Лазарев. Представьте себе, с удовольствием бы отдал, но и в этом смысла не вижу. А делать что бы то ни было без смысла – органически не способен.
Ершов. Сто тысяч. Да я бы… (Машет рукой.)
Входят Сергей Прокопенко, Николай Прокопенко и Сниткин. Шумно здороваются.
Сергей Прокопенко. Господа, и вы ничего… Как будто бы не случилось ничего особенного…
Лазарев. А что нам делать?
Сергей Прокопенко. Безумствовать. Раскрыть объятия для новой грядущей жизни…
Николай Прокопенко. Заткнись на время, пока (передразнивает Вассо) «не лёпнули наши перепонки».
Ершов. Да-с, Сергей Борисович, вот и чудо свершилось… да-с.
Сергей Прокопенко (быстро оборачивается к Лидии Валерьяновне). Лидия Валерьяновна, разве я не прав, что вы всё можете, всё, что захотите?
Лидия Валерьяновна (очень сухо). Я уже несколько раз говорила и ещё раз повторяю, что я совершенно здесь не при чём: Иван Трофимович достал деньги у знакомого…
Сергей Прокопенко. Ну, всё равно…
Ершов. Хы, хы, хы… Значит, Иван Трофимович чудо-то совершил…
Сергей Прокопенко. Теперь наступает время, когда всё, о чём мы мечтали, на что надеялись, чем жили, должно наконец осуществиться. (Встаёт в позу.) И мы покажем, что наши идеалы не пустое фразёрство, что в груди истинной интеллигенции горит священное пламя, и мы понесём это пламя вперёд по пути прогресса. Вот она – заря новой жизни, о которой я говорил. Я верю, что не пройдёт и двух-трёх лет, как наши грандиозные планы, наши несбыточные мечты сбудутся, и вся русская жизнь…
Татьяна Павловна. Прокопенко, вы дали слово не кричать.
Сергей Прокопенко (другим тоном). Я не кричу, Татьяна Павловна, я говорю только, что жизнь совершенно изменит своё русло, что мы стоим у порога самых неожиданных, захватывающих событий.
Николай Прокопенко. Ну и великолепно. И успокойся… Считай за мной двугривенный.
Сниткин. Действительно, собственно говоря, переворот, так сказать, полнейший.
Николай Прокопенко. Да-с. Даже сам автор повести об умной Кате и глупых родителях ожил – это не шутка.
Входит Вассо. На нём пальто и шапка, в руках несколько бутылок.
Вассо. Гдэ напиваться будем? Здэсь ли, в столовой ли?..
Николай Прокопенко. Натурально, в столовой.
Сниткин. Собственно говоря, здесь просторней.
Сергей Прокопенко. Господа, знаете что? Пировать – так пировать! Перенесём сюда из столовой стол. Составим на него с окон цветы. Постелем белую скатерть…
Татьяна Павловна. Вздор. И там хорошо. (К Вассо.) В столовую.
Вассо уходит.
Сергей Прокопенко (печально). Почему, Татьяна Павловна? Так бы славно здесь…
Николай Прокопенко. Не унывай, Серёжка, в столовой резонанс лучше.
Сергей Прокопенко. Или, знаете что, господа, пойдёмте за город. Погода великолепная.
Ершов. Благодарю покорно: моя жизнь ещё нужна отечеству.
Сергей Прокопенко. Костёр разведём. Холодно не будет. Право, господа. Проедем две-три станции и уйдём куда-нибудь в лес. Так надоели эти комнаты! Здесь и воздуху настоящего нет. Ведь сегодня великий день, господа. Татьяна Павловна, я сниму чехлы: пусть будет как на Пасху?
Татьяна Павловна. Перестаньте, Прокопенко, вы не мальчик.
Сергей Прокопенко. Ничего нельзя.
Николай Прокопенко. Серёжка прав. Кой чорт мы все носы повесили! Кто хочет веселиться?
Ершов. Готов.
Николай Прокопенко. И плясать будешь?
Ершов. Буду.
Николай Прокопенко. А Доримедонт Доримедонтович?
Сниткин. Буду.
Общий хохот.
Лазарев. Для такого удивительного случая вы должны сыграть, Лидия Валерьяновна.
Лидия Валерьяновна (улыбаясь). С удовольствием. (Идёт к роялю.)
Сергей Прокопенко. Лидия Валерьяновна, кадриль.
Николай Прокопенко (хохочет). В первой паре Серёжка со Сниткиным, во второй я с Аркадием Тимофеевичем.
Встают в пары. Лидия Валерьяновна играет первую фигуру кадрили. Общий хохот. В это время входят Иван Трофимович и Подгорный. Всё сразу смолкает. Все поражены контрастом общего веселья с усталым и грустным лицом Подгорного. Пауза.
Иван Трофимович. Они плясы затеяли тут, соколики.
Шум сразу возобновляется. Все здороваются с Иваном Трофимовичем и Подгорным.
Николай Прокопенко. Доримедонт Доримедонтович… Ха-ха-ха… Умную Катю забыл… Ха-ха-ха…
Иван Трофимович. А сам-то хорош.
Сергей Прокопенко. Андрей Евгеньевич, какое счастье! А?.. Вы знаете, в столовой уже кахетинское приготовлено.
Ершов. И теперь начнутся речи, речи, речи…
Николай Прокопенко. Обязательно.
Подгорный. Господа, давайте сегодня без речей. Попробуем сегодня ни о чём не думать?
Татьяна Павловна. Мыслящим людям трудно ни о чём не думать.
Ершов. Андрей Евгеньевич хочет, как мальчик, прыгать через верёвочку.
Подгорный. Да, пожалуй. Во всяком случае, бросим на сегодняшний день все умные книги и не будем произносить длинных речей. Впрочем, как хотите.
Сергей Прокопенко. Я за речи.
Ершов Я тоже.
Николай Прокопенко. Только, чур, Серёжка говорит последний, чтобы желающие могли спастись бегством.
Сергей Прокопенко. Глупо.
Входит Вассо.
Вассо. Пожальте – катыхынски готово.
Шумно направляются в столовую.
Ершов (давая дорогу Лидии Валерьяновне). Даме почёт и уважение.
Иван Трофимович. Григорий Петрович, вы мой сосед, вы, кажется, один только пьёте пиво.
Ершов. И я тоже.
Николай Прокопенко. А ещё поэт.
Ершов. При чём тут поэзия?..
Лазарев. Господа, пропустите вперёд хозяйку.
Сергей Прокопенко. Я предлагаю, господа, чтобы сегодня хозяйки не было, – да здравствует коммуна!
Николай Прокопенко (в дверях). Андрей Евгеньевич, а как бы хорошо теперь в лес, на воздух!
Подгорный. Ну проходите, проходите…
Сцена некоторое время пуста. Из правой двери быстро выходит Вассо – он в пальто и в шляпе. Из прихожей в то же время врывается Пружанская.
Пружанская (загораживая дорогу Вассо). Я на одну минуту. Ради Бога, простите, я всегда забываю ваше имя – Таракан. Это ужасно смешно, но не обижайтесь. Я совершенно не хочу вас обидеть. Я даже говорила Татьяне Павловне: «Его зовут Тараканом – это неблагозвучно». Если обязательно надо насекомое – можно было бы назвать Мотылёк, не правда ли? Ради Бога, Таракан, извиняюсь, что случилось?.. Не мучайте меня!..
Вассо. Катыхынски малё – ещё две бутилки велели купить… (Хочет идти.)
Пружанская (удерживает его). Кахетинского… ничего не понимаю… Ха-ха-ха… Ах, какой смешной… Простите, простите, простите, я страшно смешлива… Председательница Гигиенического общества[17] говорит мне: «Вы, Любовь Романовна, смешливы, как дитя». Я отвечаю ей: «Это потому, Марья Васильевна, что я люблю жизнь…» Вы так смешно говорите… Но я люблю иностранцев, я страшно люблю иностранцев… Секретарь Общества борьбы с народной грубостью говорит мне: «Любовь Романовна, вы космополитка». Я говорю: «Да, я космополитка – и горжусь этим…» Я вас задерживаю. Но ещё два слова… Умоляю вас.
Вассо. Какие два слова – ви весь альфавит испробовали…
Пружанская. Ха-ха-ха… Это прямо очаровательно. Господин Таракан, если бы я была моложе – я бы обязательно в вас влюбилась, обязательно-обязательно-обязательно…
Вассо. Благодарю вас. (Хочет идти.)
Пружанская (удерживает его). Совершенно серьёзно. Ха-ха-ха… Такой смешной… В вас есть что-то восточное, господин Таракан, уверяю вас. Именно, восточное. Совсем как у Лермонтова… Ах, я всё болтаю, простите, умоляю вас. Но два слова, только два слова: что журнал?
Вассо (морщится и машет рукой). Тц-э… Какое мне дэле до жюрьналя – моё дэле на аленях ездить.
Пружанская. На оленях, что это такое? Но он преуморительный… Ха-ха-ха. Вы мне обязательно должны сказать, обязательно…
Вассо. Ви стойте здэсь, сама с собой говорите – я за катыхынским схожу. (Уходит.)
