Оттилия. За это страховая компания уплатила триста тысяч.
Франк Пятый. Оттилия, я должен бродить под видом священника, чтобы меня никто не узнал! Никогда дела частного банка Франков не шли так плохо, и это при моем правлении! Провал, полный провал!
Оттилия. Что за ерунда!
Франк Пятый. Никакой я не директор банка, я, к сожалению, очень и очень хороший человек.
Бредет через зал, жалуясь на свою судьбу.
Франк Пятый.
Третий Франк, Гонконга властелин,
Маковых плантаций и долин,
Колумбийский идол, исполин! —
Ты людей давил, как пластилин.
Конопля, да мак, да кока…
Миллиарды — всякий раз! —
Уж ты сам не помнил — сколько
Слушать славный тот рассказ,
Оседлав твои колени,
Мне мальчишкой довелось.
Где же ты, былое время?
Безвозвратно унеслось.
Оттилия. Не волнуйся. Иди. Почитай своего Гёте или снова займись Мёрике[5].
Франк Пятый (берет две книги). Гёте! Мёрике! Я теперь просто не способен сосредоточиться на благом мире духа. Когда я смотрю на своих предков, я валюсь на пол от стыда. (Бредет дальше.) На литературу им было наплевать. Слово «благотворительность» они никогда не слышали, никогда не ступали на порог церкви, но жизненная сила била у них через край. А что я? Они заправляли игорным бизнесом, а я — председатель церковного общества, при них бордели росли как из-под земли, а я устраиваю поэтические вечера! (Швыряет обе книги на пол.) А их дисциплина! Они разрушали континенты своими махинациями, но их служащие — все без исключения — были порядочными людьми. А у меня? Все жульничают, даже уборщица и та ворует, и я не отваживаюсь сказать ей слово из страха: а вдруг она что-то знает. Ах, почему я не могу быть здоровым, сильным коммерсантом, какими были мои праотцы!
Франк Четвертый, ты, отец родной!
Я — твой бестолковый сын дрянной,
Кто за мусор честности пустой
Платит богомерзкой нищетой.
Скинут был Дюпон[6] великий,
Чтоб гребла твоя рука —
В марте — медь; в апреле — никель;
В мае — нефть и ВПК.
Ты, лишь пикнет кто, — любого
Мигом втаптывал в навоз.
Не вернуть уже былого!
Все навеки унеслось!
Стук в дверь справа.
Франк Пятый. Уборщица.
Оттилия. Если Эмми тебя увидит, все кончено!
Франк Пятый. Задуши ее на месте.
Оттилия. Задуши! Всегда я да я. Задуши ты хоть раз.
Франк Пятый. Я не умею, Оттилия, я не умею.
Оттилия. И к тому же уборщицу, сейчас, когда они такая редкость.
Франк Пятый. Надо — значит, надо.
Оттилия. Пойди в соседнюю комнату.
Франк Пятый. Это не поможет, она же меня слышала. Придуши ее, бедняжку Эмми.
Снова стук. Франк прячется за портретом одного из предков. Оттилия снимает с плеч шелковую шаль, садится за письменный стол, готовит удавку.
Стучат в третий раз.
Оттилия. Войдите.
Справа входит Бёкман.
Бёкман. Милостивая государыня!
Оттилия (с облегчением). Бёкман!
Франк выходит из-за портрета предка.
Франк Пятый. Мой управляющий! Мой лучший друг! Слава Богу, Эмми спасена.
Присаживается рядом с Оттилией за письменный стол.
Оттилия. Что стряслось, Бёкман, почему так поздно?
Бёкман. Пропащая моя жизнь.
Франк Пятый. Ну, дружище, ну!
Бёкман. Я был сегодня у нашего доверенного врача. Он швырнул мне правду в глаза.
Молчание.
Бёкман. Я не открыл вам ничего нового, не так ли?
Оттилия. Бёкман… (Она возмущена.)
Бёкман. Надо же, мне без конца твердят, что мои проблемы с желудком — дело безобидное, клянутся всеми небесами, а теперь оказывается, что уже поздно.
Франк Пятый. Доктор Шлоберг — человек чести.
Бёкман. Конечно. Он же прикрывал каждое наше убийство диагнозом.
Франк Пятый. Всякий врач может заблуждаться.
Бёкман. Ну, в заблуждение он все эти годы вводил не себя, а меня. Вам это точно известно.
Франк Пятый. Ты же не будешь утверждать… (Он возмущен.)
Бёкман (категорически). Буду.
Молчание. Франк с достоинством поглядывает на свою жену.
Франк Пятый. Если это безусловно необходимо. Говори, Оттилия.
Оттилия. Всегда я!
Франк Пятый. Я этого просто не могу. Бёкман — мой друг. Мой единственный друг.
Оттилия (подбирая слова). Бёкман… доктор Шлоберг — видишь ли, доктор Шлоберг нам еще два года тому назад…
Бёкман. Два года тому назад?
Оттилия. Доктор Шлоберг рекомендовал неотложную операцию, но мы опасались…
Бёкман. Чего вы опасались?
Оттилия. Бёкман, мы опасались, что ты под наркозом позволишь себе кое-какие высказывания… доктор Шлоберг сам не оперирует, и мы должны были бы отправить тебя в клинику, а на это мы просто не решились.
Молчание.
Бёкман. Из страха вы оставили меня подыхать.
Франк Пятый. Бёкман, я…
Бёкман. Из страха. Все, что мы делаем, мы делаем из страха. Из страха перед разоблачением, из страха перед тюрьмой, и вот я сейчас вдруг стою перед смертью, и страх вдруг настиг меня.
Франк Пятый. Бёкман, Гёте в своих «Максимах» говорит…
Бёкман. Оставь меня в покое со своим Гёте!
Оттилия. Бёкман, я не хочу защищать Готфрида и себя. Ты наш лучший друг, и мы тебя предали. Хорошо. Но это произошло не только из-за страха. Ты узнал правду о себе, Бёкман, а теперь ты должен узнать правду о нас: у нас есть дети.
Бёкман (уставившись на обоих). Дети?
Оттилия. Двое.
Франк Пятый. Герберту двадцать лет, он учится в Оксфорде.
Оттилия. По специальности «Национальная экономика».
Франк Пятый. Франциске девятнадцать, она воспитывается в Монтрё.
Оттилия. В одном пансионате.
Бёкман. Они что-нибудь знают о наших коммерческих методах?
Франк Пятый. Они ничего не знают о нашем банке.
Оттилия. У нас вилла на Боденском озере, они к нам туда приезжают на уик-энд и во время каникул.
Франк Пятый. Там мы фигурируем под именем Хансены.
Бёкман. Хансены.
Франк Пятый. Под этой фамилией мы купили еще одну виллу в Испании. На взморье.
Бёкман. Ваши дети принимают вас за честных людей?
Оттилия. Они верят в нас.
Франк Пятый. Они почитают нас.
Оттилия. Они нас любят.
Франк Пятый. Мы ведем счастливую семейную жизнь.
Бёкман. Счастливую семейную жизнь. И для того, чтобы вы могли вести эту счастливую семейную жизнь, вы оставляете меня подыхать.
Оттилия. Бёкман! Я, как и ты, измотана нашим жестоким бизнесом, я старая женщина, которая уже много лет плетется по этой ужасной жизни с помощью морфия. Я пропащая, я проклята, Господь может поступить со мной как ему заблагорассудится, но мои дети не должны жить так, как я, они должны иметь возможность быть порядочными людьми, угодными Богу и людям.
Франк Пятый. Все, что мы сделали, мы сделали ради наших детей.
Молчание.
Бёкман. У вас есть дети. И для меня дети — самое высокое, самое чистое, самое невинное. Я всегда тосковал по детям. Не по своим — мы, управляющие, вообще-то скептически настроены по отношению к собственной наследственной массе — по детям из приюта или что-то в этом роде. Я всю жизнь мечтал основать приют. Но теперь все позади.
Франк Пятый. Крик! Это же был крик.
Оттилия. Пойли Новичок со стариком Хеберлином в подвале.
Франк Пятый. Бедный Лукас Хеберлин, добрый Лукас Хеберлин…
Бёкман. Прощайте. Завтра вы увидите меня снова. В бухгалтерии. На своем посту. (Уходит направо.)
Франк Пятый. А еще говорят, что в мире бизнеса нет гигантов.
Берет книгу, начинает читать.
Оттилия. После Бёкмана останется два миллиона. Они достанутся нам.
Франк Пятый (кладет книгу на письменный стол). Оттилия! Бёкман — мой лучший друг.
Оттилия. Ты не хочешь взять его деньги?
Франк Пятый. Не для нас, для наших детей.
Франк снова принимается за чтение.
