Лаврухин (оглядев комнату). Да, неудачно получилось с приездом. Скажи ей, что помню, что… Словом, не забыл. Ну, все. Прощайте, Настасья Владимировна.
Тетя Тася (только сейчас поняла, что он уезжает). Как? Уже? Что ты, Миша! Дождись Ольгу, так же нельзя. Это непорядочно.
Лаврухин. Очень с вами согласен. (Целует ее.) Прощайте, время вышло. (Идет к двери.)
Бочкин. Прощайте, граждане москвичи! А селедочка у вас была самых чистых кровей. Благодарствую.
Тетя Тася (помолчав). Какой он странный человек – Миша. Пил чай стоя. Не мог дождаться Ольги. Все-таки мне не по душе все эти эскапады. Во всем должна быть мера.
Нина. Ну что вы говорите такое, тетя!
Тетя Тася. Хорошо, однако, что они выпили чаю: на улице ужасающий мороз. (Уходит в кухню.)
В комнату с улицы вбегает Ольга.
Ольга. Миша здесь? Мне соседи сказали. (Сбрасывает платок с головы.) Где же он?
Пауза.
Нина. Уехал.
Ольга. На какой вокзал? (Снова закутывается в платок.) Я найду его.
Нина. Он уехал на грузовике, прямо на фронт. Они пили чай. (Берет стакан в руки.) Видишь, он еще теплый.
Ольга (опускается на стул). Я была в госпитале. Что он говорил?
Нина. Не помню. Его товарищ все время кашлял, и они стоя пили чай, а потом Миша сказал, что помнит тебя, но дело не в словах – он это так сказал!
Тетя Тася (входит в пальто, закутанная в платок). На кухню только что явился водопроводчик, Он объявил, что немцы в пятидесяти километрах от города. (Пауза.) Десять часов, тебе пора в училище. Как следует укутай горло, у тебя сегодня постановка голоса. Ты плачешь? (Всматривается.) Ольга? Ты вернулась. (Горестно.) Он только что уехал.
Долгое молчание. Нина встает, идет к вешалке и молча одевается.
Я хочу стоять в очереди и получить макароны. В конце концов, мы можем сделать запеканку. (Подходит к Ольге). Не надо огорчаться, мой друг. Миша вернется, а немцы проиграют войну. Они всегда их проигрывают.
Нина молча целует Ольгу и уходит с тетей Тасей. Ольга прохаживается по комнатам, заметила отсутствие фотографии, улыбается как-то невесело. В дверь стучат. Входит Ведерников. Он небрит, у него усталый, неопрятный вид. В руках чемодан и старый мешок.
Ведерников. Вот, я принес к вам свое имущество. На мою жилплощадь упала бомба. Смешная фраза, не правда ли? Я придумал ее, когда шел к вам. (Показывая на вещи.) Остатки имущества. Остальное… (Свистит.) Хорошо, что Люська уехала, не хотела ведь. «Кто, говорит, о тебе заботиться будет» А ведь вот, позаботились. (Подходит к столу, смотрит на хлеб.) Хлебушка, хлебушка. (Пристально глядит на Ольгу и вдруг очень тихо говорит.) Простите меня, Оля, я, кажется, нездоров.
Ольга (кладет руку на его лоб). У вас жар.
Ведерников. Неделю назад лабораторию эвакуировали, и я остался один. Мне дорог каждый час, еще несколько дней, несколько опытов. (Лихорадочно.) Но у меня нет крыс. Третьего дня я украл у соседей кошку, а вчера мне не повезло и сегодня тоже! Все домашние животные уехали в Ташкент! А я, кажется, очень давно ничего не ел. (3адыхаясь.) Слушайте, я скажу все. Препарат против сепсиса и раневых инфекций! Ведь накладывание химических антисептиков на гноящиеся раны почти не приносит пользы. Уничтожение микробов в ране возможно только при помощи вещества, обладающего щадящим действием, вещества, которое убивает микробов, не повреждая клеток человеческого тела. Понятно или нет? Я бы спас жизнь десяткам тысяч наших бойцов. (Бьют часы.) Стойте, мне пора. Я пойду домой.
Ольга. Но вам теперь некуда идти.
Ведерников. Разве? (Смотрит на свои вещи.) Верно. (Свистит.) Я хочу пить.
Ольга. У нас был чай. Подождите, я посмотрю на кухне. (Уходит.)
По радио слышится сирена. Спокойный голос диктора говорит: «Граждане, воздушная тревога!»
Ведерников (тихо). Люсенька, Люсенька, жизнь моя. Пожалей меня. Второй месяц я не ем и не сплю. Сотни тысяч солдат умерли, не дождавшись, я должен был им помочь. Но время, время! Еще немножко, совсем немножко. (Медленно валится на пол.)
Входит Ольга, видит Ведерникова на полу, подбегает к нему.
Ольга. Шура! Шура, родной.
Ведерников (цепляясь за нее руками). Крыс, достаньте мне крыс. Вы должны достать мне крыс.
Тетя Тася (входя). Ольга? Это ты? Что случилось? Кто это лежит на полу?
Ольга (хлопочет над Ведерниковым). Шура.
Тетя Тася. Что с ним?
Ольга (расстегивая ему ворот). Кажется, тиф.
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ. ОТЪЕЗД.
Май 1942 года.
Та же комната. Окна в сад раскрыты настежь. Жаркий день идет к концу. У окна стоит Нина и смотрит в сад. С улицы входит Ольга, в руках у нее несколько свертков. Она, видимо, торопилась.
Ольга. Здравствуй. А я задержалась. Шура дома?
Нина (усмехнулась.) Смешно звучит этот вопрос: «Шура дома?» (Резко.) Разве здесь его дом?
Ольга (устало). Не стоит об этом.
Нина. Как он умеет мучить окружающих, этот человек! За три месяца болезни он даже смерть свою замучил, и она отступила от него!
Ольга. Замолчи. Сама же ревела, когда он умирал, и, казалось, не было никакой надежды.
Нина. Конечно, я жалела его. После тифа заболеть воспалением легких, да еще в такой тяжелой форме! Но ведь ты выходила его, и теперь он здоров! (С ожесточением.) Сегодня восьмое мая, он живет у нас пять месяцев! Ходит в свою лабораторию, а вы с тетей кормите его, поите, стираете белье. Он живет в Мишиной комнате! (Бросается к Ольге, обнимает ее.) Оля, Оленька, милая моя, ты меня воспитала, и я во всем верила тебе. А сейчас? Ведь я все вижу! Как ты можешь равнять его с Мишей? Даже в мыслях! Он жалкий лгунишка, хвастун, устроился в тылу и врет всем, что изобретает что-то. А ты его слушаешь, все свои свободные минуты проводишь с ним, ты всех ради него забыла! И это в то время, когда Миша там.
Ольга. Нина.
Нина. Нет. Если бы была жива мама, она бы сказала тебе, что ты поступаешь нечестно, в нашей семье никто не поступал так!
Ольга. Нина, я начала говорить, но ты не стала слушать. Сегодня утром я получила назначение в армию и через несколько часов я уезжаю в Лозовую.
Нина. Погоди. Но ведь тебя хотели оставить в госпитале, при клинике?
Ольга. Мало ли что хотели! А я вот взяла и по-другому решила.
Нина. Оленька.
Ольга. А за Шуру не брани меня, слышишь? Да, я, кажется, очень люблю его. Я знаю – он непутевый, вздорный, слабый, и я подумала: пусть моя любовь поможет ему стать другим.
Пауза.
Нина. Милая, милая, прости. Ну не гляди на меня так, я твоя сестра, друг, слышишь? Но если, если ты действительно любишь, у тебя должно хватить характера оставить его.
Ольга. Да, да. Только бы он задержался, и я бы уехала, не прощаясь. Он не должен знать, понимаешь?!
Тетя Тася (входя). Ты пришла, Ольга? Возможен вариант, что сегодня я сделаю суп с клецками.
Нина. Тетечка, Ольга уезжает, на фронт.
Тетя Тася. Ах вот как? (У нее дрогнул голос.) Ну что же. Ты врач, и безусловно твое место там, на полях сражений. В конце концов, ты из военной семьи, и я нахожу, что тебе повезло. Ты могла бы попасть бог весть в какой заштатный госпиталь, а теперь едешь в действующую армию, то есть в места, где непосредственно решаются судьбы России.
Нина. Оля уезжает сегодня, тетя, через час.
Тетя Тася. Да? (Не сразу.) Ну что ж, и в этом есть своя логика. Чем скорее, тем лучше, не правда ли? Жаль вот только, что ты не сможешь быть в субботу у Нины на выпускном спектакле. Правда, Нина?
Нина. Да.
Ольга. Уже поздно, я пойду собирать вещи.
Ольга и Нина уходят в соседнюю комнату. Тетя Тася улыбается, вынимает носовой платок, вытирает слезы.
С улицы входят Ведерников и Павлик в военно-морской форме, поздоровел, отлично выглядит.
Ведерников. Настасья Владимировна, полюбуйтесь, кого я вам привел.
Павлик подходит к тете Тасе, та берет его голову, и, узнав, целует.
Тетя Тася. Павлушенька!
Ведерников. Героическая личность. Прилетел из осажденного Севастополя и через два дня собирается обратно.
