Вера Васильевна. Я смотрела кино, как курица, профилем.
Желковская. В кинотеатре повторного фильма крутили вашего «Адмирала», он меня потащил, сидели на последнем ряду, и он заставлял меня закрывать один глаз.
Вера Васильевна. Ну и что?
Желковская. Что-что?
Вера Васильевна. Как тебе фильм?
Желковская. Никакого стереоэффекта!
Вера Васильевна. Точно!
Желковская. Хоть правый закрой, хоть левый.
Вера Васильевна. Хоть оба!
Желковская. Банан!
Вера Васильевна. Но я смотрела левым и делала вид, что пушка с экрана едет на меня. Ой, боюсь!..
Желковская. А я ему сразу сказала.
Вера Васильевна. Зря.
Желковская. Ну все же плоско! Плоско все!
Вера Васильевна. Нет, кое-что было.
Желковская. Почему вы в пальто?
Вера Васильевна. Ты тоже одета.
Желковская. Яс улицы. Расстегнитесь хотя бы. Здесь тепло. Шляпку-то можно снять.
Вера Васильевна. Ты хочешь сказать, что она мне не идет?
Желковская. Идет, почему же.
Вера Васильевна. А тебе надо носить косынки. Повязала на голову и пошла. У меня есть подруга, она косынки расписывает. Я тебе одну подарю — уникальную. Тоже дочка учительницы.
Желковская. Тоже литературы?
Вера Васильевна. Нет, пани Желковская, химии. У нее что-то с вестибулярным аппаратом. С детства. Она ни на чем ездить не может — ни на поезде, ни на автомобиле… Когда по телевизору море показывают, она сидит в своем кресле и нюхает соленую воду с йодом.
Желковская. «Белеет парус одинокий в тумане моря голубом…»
Вера Васильевна. Вот я к ней и перееду. Где что на кухне ты знаешь. Кран на ночь надо завязывать тряпкой. Он иногда начинает течь сам по себе и может разбудить. Тряпкой обмотать — и конец в раковину. Вода бесшумно стекает вниз. У вас будет своя квартира.
Желковская. Я ничего не понимаю, что вы мне тут говорите.
Вера Васильевна. Вот мой чемодан. Я его уложила с утра. Только, решила, рубашки поглажу… Мне там будет хорошо.
Желковская идет к себе в комнату и сразу же появляется оттуда с чемоданом. Ставит его рядом с чемоданом Веры Васильевны.
Некоторое время на сцене тишина.
Вера Васильевна. Тебе опять смешно?
Желковская. «Молодая одинокая женщина снимет квартиру на длительный срок. Лет на шесть, на семь». Мне больше не нужно.
Вера Васильевна. Я тебе ее сдаю. Я сдаю тебе ее, понимаешь. На сто лет!
Желковская. Мне она не подходит. Мне нужна неудобная однокомнатная, с совмещенным санузлом, без холла и балкона, с маленькой кухней. Чтобы второй человек в ней просто не помещался.
Вера Васильевна. Но мы не можем уйти сразу обе. У него нет ключа.
Желковская. Положим под коврик.
Вера Васильевна. Это опасно. Сейчас по подъездам ходят разные люди и заглядывают под коврик.
Желковская. Можно оставить у соседей.
Вера Васильевна. Ты знаешь, там большое профессорское жилище, библиотека шикарная от родителей осталась — «Брокгауз и Ефрон», «История государства Российского», Мережковский… Вот, говорят, если быть все время среди молодежи, сам молодеешь. А нет! Ты же все время видишь разницу — твое лицо и их лица, фигура, походка, голос… Не жизнь, а сплошная диаграмма. А с ровесниками легко. Стареем вместе! Нога в ногу! Миллиметр в миллиметр! У тебя морщина — у меня морщина, у тебя хондроз — у меня склероз, у тебя инфаркт — и у меня тоже что-нибудь веселенькое… Но мы помним друг друга молодыми и до самой смерти называем себя девочками. Вот и будет у нас детский сад! Ты что, против?
Желковская. Нет.
Вера Васильевна. Я уже в пальто. Мой чемодан ближе к двери. Я машину заказала. Номер 28–03. Остаешься?
Желковская. Да.
Вера Васильевна. Вот и хорошо. Я исчезаю. (Подхватывает свой чемодан, идет к двери.)
Желковская. Вы мне обещали косынку подарить.
Вера Васильевна. А, да! Расписана по рисунку Шагала. Мама одно время жила в Витебске и знала их всех. Только мне надо ее найти… У тебя одной такая будет. Но условие — не держи ее в шкафу. Повязала на голову и иди. Поняла?
Желковская. Да. Теперь я буду носить только косынки.
Вера Васильевна. Молодец! (Оставив свой чемодан у порога, идет в свою комнату.)
Желковская быстро пишет что-то на листе бумаги, через который Вера Васильевна гладила рубашки, сворачивает листок и кладет его возле чашки. Затем встает, берет свой чемодан и быстро выходит из квартиры.
Некоторое время сцена пуста. Из своей комнаты выходит Вера Васильевна. В руках у нее косынка. Вера Васильевна видит, что в комнате никого нет. Опускается на стул.
Вера дура. (Сидит с косынкой в руке.)
Звонок в дверь. Вера Васильевна еще немного посидела и пошла открывать. Это Евгений. С большой коробкой в руках. Ставит коробку у двери.
Чаю хочешь?
Евгений. Нет, я поел.
Они одновременно снимают пальто и вешают их на вешалку.
Вера Васильевна. Сейчас по-быстрому что-нибудь приготовлю.
Евгений. Пить хочется.
Вера Васильевна. Посиди.
Евгений. Я ноги вытер.
Проходят на кухню. Садятся у стола.
Целый день на ногах.
Вера Васильевна. Записка. Тебе. Евгений. Ушла?
Вера Васильевна. Вышла.
Евгений. Ушла.
Вера Васильевна. Да.
Евгений. Я знаю.
Вера Васильевна. Откуда?
Евгений. Я знал. (Берет в руки записку. Разворачивает.) Пора очки выписывать. Дальнозоркость.
Вера Васильевна. Попробуй мои.
Евгений. Я уже прочел.
Вера Васильевна. Обязательно выпиши очки. Не затягивай.
Евгений. Что за книга?
Вера Васильевна. Тоже тебе.
Евгений. «Восемьдесят лет боевой и мирной жизни 20–й артиллерийской бригады».
Вера Васильевна. «Появится Евгений, передай».
Евгений. Библиографическая редкость.
Вера Васильевна. Тысяча восемьсот восемьдесят шестой год.
Евгений. У меня появилась возможность переплетать книги.
Вера Васильевна. Эту не надо.
Евгений. Почему?
Вера Васильевна. Старые книги нельзя переплетать. Исчезнет аромат времени.
Евгений (читает записку). «Я превратилась в чашку. Можешь попить из меня чайку».
Вера Васильевна встает.
Ты куда?
Вера Васильевна. Воду греть поставлю.
Евгений. На что купился! Фу, болван! На молоденькую клюнул. На дешевенький крючок попался! И что я в ней нашел? Пустота! Одна оболочка. Фуфло! Какая глупость!.. У нее в жилах не кровь, а пепси — кола, температура плюс четыре градуса. Фашистка!..
Вера Васильевна. Не смей!
Евгений. Нет, надо им нос натянуть! Нос натянуть! Все они такие. И мой сын. Напускают философии, а сами пыли не стоят.
Вера Васильевна. Замолчи!
Евгений. А тебе что?
Вера Васильевна. Не смей говорить о ней плохо! Ты ее любил.
Евгений. Я ее любил?! Я ее… знаешь, как это называется?
Вера Васильевна. Я кину в тебя чашкой.
Евгений. Давай, давай! Эту чашку надо разбить о мою голову.
Вера Васильевна. Ты ее не достоин!
Евгений. Чего ты ее защищаешь? Она же над тобой смеялась!
Вера Васильевна. И правильно делала. Она естественный человек. Ей смешно — она смеется. А ты старик. Старик! Понял? Ты же старше меня. Мама моя в восемьдесят четыре года зарядку делала. В день смерти она с утра выполнила несколько упражнений. Ты почему зарядку не делаешь? Ногами шаркаешь, плечи сутулые… И не смей мне книгу переплетать! Слышишь! Не смей! На ней пыль времени! Только идиоту может прийти в голову переплести такую книгу! Да ты у меня ее и не получишь! Сожгу, завещание нарушу!.. Шаркай отсюда! Тюфяк сутулый.
Евгений. А неплохая чашечка. Пожалуй, я заберу ее с собой. Сюда стакана два влезет.
Вера Васильевна. С половиной.
Евгений. Я решил вернуться к жене.
Вера Васильевна. В эту чашку влезает два с половиной стакана.
Евгений. Она моя ровесница. С ней поговорить можно.
