те немногие дни просветлений
Делаю больше, чем эти, трудясь
Изо дня в день бесконечные годы,
И несмотря на сие, результат
Всех их трудов в отдалении виден,
Смерть лишь даёт им возможность отведать
Вечность на вкус при последнем дыхании.
Так у Шатохина и получилось.
Пусть же покойника дурно нельзя
Упоминать, но наследников можно,
Жив его сын, он живёт жизнь отца,
Также впустую, ведь мир он ничем
Сделать не сможет когда-либо лучше.
Мне интересно, зачем занялся
Этот глупец, неразумный, наукой?
И без него она нынче грязна.
Мало ли дел интересных найдётся?
Если б ещё ничего он не трогал,
Просто в сторонке стоял резонёром,
Можно бы было его выносить.
С первых же слов, что сказал мне сегодня,
Понял, что лезет людей поучать.
Хуже, однако, всего оказалось
То, что другие коллеги считали
Нормой сие и как рыбы молчали,
Только согласно главами кивали,
Бред же за свежесть идей принимали.
Прав Городецкий, сегодня защита
Истине стала уж необходима,
Пусть и гораздо трагичнее раньше
Судьбы учёных бывали, сжигали
Нас на кострах иль в застенках гноили
За противление фактов научных
Идеологии, принятой сбродом.
Нынче нас травят чванливым глаголом,
Столь неуклюжим и столь ядовитым,
Изображая на собственных флагах
Несуществующее существо.
Горько и в то же мне время комично
Видеть, как люди погибли за правду,
Прямо стоя на своём и отказом
От лицемерья позор избегая.
Но до сих пор убивали во имя
Лжи общепринятой. Может, настало
Время за истину нам убивать?
Сколь в тишине кабинета средь книг
Вывод сей странно для уха звучит!
Слишком велик он, чтоб ясно понять
Тот механизм, что за этим стоит.
Вещь невозможна – убить за науку!
Как, что, когда всё должно так сойтись,
Чтоб за неё вдруг возникла потребность
Жизни кого-то другого лишить?
Этого я не могу осознать,
Это лишь праздный осадок досуга,
Ни на мгновенье в него я не верю,
Но ведь при этом готов был Сергея
Сам порешить за его показное
Пренебрежение словом научным,
Критику первых моих выступлений
Перед студентами после столь долгих
Лет перерыва. Но это лишь импульс,
Злит же другое – его аргументы
Так бесподобно нелепы, что мне
Нечем парировать их острие,
Слишком от правды они далеки,
Чтобы узреть очевидность их лжи.
Он посчитал же, что выиграл спор.
Впрочем, не важно, таких миллиарды,
Много я чести даю дураку,
Коль так подробно о нём размышляю.
Сам он – ничто, лишь приятные фразы
Кое-кому научился глаголить,
Кое пред кем власть имущим стелиться,
А на секунду займись он наукой,
Тотчас иллюзии знаний растаят,
Виден невежда за ширмою станет
Благообразия и благомыслия.
Лучше нет способа ложь устранить,
Чем разрешить ей своё говорить.
Данный, однако же, факт применить
Можно ко мне, ведь я столько оставил
Для предстоящего чтенья статей,
Что сомневаюсь в достатке уж знаний,
Необходимых для будущих лекций.
Их же на годы с лихвою достанет,
Копятся эти страницы с тех пор,
Как я решился опять обучать.
Только куда провалилось всё время?
В небытие, оказалось бесплодным.
Должно мне было вести подготовку,
Но размышлениям я предавался,
Мне дисциплина нужна и порядок.
Правда, студенту такой бы упрёк
Был назидателен, мне ж он позорен!
Сцена застарелого флирта
(квартира)
Олеся Вячеславовна
Как же, Семён наш Арнольдович, нынче
Вы поживаете, всё ли в порядке?
Ждали? Надеюсь приятно вам видеть
Раннюю гостью, как вас ей всегда.
Если, не ждали, уйду я тотчас,
Правда, хотелось бы мне обсудить
Кое-что важное с глазу на глаз.
Гринберг
Рад я, конечно, вас видеть сегодня,
И поживаю весьма хорошо.
Сносно здоровье, и даже получше
Стало, как голос я ваш услыхал.
Олеся Вячеславовна
Очень приятно, я, право, теряюсь.
Вот позабыла, что нужно сказать.
Стойте! Припомнила. Давеча с вами
Мы обсуждали превратность судеб,
Бывшего мужа я вспомнила вдруг,
Хоть и не видела множество лет.
Гринберг
Это, признаться, никак не припомню.
С вами мы много бесед провели,
Кое-что можно забыть преспокойно.
Олеся Вячеславовна
Это не важно, а важно другое.
Снова в моей появился он жизни,
Будто пророчеством был разговор.
Преподавателем в прежнем он вузе
Нынче работает, на факультете
Вместе с Серёжей. Слыхали о нём?
Гринберг
Даже не знаю, как имя его.
Олеся Вячеславовна
Прозоров Ваня, а отчество Павлович
Или Петрович. Мне стыдно, конечно,
Точно не помнить, какое оно.
Гринберг
Нет, ничего о таком не слыхал.
Где он работал? В каких должностях?
Олеся Вячеславовна
Вас я как раз таки намеревалась
Нынче об этом подробно спросить.
Часто он будет с Серёжей общаться,
Лучше нам знать, каковой он теперь,
Как повлияет на мальчика, чтобы
Вовремя смочь от него оградить.
Гринберг
Всякого мелочный сей лицемер
Сам в состоянье легко погубить.
Если б не память о друге и просьбы
Ваши, Олеся, я б пальцем ни разу
Не шевельнул для карьеры его.
Олеся Вячеславовна
Раните будто бы в самое сердце,
Мысли о будущем враз отобрав.
Гринберг
Я посоветовал вам бы, Олеся,
Дочь от Шатохина отгородить.
Олеся Вячеславовна
Это несбыточно, может, и поздно.
Гринберг
Жалко девчонку. А вы берегитесь,
Может случиться, как стало с Еленой,
Коя ни разу за множество лет
И не пришла на могилу Ларисы,
Ныне покойной супруги моей.
Олеся Вячеславовна
Вы с ней общаетесь?
Гринберг
Редко и мало.
Как развелась, появились проблемы,
Видно, она нас с супругой винила
В факте развода, но было иначе.
Брак нас её осчастливил, а после
Так же расстроил потом их развод.
Чтоб молодые в достатке пожили,
Мужу её мы карьеру пробили,
Он же, дурак, зарываться вдруг стал,
Пить, и с женой, и с коллегами драться,
Чем их совместную жизнь самолично
Сделал для дочери невыносимой.
Должен платить алименты Елене,
Платим же мы, чтоб держался далече.
Олеся Вячеславовна
Эту историю слышать печально.
Гринберг
Стало грустней после смерти Ларисы.
Если б не вы, мой почти бескорыстный
Друг, и не знаю, как справился с бытом.
Олеся Вячеславовна
Преувеличивать скромную помощь,
Что оказала я, право, не стоит.
Домохозяйку бы наняли, к сыну
Перебрались, наконец, за границу.
Гринберг
Я ему нужен? Пусть он предлагал,
Чувствую, здесь помирать мне придётся.
Только бы внуков ещё повидать…
Олеся Вячеславовна
Всё вы успеете. Я бы с Иваном
Тоже хотела увидеться вновь.
Гринберг
Всё-таки хочешь, чтоб справки навёл?
Это возможно, но, если работал
Он не в учебном
