Полностью исключена последняя сцена (явл. VII), в которой Кистунов и Хирин ссорились после ухода депутации и начинали гоняться друг за другом, чем ранее и заканчивался водевиль. Ряд реплик Кистунова перенесен при этом в другие места пьесы.
Мерчуткина, ранее уходившая сразу после юбилейной речи акционера, теперь оставлена на сцене до конца пьесы. По всему тексту ее роли сделаны сокращения и сняты многие реплики. В роли Шипучина во многих местах добавлена привычка говорить: «Не будь я Шипучин!» В речи Хирина исключены ругательства, адресованные Мерчуткиной: «старая ведьма», «шельма» и т. п.
Текст пьесы во многих местах дополнен авторскими репликами, определявшими сценическое поведение персонажей: «плача», «тихо», «посмотрев на часы», «обмахивается платком» и т. д.
2
«Юбилей» был поставлен в московском Обществе искусства и литературы 28 ноября 1900 г. в программе «Чеховского вечера» (см. примечания к «Свадьбе»*). По мнению рецензента, в пьесе изображены «совершенно неестественные люди, неестественное положение». В рецензии говорилось: «Странная пиеса кончается тем, что директор показывает бухгалтеру кукиш, а тот рвет на куски книги и доклад, бросая смятые листы в лицо директору» («Чеховский вечер». — «Московские ведомости», 1900, 1 декабря, № 332, отд. Театр и музыка. Подпись: А.). Указанная здесь сцена, имевшаяся только в первоначальной редакции пьесы (явл. VII), впоследствии была Чеховым исключена.
16 июня 1902 г. водевиль сыгран в Павловском театре под Петербургом на гастролях императорской русской драматической труппы под руководством М. Е. Евгеньева, который с просьбой разрешить эту постановку обращался к Чехову еще 25 апреля 1902 г. (ГБЛ).
После удачного гастрольного спектакля было решено включить «Юбилей» также в основной репертуар Александринского театра. Управляющий труппой П. П. Гнедич писал Чехову 3 августа 1902 г.: «Не позволите ли вы поставить ваш „Юбилей“? Я поручу Санину — бывшему режиссеру у Станиславского — присмотреть за чистоплотностью постановки. Если да, — черкните мне в Петербург…» (ГБЛ). 19 августа Чехов ответил согласием.
11 декабря 1902 г. С.-Петербургская контора императорских театров выслала Чехову составленное 15 ноября того же года Условие о предоставлении театру исключительного права на постановку «Юбилея» в течение двух лет (хранится в ЦГИА). 22 декабря Чехов известил Гнедича, что бумаги уже «подписал и возвратил». Тут же он выражал сомнение в успехе пьесы у публики: «„Свадьба“ еще туда-сюда, быть может, и пройдет нескучно, насчет же „Юбилея“ позволительно будет усумниться». О своих опасениях он писал также О. Л. Книппер-Чеховой 20 января 1903 г.: «Опять будут говорить, что это новая пьеса, и злорадствовать».
На сцене Александринского театра «Юбилей» был поставлен 1 мая 1903 г. в бенефис вторых режиссеров и суфлеров драматической труппы. В пьесе участвовали: Г. Г. Ге (Шипучин), М. А. Потоцкая (Татьяна Алексеевна), К. А. Варламов (Хирин), Е. И. Левкеева (Мерчуткина). По воспоминаниям Гнедича, часть публики на премьере «негодовала», в партере раздавались даже возгласы: «Можно ли ставить на образцовой сцене такой балаган!» (П. Гнедич. Книга жизни. Воспоминания. 1855–1918. Л., 1929, стр. 178; первоначально — «Исторический вестник», 1911, № 1, стр. 63).
Однако в письме к Чехову от 2 мая 1903 г. Гнедич отмечал несомненный успех пьесы: «Ваши опасения касательно „Юбилея“ не оправдались. Это была не пьеса, а сплошное щекотанье под мышками. Прилагаю вам оправдательные документы и жму руку вашу» (ГБЛ). «Оправдательными документами» служили вклеенные в письмо вырезки из неназванных рецензий. В одной из них, автором которой являлся Н. А. Россовский, говорилось, что хотя «Юбилей» — «пьеса-карикатура» и все, что в ней происходит, «в жизни не бывает», все же водевиль имел успех и «шел под несмолкаемый хохот публики» (Н. Р-ский. Александринский театр. — «Петербургский листок», 1903, 2 мая, № 118, отд. Театральный курьер). В другой рецензии, принадлежавшей А. А. Измайлову, отмечалось, что пьеса прошла «при невероятном хохоте»: «Стон стоял в театре во время энергичного объяснения г. Варламова с г-жой Левкеевой. В ложах и в галерее, по-видимому, уже не смеялись, а просто катались со смеху. За юмористически-карикатурными разводами на чисто реальном фоне, которые так удаются Чехову в сценических вещицах, рассчитанных на комизм, нельзя было в самом деле следить без улыбки» (Смоленский. Александринский театр. Бенефис вторых режиссеров и суфлеров русской драматической труппы. — «Биржевые ведомости», 1903, 2 мая, № 215, отд. Театр).
Рецензент «Нового времени» тоже отметил несомненный успех «Юбилея»: «Мы давно не помним такого хохота, какой стоял в театре во время представления этой пьесы» («В пользу больного товарища». — «Новое время», 1903, 2 мая, № 9754, отд. Театр и музыка).
Однако А. Р. Кугель в своих отзывах на тот же спектакль подошел к оценке водевиля более сурово. В первой рецензии говорилось: «…относительно поставленной в первый раз сценки Чехова „Юбилей“ приходится удивляться грубоватому комизму талантливого автора, переделавшего в сценку значительную часть своего старого и довольно натянутого рассказа» (Homo novus. Александринский театр. — «Петербургская газета», 1903, 2 мая, № 118, отд. Театральное эхо). В другом отзыве он же отмечал: «„Юбилей“ А. Чехова — решительно неудачная, грубовато сколоченная сцена <…> Грубая водевильная сцена грубо-водевильно разыгрывается гг. Варламовым, Ге, г-жами Потоцкой и Левкеевой. Выходит что-то плоское и натянутое» (H. nov. Александринский театр. — «Театр и искусство», 1903, № 19 от 4 мая, стр. 389–390, отд. Хроника театра и искусств).
17 декабря 1903 г. премьера «Юбилея» состоялась в Херсоне в исполнении труппы «Товарищества новой драмы» под управлением В. Э. Мейерхольда с участием Н. А. Будкевич, О. П. Нарбековой, И. Н. Певцова и В. А. Рокотова («Юг», 1903, 17 декабря, № 1655).
Стр. 205. Какой Гамбетта, подумаешь… — Французский государственный деятель Л.-М. амбетта (1838–1882) получил широкую известность как блестящий политический оратор.
Стр. 208. …с женщинами держите себя, как какой-нибудь Джэк. — В 1890 г. газеты пестрили сообщениями из Англии о преступнике-маньяке («Джек-потрошитель»), охотившемся за женщинами и зверски убивавшем их.
Стр. 210. …ватерпруф — женский плащ из легкой водонепроницаемой ткани (англ. waterproof).
Стр. 211. Онегин, я скрывать не стану, безумно я люблю Татьяну!.. — Из арии князя Гремина в опере П. И. Чайковского «Евгений Онегин» (д. III, карт. 1); либретто П. И. Чайковского и К. С. Шиловского.
Стр. 213. …в пробирную палатку. — В России до 1896 г. в этом учреждении производилось наложение пробы, то есть клеймение золотых и серебряных изделий.
Стр. 215. …фуляровое платье… — из недорогой легкой шелковой ткани.
Стр. 220. …шли два приятеля вечернею порой… — Из басни И. А. Крылова «Прохожие и собаки».
Не говори, что молодость сгубила… — «Цыганский» романс Я. Ф. Пригожего на слова стихотворения Н. А. Некрасова «Тяжелый крест достался ей на долю…» (1856).
НОЧЬ ПЕРЕД СУДОМ
Впервые — «Слово». Сборник второй. Под ред. М. П. Чеховой. Книгоиздательство писателей в Москве, 1914, стр. 37–46.
Сохранился черновой автограф с авторской правкой (ЦГАЛИ).
Печатается по тексту рукописи.
Судя по почерку, пьеса написана в начале 1890-х гг.
В ее основу положен рассказ 1886 г. с тем же заглавием.
При переработке рассказа в пьесу усилена вина подсудимого Зайцева: теперь он привлекался к суду не просто за двоеженство и нанесение побоев, а за двоеженство, подделку завещания и покушение на убийство. Значительно расширена сцена «врачебного» обследования Зиночки и пошлого ухаживания за ней Зайцева. При этом подчеркнуто, что Зиночка сама является опытной кокеткой и не прочь наставить супругу рога.
В тексте рукописи отсутствует имевшаяся в рассказе сцена прощания Зайцева на следующее утро с новыми знакомыми и упоминание о плате ему за «честный труд». Нет в пьесе также развязки — сцены в судебном заседании, когда Зайцев неожиданно узнавал в прокуроре обманутого им супруга Зиночки.
Видимо, пьеса осталась незавершенной. На это указывает также черновой вид рукописи, сокращения слов в тексте, отсутствие в конце обозначения «Занавес», которое всегда проставлялось Чеховым в рукописях законченных пьес.
В 1914 г. пьеса была представлена в машинописной копии в драматическую цензуру (вероятно, М. П. Чеховой) и 24 марта 1914 г. разрешена к представлению на сценах (ЛГТБ).
