подходит к левой.
Ботвиник (откашлявшись, неуверенно): «Отверз я уста мои, дабы отвечать моей Ба на сказанное ей…»
Доктор (шепотом): Громче, громче, господин Ботвиник… Вы же актер, да к тому же еще и первоклассный… Уж сделайте такое одолжение!
Ботвиник (сквозь зубы): Вот и играли бы сами, если вы все так хорошо знаете.
Доктор: Ах, господин Ботвиник, господин Ботвиник… Встаньте сюда… Сюда. (Схватив Ботвиника за руку, отводит его еще ближе к правой кулисе). А теперь соберитесь и начинайте… И не забывайте, что вы потрясены и еще плохо понимаете, что происходит…В конце концов, у вас только что погибла в озере вся семья, и вот вы выходите вперед и проклинаете весь этот мир, готовясь уйти из этой нелепой жизни… (Отступает в тень). Ну, давайте же, давайте же, господин Ботвиник, покажите всем нам, что такое настоящее искусство!
Ботвиник (откашлявшись, начинает читать): «Отверз я уста мои, чтобы отвечать моей Ба на сказанное ею. Это больше меня сегодня. Моя Ба не говорит со мной. Не слишком ли это? Не стало ли это подобно тому, как если бы кто-нибудь презирал меня перед всеми? Пусть не отдаляется Ба моя далеко, чтобы она всегда могла заботиться обо мне. Разве была она виновна в том, что иногда удаляется от меня, словно лодка, плывущая по течению? Разве случалось прежде, чтобы покидала она меня в день печали? А вот теперь противится мне Ба моя, но не слушаю я ее, стремясь к смерти прежде, чем разгорится огонь для самосожжения… Приближается она ко мне в день печали, вставая к той далекой стороне, как делают это плакальщики, чтобы привести себя к далекому Западу… Что сказать мне, что я знаю лучше прочего? Должно быть то, что Ба моя не способна облегчить боль этой жизни. И хоть и неспособна она на это, однако удерживает меня от смерти, предостерегает от могилы, наставляет не думать о смерти. Я же прошу о другом. Сделай сладким для меня Запад, вот что ищу я. Трудно ли это? Разве не эта жизнь проходит быстро, не успеешь и оглянуться, как приходит твой час? Посмотри, вот деревья, даже они падают. Вот и друзья твои, сегодня они хохочут, а завтра упадут, как эти деревья. Попри же зло! Прекрати мое страдание! Да судит меня великий Тот, умиротворяющий богов. Защищает меня Хонсу, писец правдивый. Пусть слушает Ра речи мои, кормчий солнечной Барки. Защищает меня Исдес в чертоге святом. Ибо несчастие мое столь тяжело, что зачтется мне это на суде, которого не избежит ни один смертный».
Короткая пауза. Доктор с радостным выражением лица пробегает по сцене, жестом подбадривая играющих.
Ба (выступая вперед): «Сказала мне Ба моя: человек ли ты?.. Поистине, ты же живой! Но что в итоге?.. Заботишься ты о жизни, подобно богатому властителю, а она не делает тебя счастливым, а только множит твои страдания и скорби и делает еще больше несчастным среди твоих счастливых друзей».
Ботвиник: «Сказал я ей: «Все равно уйду я туда, где земля соединяется с небом, потому что скоро никто не позаботится о тебе. Любой преступник скажет: «Возьму я тебя». Следует успокоиться и стать мертвым, позабыв имя свое живое. Там найдется место, где отдохнуть, потому что жизнь на Западе притягательна для сердца. Если бы слушала меня Ба, сестра моя, то согласилась бы она со мной и была бы счастлива после смерти. Я дал бы ей достигнуть Запада, подобно тому, кто в своей пирамиде, около погребения своего вкушает чистую воду. Сделал бы я убежище для тела твоего, чтобы завидовала бы тебе другой Ба, проходя мимо, уставший и одинокий. Сделаю я убежище, чтобы не было тебе слишком холодно, и чтобы завидовала тебе другая Ба, не знающая, что такое горячо. Пью я воду из источника, поднимаю растение Шуи, чтобы завидовал тебе другой Ба, остающийся голодным. Если же удержишь ты меня от смерти, то таким образом, не найти тебе будет места успокоения на Западе. Лучше будь согласна, Ба моя, сестра моя, с тем, что обязательно произойдет, так что моя наследница будет приносить жертвы и стоять у могилы в день погребения, приготовив ложе для Некрополя». (Отступает в тень)
Короткая пауза в продолжение которой Ба выходит из тени и останавливается возле правой кулисы
Ба: «Но вот, Ба моя отверзла уста свои, чтобы отвечать мне на сказанное мной и сказала: «Если вспомнишь погребение, огорчено сердце этим. Это воспоминание вызывает слезы, это делает человека несчастным и одиноким, забирает его из дома и гонит, не разбирая дороги, куда глядят его глаза. Так говорит эта память – никогда не выйдешь ты наверх, чтобы увидеть солнце. Никогда не увидишь, как взойдет над разлившимся Нилом ночное божество, которое лучше не упоминать. Никогда больше счастье не коснется твоего лба, а горячая похлебка с сыром не для тебя. Люди, строившие из гранита, построившие залы в пирамидах прекрасных с превосходной работой, когда стали богами, так же мечтали вернуться, как и последний бедняк, не имеющий, где преклонить голову. Поэтому послушай меня, ибо действительно хорошо слушать для людей, что говорю я тебе. Проводи хороший день, не заботься о будущем, потому что оно само позаботится о тебе, когда сочтет нужным, и пусть ночь твоя будет наполнена наслаждением, так, чтобы тебе завидовали звезды».
Доктор (выбегая на сцену): Перерыв!.. Перерыв!.. Перерыв!.. (Звенит в стоящий на столе колокольчик).
Ботвиник: Только я разыгрался…
Ба: (кокетливо, Доктору): И как я тебе, милый?
Доктор: Умопомрачительно… В смысле, многообещающе. (Быстро сажает подошедшую Ба к себе на колени и привычно щиплет ее).
Ба: Ай!.. Господин Доктор…
Доктор: Просто замечательно… Не правда ли, господин Ботвиник?..
А какое чувство сцены!
Ботвиник: Я лучше помолчу…
Ба: Видишь, какой он грубиян. (В сторону Ботвиника). Фу, господин Ботвиник!
Доктор: Ну, будет, будет вам… А вы, господин актер, могли бы по случаю спектакля быть сегодня немного повежливее.
Ботвиник: Даже и не подумаю. Тем более что от этого вашего спектакля мне что-то нехорошо. (Опускается в кресло)… Такое чувство, словно тебя спеленали, и ты не можешь пошевелить даже мизинцем.
Доктор: Это пройдет, господин Ботвиник. Стоит вам только ступить на подмостки, как, я уверен, они снова вернут вас к жизни.
Ботвиник: Такое чувство, словно где-то открывают старую заржавленную дверь, которую не открывали уже сто лет. А за этой дверью притаился какой-нибудь отвратительный кошмар, не имеющий даже имени.
Ба: Между прочим, насчет кошмаров. Когда я была маленькой, мама водила меня в Ботанический сад. И однажды, когда мы пришли туда, мама оторвала от одного куста маленький листик, пожевала его и сразу умерла. А кустик оказался ядовитым
