Николь. Габриэль, ты здесь!
Габриэль. Я шла мимо и зашла. Уже ухожу.
Николь. Ты пришла меня поздравить?
Габриэль. Исключительно для этого.
Николь. Ты в разводе с Эрве уже семь лет, и ты пришла меня поздравить! Как это мило с твоей стороны!
Габриэль. До свиданья, моя дорогая! (Целует Николь и решительно направляется к двери.)
Все стремительно бросаются к ней и окружают ее кольцом, кроме Кристиана и Жизели, которые суетятся около Николь, почти теряющей сознание в кресле.
Нет! Нет! Бесполезно! Не беспокойтесь. Привет. Да выпустите меня наконец! Нет, Пьер, нет! Все кончено, сорвалось! Прощайте!
Николь. Габриэль!
Габриэль. До свиданья, дорогая, и еще раз браво!
Николь. Габриэль, ты приходила из-за Жозефины?
Габриэль. Да, дорогая, я лгать не умею.
Николь (к Эрве). Ты это знал?
Эрве. Да, дорогая, я лгать не умею.
Николь (вытаскивает Робера из-под письменного стола, куда он спрятался). Ты это знал?
Робер. Начались мои мучения!
Габриэль (к Эрве). Ха-ха! Уж она-то сыграет твою пьесу!
Николь. Спасибо, дорогая! Как это по-дружески! Открыто признать, что роль не для тебя.
Габриэль. Уйдем отсюда, а то я ее укушу!
Эрве. Жозефину будешь играть ты!
Николь и Габриэль. А! А!
Эрве. Жозефину будет играть Габриэль!
Габриэль. Дублершей мадам Гиз я не буду!
Николь. Мадам Гиз посылает тебя на…
Робер закрывает ей рот рукой.
Габриэль. Эрве, выпусти меня!
Пьер. Мамочка!
Габриэль. Пьер, выпусти меня!
Байар. Отпустите ее, берегитесь! Она на все способна, когда
ее доводят до такого состояния! Пойдем, Габриэль!
Николь. На помощь! (Ей плохо.)
Николь укладывают на диван, и все окружают ее. Габриэль тоже подходит к ней.
Робер. Она потеряла сознание…
Габриэль. Всерьез или нарочно?
Робер. Если будет говорить бессвязные слова, то всерьез.
Николь (в беспамятстве). Габриэль, мерзавка…
Габриэль. Всерьез.
Hиколь (в беспамятстве, с закрытыми глазами). Скажите императору, что перед смертью я его благословляю и сына тоже! А Мария-Луиза пусть сдохнет!
Робер. Отправляю ее в Швейцарию, пусть лечат сном! Ты ее больше не увидишь! И я тоже! Какое будет счастье!
Габриэль. Нет! Ну всегда, когда имеешь дело с Эрве, без драм невозможно! Видите, с самого первого дня начинается! Нет! Я уже вышла из этого возраста!
Эрве. То есть, как так, без драм? Кто их здесь устраивает? Ты набрасываешься на меня, швыряешь мне в лицо пьесу, и я же еще устраиваю драмы!
Габриэль. Одну за другой! Ты с целым миром на ножах!
Эрве. Послушайте, что она несет! Только послушайте! А ты, когда в последний раз снималась, сломала стул об Антониони!
Габриэль. Антониони – гений, и его я уважаю! Я просто в него запустила пьесой!
Эрве. Да это привычка! Как только ей в руки попадает пьеса, она сразу же должна залепить ею в автора!
Габриэль. Дай же мне пьесу!
Эрве. Мне тоже дайте пьесу, я буду обороняться! (Хватает толстую пьесу.) «Сапог Сатаны»! Этим я ее прикончу!
Габриэль берет с полки огромный том. Габриэль и Эрве устремляются друг на друга. Робер и Пьер сдерживают Эрве, Байар – Габриэль. В дверь справа входит Франсуаза и бросается на помощь Байару.
Робер. Эрве! Эрве!
Пьер. Папа! Папа!
Байар. Габриэль, Габриэль…
Франсуаза. Мадам, мадам…
Кристиан (вопит). Репортеры! Репортеры из газет!
Все прекращается как по мановению волшебной палочки. Габриэль, Эрве и Николь позируют двум репортерам, вошедшим вслед за Кристианом. Габриэль и Николь целуются, прижимаясь к груди Эрве.
Занавес
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Жизель и Байар распечатывают телеграммы.
Жизель. «Ни пуха ни пера».
Байар. «Ни пуха ни пера».
Жизель. «Ни пуха ни пера».
Байар. «Ни пуха ни пера».
Входит Кристиан в форме гвардейца старой гвардии, с пачкой телеграмм в руке; протягивает их Байару и Жизель с трагическим видом утомленной примадонны.
Кристиан. Нет, нет, нет, дети мои! В день генеральной мне не до телеграмм. Есть дела поважнее. Сегодня вечером я выс-ту-па-ю!
Байар. Но ты говоришь только одну фразу!
Кристиан. Это-то и самое трудное! (Выходит.)
Жизель. «Ни пуха ни пера».
Байар. «Ни пуха ни пера».
Входит Робер с планом зрительного зала в руках и пересекает всю сцену.
Робер (зовет). Маринетта! Сколько ни следи, на какое-то место всегда посылают два приглашения. Если бы я не проверил, Жан Габен сидел бы на коленях у Жюльетты Ашар. Маринетта! (Выходит.)
Байар. «Ни пуха ни пера».
Посыльный (входит с корзиной цветов). Это для мадам Габриэль Тристан.
Жизель. «Ни пуха ни пера».
Байар. Поставьте сюда, ее комната полна.
Посыльный ставит корзину и выходит.
(Распечатывает следующую телеграмму.) А эта даже в стихах:
«Ни пуха ни пера я вам желаю,
И можете сказать гостям,
Что в день премьеры разрешаю
Послать меня ко всем чертям!»
Жизель. Ах, как вы прекрасно декламировали! Какой талант и… уж простите вашей давней поклоннице: какой талант и какие ноги!
Байар. И вы тоже! Как все! Это меня будет преследовать до последнего вздоха! Ах, Жизель, если бы вы знали, на какую Голгофу идет драматический актер на школьных утренниках в „Комеди Франсэз"! Когда мы выходим на сцену в коротких штанишках, то каждого из нас встречает волна шепота: «Ах, у него икры очень худые! Ах, у него икры слишком толстые!» Нежные создания, какую ненависть я к ним испытывал!
СЦЕНА ВТОРАЯ
Входит Робер, толкая перед собой Франсуазу и Пьера.
Робер. Они целовались! Они целовались! Я их застал в зале, когда они целовались. Да прекратите вы это, скорпионы! (Франсуазе.) Эрве витает в облаках, верит, что вы влюблены в него. Если он узнает, что вы жених и невеста, это будет светопреставление! А при светопреставлении всегда первая жертва – я! Так что, Пьер, не устраивай катастрофы за несколько часов до генеральной. Договорились?
Пьер. Так ведь опасность уже миновала!
Байар. Наоборот, это самый опасный момент!
Влюбленные опять целуются.
Жизель. Франсуаза, ну будьте разумны! Если мой муж вас увидит…
Байар. Это написано черным по белому в моей инструкции! Но они никогда в нее не заглядывают! Вот, смотрите!… (Показывает.) …Буква «Г»! Генерал де Голль… Грюндинг… Генеральная репетиция! «В день генеральной репетиции, если автор закатывает одну истерику, Габриэль закатывает две». Это неизбежно.
Робер. Франсуаза, если вы пропустите последнюю примерку, платье будет плохо сидеть.
Франсуаза. Платье! (Выбегает.)
Пьер. Я с тобой. (Хочет последовать за ней.)
Робер преграждает ему дорогу.
Робер. Нет! На сцену! На сцену! На сцену.
Пьер (в дверях, вздыхая). Я ее не целовал пятнадцать дней. Больше не могу! (Выходит.)
Робер обращается к Байару и Жизели с видом человека строгого, но справедливого – вождя, преодолевающего все препятствия.
Робер. Я им ничего не спускаю.
Жизель. Ну, а все остальное как?
Робер. Ничего… Николь играет одноактовку: это не то, о чем она мечтала, но… играет. Поэтому она оставила всех в покое.
Голос Николь. Кристиан!
Робер. Почти оставила.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Николь входит справа.
Николь. Кристиан! Где Кристиан? Посмотрите, что мне дали вместо скипетра! Из восьмого ряда будут думать, что у меня карандаш в руках! Я хочу, чтобы скипетр был похож на скипетр! Это очень важно для моего персонажа!
Все потихоньку исчезают, кроме Робера, смирившегося с безвыходностью положения.
Мне необходимо опираться на вещественный символ власти! Символика предметов в театре – это основное, дети мои! Почему все разбегаются, как только я вхожу? Если вам неинтересно разговаривать со мной, так и скажите! Но не здесь собака зарыта! Стараешься глубже копнуть, достичь корней творчества, но это никого не интересует в нашем омещанившемся театре!
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Слева входит Кристиан в форме солдата второго года Республики, в руках у него огромный шест.
Николь (кричит). Нет, нет, Кристиан! Это ты нарочно! Ты что, хочешь меня с ума свести?
Робер исчезает в правую дверь, как только Николь начинает кричать.
Кристиан. В чем дело?
Hиколь. Действие происходит в трехтысячном году. Тогда такие скипетры не носили.
Кристиан. Мадам, мы вам сделаем другой. (Бежит к левой двери.)
Hиколь. Кристиан! Как я тебе вчера на костюмной репетиции?
Кристиан. Очень. Хорошо! (Он искренен и поэтому попадается.) В самом деле, очень хорошо! Зал не мог в себя прийти! Все говорили: «Ну Николь и дает!» Все просто окаменели.
