.
– А теперь… – Катя шмыгнула носом и заморгала, чтоб не заплакать. – Просто очень обидно, когда так… Когда ты… А когда тебе…
Орлов помолчал, посмотрел на француза, потом достал из папки чистый лист бумаги, положил на край стола.
– Садись, пиши, – сказал он Кате.
– Что? – снова шмыгнула она носом.
– Заявление. За свой счет. За твой.
Референт сделал круглые глаза.
– Долги, дорогой, отдавать надо, – заметил Орлов. – А то в другой раз не поверят, – и он протянул Кате ручку.
И когда Катя писала заявление, от усердия по-детски высунув кончик языка, она была в этот момент такая победно-прекрасная, что автор не удержался и заметил по этому поводу:
– Да… Вот если б сказать кому, что такое в наше время возможно, ни один разумный человек в это бы не поверил. Впрочем, разумные люди тем и отличаются от остальных, что всегда точно знают, что может быть и чего быть не может. Поэтому и не пытаются делать ничего лишнего. А неразумные – те пытаются. И иногда им кое-что удается. Например, получить телефон в порядке общей очереди или создать теорию относительности…
Орлов взял Катино заявление, прочитал его, хмыкнул, покрутил головой, посмотрел на референта, словно призывая его в свидетели безысходности положения, и размашисто написал в углу резолюцию.
– Перешлешь в Верхнеярск завтра, – сказал он референту и повернулся к Кате:
– Все?
– Да! – Катя обрадованно рванулась к выходу, но остановилась. – То есть нет. Там дядя Миша.
– Кто?
– Дядя Миша. Евдокимов.
Референт склонился к нему и что-то прошептал.
– А… Что ж ты сразу не сказала? Неудобно-то как. Пригласи его.
Катя радостно поглядела на француза, сказала ему: «пардон», взяла со столика бокал, выпила его и только тогда поняла, что это не вода, а шампанское.
Вечером Катя была в гостях у Юры. На этот раз его родители оказались дома. Все сидели за столом, пили чай. Катя поглядывала на висевшую на стене картину «Чаепитие в Мытищах». Юра нервничал.
– Мам, варенье дай, – сказал он, когда пауза стала заметной.
– Предложи Кате, – сказала мама. – Это райские яблоки, сама варила.
– Спасибо, – кивнула Катя, – я как раз очень люблю райские яблоки.
– Ласло, а вы что все молчите? – удивилась мама.
– Я говорю там, – Ласло показал на свою голову, улыбнулся и снова замолк.
Молча пили чай.
– Катюша, – наконец не выдержала мама, – а у вас там, откуда вы, райские яблоки растут?
– Конечно, – обрадованно сказала Катя. – Мы с бабушкой всегда их навариваем столько – потом всю зиму съесть не можем.
– А как вы их варите? – мама старалась не упустить нить разговора.
– Мама, ну что ты, ей-богу, – недовольно сказал Юра. – Кате это неинтересно.
– Что ты, Юра, напротив, очень интересно. Понимаете, – стала она объяснять, – мы варим отдельно сироп из антоновки. А потом уже все вместе.
– Ах, из антоновки… – удивилась мама. – Как интересно. Петя, ты слышишь? – обратилась она к папе. – Сироп из антоновки.
Папа нехотя оторвался от газеты.
– В Ольстере опять…
– Петя, кому интересен твой Ольстер, – укоризненно сказала мама. – У нас гости.
– Да нет, что вы, – сказала Катя, – это как раз очень интересно. Мне кажется, если бы сепаратисты нашли общий язык с ирландской революционной армией…
– Ну, ты даешь, Катерина… – изумился Юра.
– Как вы говорите? – заинтересовался папа. – Это что-то новое. Тут этого нет. – Он отложил газету.
– Если посмотреть в корень событий… – начала Катя. – Помните, в прошлом году заявление…
– А сироп вы сколько варите? – перебила мама.
– Часа четыре, – обернулась к ней Катя.
– Чье заявление? – Папа был недоволен, что Катю отвлекают на пустяки.
– Английского правительства, – сказала Катя.
– А с яблоками – сколько раз? – не унималась мама.
– Три, – сказала Катя.
– О чем? – настаивал папа.
– О компромиссе, – сказала Катя.
– С хвостиками? – уточнила мама.
– Обязательно, – сказала Катя. – Бабушка говорит, в хвостиках все дело.
– А у меня они почему-то обламываются. Может, я их перевариваю? – огорчилась мама.
Тут не выдержал Юра:
– Мама, кому интересны твои хвостики?! Там кровь льется, – он кивнул на газету.
– Это просто ужасно, что религия приносит не успокоение, а кровь, – вздохнула Катя.
Юра не выдержал и встал.
