отдать за то, от чего ты отказался!
Герман. От чего, мама?
Бабушка. Семья! Ненависть к евреям – это только про кровь и род. Раньше они ненавидели нас за то, что мы распяли Христа. Теперь они нас ненавидят за то, что мы евреи. Господи, пошли моим внукам пустыню!
Людвиг. Ну что ж!..
Поднимает бокал.
За родину для евреев. С Рождеством.
Сцена 2
Гретль сидит за маленьким письменным столом, читает записку, которую она только что распечатала. Она по-прежнему в пальто. Хильда впускает Ханну, которая пришла с улицы.
Гретль. Я только вошла и увидела твою записку. Мне так жаль, что тебе пришлось…
Ханна (одновременно с ней). Извини, я…
Гретль. Нет-нет, ты правильно сделала, что пришла. Я вся внимание – садись, Ханна. Хочешь чаю?
Ханна. Нет, ничего не хочу.
Гретль. Ну рассказывай, что случилось?
Ханна продолжает стоять. Нервничает.
Ханна. Я думала, все будет как полагается…
Гретль. Фриц?
Ханна (с досадой). Да-да, конечно, Фриц! Гретль, он был так… он был в таком прекрасном расположении духа, когда мы пили чай, так любезен, так хвалил мое платье, мою шляпу – он не мог быть более – ты понимаешь, что я имею в виду, правда?
Гретль. Он был очарователен.
Ханна. Да, очарователен. И искренен. Тебе тоже так показалось тогда. Нам ведь было так весело, правда? Я была уверена, что на следующий день он пришлет письмо, может быть, даже цветы.
Гретль. И…?
Ханна. Ничего! Он просто пропал, совсем пропал! И что мне теперь делать?
Гретль. Ох, Ханна. Мне очень жаль.
Ханна (со слезами в голосе). Я послала ему записку с благодарностью, и вот уже прошло больше недели, и в воскресенье я уезжаю домой.
Гретль. Мужчины!
Ханна. Я думаю, он просто не понял, что я на самом деле испытываю к нему, – у него такие прекрасные манеры, и он был такой забавный, когда читал с нами эти сцены, – с ним было так весело, понимаешь, он всегда такой – с кем угодно! Он просто не догадался, что я его люблю. Он решил, что я недотрога какая-то под стеклянным колпаком. В общем, я решила ему написать. Я уверена, что лучше все ему сказать прямо, и хочу, чтобы ты прочитала.
Ханна достает из сумки пачку исписанных листов и передает Гретль.
Гретль. Ах.
Ханна (взволнованно). Ты думаешь, слишком длинно?
Гретль. Он тебя недостоин.
Ханна. Да, слишком длинно.
Выхватывает из рук Гретль исписанные листы.
Я так и знала. Напишешь за меня? Может быть, он болен. Может быть, он пролежал все это время с температурой. Если бы я только могла разыскать Теодора!
Гретль. Кого?
Ханна (резко). Теодор! Его друг Теодор! Я каждый день ходила в кафе к Прессиму и сидела там в надежде, что Фриц или Теодор зайдут.
Гретль. Садись.
Гретль встает из-за письменного стола и уступает место Ханне. Кладет перед ней листок бумаги, перо и чернила.
(Диктует.) «Дорогой Фриц – восклицательный знак. Я уезжаю домой в воскресенье и думаю о самых приятных моментах своего пребывания в Вене, но ни один из них не может сравниться с нашим веселым чаепитием, так что еще раз спасибо, и если ваш полк отправят в Черновцы, я надеюсь, вы мне дадите знать. Ваш друг Ханна». Напиши свой адрес на обратной стороне. Конверт. Только его имя и «лично в руки». Я сделаю так, чтобы ему передали.
Ханна. Ох, Гретль. Лучше бы я тогда пошла одна и позволила ему снять с меня шляпу, пальто и все, что он еще захотел бы. Все было бы по-другому.
Гретль. Возможно. Но ты бы ему сейчас писала точно такое же письмо.
Сцена 3
Квартира Фрица. Фриц и Гретль только что закончили заниматься любовью. Фрицу под 30 лет. На ней его форменный китель.
Фриц. Я получил письмо от твоей жидовочки.
Гретль. Я за это отправлюсь в ад. Католический.
Фриц. Хочешь узнать, что она написала?
Гретль. «Спасибо, до свидания, дай знать, если будешь в Черновцах».
Фриц. Невероятно!
Гретль. Ты должен увидеться с ней до ее отъезда, Фриц. Переспи с ней.
Фриц. Не говори так.
Гретль. Может быть, если я тебя ей верну, это загладит мою вину за то, что я украла тебя у нее, – и меня не отправят в ад.
Фриц. Ты не веришь в ад.
Гретль. После того как согрешила, верю. Ты мой первый большой грех. Я больше не буду приходить сюда. По крайней мере, не буду жить в страхе, что меня увидят. Я не знаю, что со мной случилось.
Фриц. Я знаю, что случилось со мной. Не ты меня украла. Это я тебя украл.
Гретль. Да, украл. Я тебе не давала ни малейшего повода добиваться меня. Я вела себя безупречно. Ты вел себя непростительно. Если бы Ханна не была так невинна, она бы, конечно, заметила.
Фриц. Нечего было замечать! Я был корректен. Ты начала раздеваться. Да, раздеваться. Ты сняла перчатку с руки. Я не отреагировал. Я стал разливать чай, и наши руки коснулись друг друга на ручке чайника. Ты затянулась моей сигаретой. Я уже думал, что ты сейчас мне на колени сядешь. Та еще провожатая!
Гретль. Ничего себе! А кто усадил Ханну за рояль, чтобы пригласить провожатую на танец?
Фриц. Я вошел в роль. Кто предложил читать по ролям сцены из твоей непристойной книги? Та еще тетушка!
Гретль (уязвлена). Я ей не тетушка! Она мне… она невестка моей невестки. По-моему. Она младшая сестра мужа сестры Германа. Тетушка! Честное слово! Я слишком стара для тебя, это правда. Мы с Германом подходим друг другу, и я люблю его. Я пойду домой и покажу ему, что я его люблю!
Она начинает одеваться.
Фриц. Не одевайся. Покажи сначала мне.
Гретль. Нет. Я серьезно. Ты мой последний гой.
Фриц. Ты разве не любишь меня, Гретль?
Гретль. Я от тебя без ума, но любовь – это другое. Да это и к лучшему. К тому же мой портрет почти готов, и я не смогу больше исчезать из дома на полдня. Мы будем встречаться – на обедах, в салонах…
Фриц. На обедах? В салонах? Мы вращаемся в разных кругах. И в моем кругу твой муж никогда не станет своим, неважно, крещен он или нет.
Гретль. Тогда на концертах. В театре.
Фриц. Это там ты познакомилась с Германом?
Гретль. Нет, с ним я познакомилась на охоте принца Роттенберга.
Фриц. Правда? Герман настолько богат?
Гретль. Одевайся, Фриц, потому что тебе еще нужно найти мне кэб.
Фриц. Нужно быть Ротшильдом, чтобы туда попасть – если ты некрещеный.
Гретль. Я прошу тебя…
Фриц. Ты не можешь уйти – стемнеет еще только через час.
Он целует ее. Она вздыхает в нерешительности.
Еще есть время, чтобы попрощаться.
Гретль отталкивает его. Решается. Начинает срывать с себя одежду.
Сцена 4
Ночь. Герман сидит один, на нем белый фрак с белой бабочкой. На мольберте стоит портрет Гретль работы Густава
